Солнце зашло совсем недавно. Томми включил налобный фонарь и полез с ИТО по трещине. Наконец он снял кошки и начал лезть в свободном стиле. Позже он писал:
Грубая поверхность скалы режет мою кожу. Кровь брызжет на камни. Одежда смерзается. С каждым движением лед скалывается с куртки и со звоном летит вниз по скале. Веревка становится жесткой, как стальной трос. Я лезу быстрее, пытаясь выработать больше тепла… Иногда моим единственным вариантом было раскрошить лед с инеем, который блокировал продвижение. Град из ледяных обломков сыпался Алексу на голову. Большие куски ударяли по его спине и плечам с глухим стуком.
«Ты в порядке?» – кричу я вниз.
«Да, парень, ты молодец», – отвечает Алекс, но его голос звучит напряженно.
Все это время я был одет в две куртки – в большой пуховик и легкую куртку Томми. Он лез только в своей курточке с капюшоном и хардшеле. Удивительно, но после того, как он промок, а затем забрался гораздо выше, то снова высох и согрелся. В течение 45 минут подряд я занимался лишь страховкой и еще 15 минут поднимался по веревке, поэтому порядочно замерз. То, что Томми смог подниматься в таком холоде, было впечатляющим. Жесткий мужик.
Наконец угол стены стал несколько положе. Зато теперь в темноте Томми лез 180-метровый питч из снега и смешанной породы. Оставалось просто карабкаться, но по заснеженной поверхности. Так как у нас был только один ледоруб, Томми лез с ним. Это означало, что мне придется лезть simul-climbing в кошках, подвязанных ремнями, без какого-либо инструмента. Веревка просто исчезла в темноте, и я не знал, установил ли Томми хоть одну точку страховки. Я лез вторым, только по его следам, которые показывали мне маршрут, и в основном хватался руками за камни. Это было страшно.
В 02:00 мы не стали подниматься на вершину. Чуть ниже мы нашли укромный уголок с карнизом. Он дал нам укрытие от ветра, чтобы установить палатку. «Ну и денек!» – воскликнул Томми.
Мы расположились внутри палатки и разложили наш единственный спальный мешок. Снова пуховик достался мне, а Томми, не жалуясь, дрожал всю ночь.
Должен признать, что пока мы были на этой огромной стене, я находился вне зоны комфорта. Это был один из самых трудных дней восхождения.
Всего через три часа прерывистого сна мы собрали лагерь и пешком поднялись на вершину Фиц Рой. Мы не стали там задерживаться, все еще ощущая себя вымотанными, а только сделали несколько фотографий. С этого момента мы уже пошли дальше маршрута Care Bear Traverse, проложенного Фредди Уилкинсоном и Даном Драммондом в 2008 году.
Чтобы спуститься с Фиц Роя вниз к седловине, пролегающей между ним и Aguja Kakito, мы должны были сделать 20 спусков дюльфером вниз к французско-аргентинскому маршруту. Мы шли, словно под водопадом. Три дня солнечной погоды на южной стороне стены растопили все вокруг. Веревки были как губки, а мы промокли, но это не было большой проблемой, так как день был солнечный и славный. Наш знакомый Уит Марго только что успешно провел клиента к одному из ледовых маршрутов на другой стороне Фиц Роя. Мы столкнулись с ним у вершины. Он дал нам хорошую подсказку, как найти шлямбур для спуска дюльфером. Его подсказка оказалась весьма кстати. Когда мы уже спускались, ледоруб его клиента пролетел томагавком мимо нас со скоростью около миллиона километров в час. Ледоруб выпал случайно, и это была неприятная неожиданность.
Перейдя седловину между Фиц Роем и Kakito, мы оказались на неизведанной местности. Нам удалось найти путь вокруг различных остроконечных вершин Kakito. Было уже 18:00, когда мы стояли у подножия северной грани Aguja Poincenot. Здесь мы столкнулись со вторым сложным подъемом на маршруте, проложенном Дином Поттером и Стефани Дэвис в 2001 году. Это серьезный 300-метровый маршрут, местами с плохой поверхностью скалы и слабой страховкой на нескольких питчах. Дин и Стеф оценили его в 5.11d A1.
Начинали сказываться три дня безостановочного лазанья. У Томми стала сильно болеть кожа на пальцах. На Poincenot я лез лидером всю стену, но вместо simul-climbing Томми лез вторым по веревке, чтобы сохранить свои пальцы. Я делал короткую страховку так часто, как мог, чтобы облегчить Томми задачу. Я привязывал середину веревки к шлямбуру, чтобы он мог подниматься по ней, пока я лез соло.
Я переобулся в скальные туфли для одного из немногих случаев на траверсе. Мне удалось пройти 300 метров всего за три с четвертью часа. По пути, уже рядом с вершиной, встретился только один питч с действительно плохой поверхностью, но он был легким. Еще был плохо защищенный участок ближе к нижней части маршрута. В основном же маршрут шел по хорошим прямым трещинам, я просто двигался вдоль них. Я чувствовал себя так, будто снова вернулся домой в Долину. Действительно комфортное лазанье.
Измученные, мы поднялись на вершину Poincenot. Мы все еще хорошо справлялись и лезли так же эффективно. Идя траверс, мы находили время, чтобы сделать короткие передышки и снять видео на камеру Томми. За кадром мы рассказывали о нашем предприятии. Например, во время одной остановки Томми сказал: «Это должно быть самое живописное место во Вселенной». На вершине Фиц Роя я видел каких-то альпинистов, может быть, в 150 метрах ниже нас. Они двигались по другому маршруту. Я не мог удержаться, чтобы не выкрикнуть: «Там есть люди! Мы собираемся спуститься вниз и обнять их!» Теперь уже камера была у Томми, и он сказал: «Расскажи, где мы находимся». Я покорно ответил: «Мы на вершине Poincenot!» Может быть, все это банально, но кто знает, что хороший монтажер сможет сделать с этим материалом.
Мы разбили палатку на южной стороне чуть ниже вершины Poincenot и смогли выкроить еще несколько часов для сна. Пока я готовил обед, Томми пытался построить маленькую площадку из камней под палатку, чтобы мы смогли поспать на ровной поверхности. В конце концов он сдался на половине дела, потому что у него не получалось построить ее правильно. Полка, на которой мы расположились, была слишком скалистой и деформированной. Наши ноги свисали в разные стороны, в спину упиралась куча камней. В палатке творился полнейший беспорядок, но спали мы достаточно хорошо. Усталость творит чудеса. Хотя я до сих пор помню эту стоянку как самую худшую на всем траверсе.
К этому моменту мы выглядели изможденными. Мы не получали достаточно пищи, чтобы восполнять сжигаемые калории, и ели почти на ходу. Я помню, как мы ели поленту сломанными солнцезащитными очками Томми, потому что не смогли найти нашу ложку. Зато у нас получалось избегать обезвоживания благодаря соломинке, которую мы взяли с собой, чтобы высасывать воду из маленьких huecos (естесственных выемок) в горной породе. Кроме того, мы ели снег, пока страховали друг друга.
От нашей одежды и снаряжения остались одни лохмотья. Обувь разваливалась, а пол в палатке был полон дыр вследствие стоянок на неровных камнях. Наши брюки были разорваны. Мы умудрились прожечь дыру и в спальном мешке. Наши рюкзаки были повреждены от того, что мы тащили их через скальные камины. Где-то по пути Томми уронил один из своих скальников. Мы даже не заметили, как он исчез, просто взял и пропал. Можно сказать, что на Fitz Traverse мы протестировали сразу целую линейку снаряжения.
Спуск вниз на 900 метров к южной стороне Poincenot оказался, по сути, вторым ключом на всем траверсе. По этой стене редко лазают, но мы определенно должны были найти стационарные шлямбуры, оставленные другими людьми, которые прокладывали траверс. Если бы мы не нашли эти шлямбуры, то могли использовать наше снаряжение и забить свои шлямбуры. Спускаться дюльфером по стене, которую ни разу не видел, и искать эти затерявшиеся шлямбуры – страшное занятие. Я соскользнул на 55 метров вниз и подумал: «Мама дорогая, надеюсь, я найду этот крюк!» Мы спустились вниз лазаньем на столько, на сколько смогли, но большую часть пути вниз пришлось дюльферить. В какой-то момент Томми просто взял камень и заклинил его в щель сантиметров на 10 в качестве точки страховки. Я сказал: «Ничего себе. Ты когда-нибудь уже так делал?» Томми успокоил меня: «Это бомбер» (абсолютно безопасная точка страховки).
Мы так ни разу и не отклонились от маршрута, а этот спуск выполнили идеально.
К этому моменту мы шли почти на автопилоте. Томми хорошо описал наше состояние в Alpinist:
Время от времени наш взаимный бред создавал своего рода электрический заряд, как во время грозы. Наш мозг выделял химические вещества: допамин, норадреналин, эндорфины. Фокус внимания сужался и усиливался. Мы, казалось, все больше и больше начинали думать как единое целое. Шестое чувство предупреждало нас о каждом рыхлом каменном блоке. Каждый шаг был уверенным и точным. Абсурдность положения делала нас легкомысленными.
Мы начинали думать, что нам действительно придется сойти с траверса. Оставалось пройти еще три башни, хотя ни одна из них не была такой высокой или серьезной, как Poincenot. Мы взялись за маршрут Пиола и Анкера (Мишель Пиола и Конрад Анкер – известные французский и американский альпинисты) на Aguja Rafael Juerez. Это еще 300 метров, в 1989-м во время первопрохождения оцененные как 5.11a A1, но рельеф здесь в основном хорош. Я лез лидером в скальных туфлях, в то время как Томми поочередно поднимался вторым по веревке или шел simul-climbing. К завершению маршрута я уперся в 45–метровую трещину 5.10b, для которой подходили только эксцентрики № 4. Один из краев трещины был покрыт льдом. У меня не было подходящего эксцентрика в наборе, так что я затолкал № 3 и, проверяя, потянул за него. Он был слишком мал и вываливался наружу, его пластины едва цеплялись за края трещины. Он бы никогда не удержал от падения, но, по крайней мере, помог с продвижением. Это было лишним доказательством того, что в Патагонии вы убедитесь, насколько сильно вещи могут не соответствовать своему назначению.
