Прежде всего – самих себя.
На самом деле для счастья нужно ну очень мало. Это не философско-оптимистичная пурга. Это то, что проверено на себе. Для счастья необходимо лишь желание. Нужно захотеть быть счастливым и больше не ждать наступления, приобретения, возобновления чего-либо или кого-либо. Абсолютно хорошее время никогда не наступит – надо научиться жить настоящим и одновременно стремиться к «своему» будущему. Вот моя установка на наступивший год.
Иногда, для того чтобы стать счастливым, нужно вернуться туда, где был счастлив. Позавчера я вернулся в Стамбул. Здесь снег пышными хлопьями, замерзшие чайки, горячие бублики-симиты, гранатовый фреш через каждые десять шагов и те родные люди, по которым, оказывается, так сильно скучал. Это понимание пришло тогда, когда я увидел этих разных, красивых и очень своих.
«Тебе не кажется, что ты слишком задержался в деревне? Меня так и подрывало тебе написать: хорош страдать. Дуй домой, иначе совсем там, pardonnez mon français, заплесневеешь». Элиш, превратившаяся из брюнетки в блондинку, обнимает меня и говорит: «Едем обмывать возвращение вечноноющего сына». Сэм, не изменяя своим чешским корням, более сдержан. «Наконец-то ты дома. Разнесло тебя, братишка, пора на спорт. Но перед этим надо как следует объесться».
Хорошо, что я дома.
Спустя три часа мы сидим на маленькой кухне моей Белой квартиры. Занесли чемоданы, постелили коврик для Айдынлыг и бегом на кухню. Никакой особенной сервировки, никаких кулинарных изысков. Жаренная на сливочном масле картошка, маринованные белые огурцы из маминого погреба, морковный салат на вреднючем магазинном майонезе, слойки с картошкой…
Еще одно подтверждение тому, что для счастья нужно совсем немного. «Этот день надо зафиксировать. А вдруг ты с утречка укатишь обратно, и мы не сможем себе доказать, что ты был с нами. Подумаем, что мы перепили и нам все приснилось». Сэм возносит айфон над нами, щелчок отснятого кадра, и еще один день моего счастья теперь можно легко вспомнить. Хотя зачем его специально вспоминать, если он и так навсегда останется со мной? Этот день уже часть меня.
Ребята ушли по домам, а я выхожу на балкон и приветственно киваю Босфору: «Здравствуй, родной. Я скучал. Завтра мы с Айдынлыг спустимся к тебе и будем долго беседовать. Я расскажу о том, что мне уже не так больно и совсем не страшно. Оказывается, целесообразность любых наших претензий к миру равна нулю, а наше прошлое бесценно лишь для нас самих. Поэтому нужно перестать его бояться и от него убегать.
А еще я расскажу тебе о том, что наконец-то открыт для нового. Новых людей, идей, любви. Оказывается, ее не надо искать, ждать, перебирать, отвоевывать. Она сама придет тогда, когда почувствует, что ей открыты, готовы. У любви ведь высокая степень чувствительности. Она чувствует все – вплоть до незначительного учащения пульса и прерывистого дыхания. Так что нам остается дышать глубже, спокойнее и не впадать в крайности».
Я снова здесь. В одной из квартир желтой пятиэтажки, которая расположена на урбанистическом холме, с видом на пролив. Буквально за пару дней я вольюсь в ритм самого душевного мегаполиса на планете. Разберу чемоданы, наведу порядок дома, вытащу новый комплект постельного белья, застелю кровать, вымою окна и вытащу свои кастрюли, сковородки.
Я снова начну готовить. Ладони снова будут пахнуть куркумой, мятой и чабрецом. В холодильнике снова появятся фрукты, грибы, овощи, зелень. Я буду любить жизнь еще сильнее. Без ожиданий и самокопаний.
Я обещаю себе в наступившем году любить. Что может быть лучше и важнее?..
Я люблю белый цвет. Утром выглянул в окно и увидел сонный Стамбул, накрытый снежным одеялом. Вьюга за ночь утихла, теперь можно спокойно погулять у Босфора. Заодно надо зайти в маркет, купить шампиньонов. Буду готовить суп – в такую погоду самое оно. Пора собираться. Надеваю на Айдынлыг комбинезон – в прошлую зиму она застудила почки на набережной. Моя капризная собака брыкается, протестует и смотрит на меня выпученными глазами. «Какой умник придумал одежду для собак? В ней же неудобно бегать за чайками!» Я продолжаю настаивать на комбинезоне, и Айдынлыг в итоге покоряется.
«Терпеть не могу зиму. Слякотно, противно! Быстрее бы лето». На лестничной площадке встречаем старушку Дуйгу. Зимой она носит бордовую толстовку, а так как она еще и красит волосы в красный цвет, то выделяется на фоне заснеженной улицы так, что ее замечаешь чуть ли не с противоположной стороны квартала. Дуйгу не любит собак. Поэтому держится от нас на расстоянии, брезгливо поглядывая на Айдынлыг. «Пока беспризорные дети на улицах умирают от переохлаждения, собаки ходят в теплых одеждах. Это точно конец света! Жаль, что в декабре он так и не наступил. Ну ничего, мало осталось, я чувствую».
Двери лифта открываются, и только я вхожу в кабину, как Айдынлыг вырывается с поводка, бросается на Дуйгу, облизывает ее нос и быстро возвращается ко мне. Старушка замирает в шоке, двери лифта закрываются.
Я снова вспоминаю бабушку Лале. Вот она, раскатывая тесто для чесночных лепешек, говорит мне: «Злость в человеке от недостатка любви. Поэтому именно ею надо отвечать на горечь тех, кого недолюбили. Но не каждый из нас на это способен. Иногда мне кажется, что такое великодушие есть только в собаках».
Через час прогулки мы возвращаемся домой, и я приступаю к приготовлению сырного супа. В 800 миллилитров молока добавляю около 200 граммов тертого белого сыра (годится любой твердый – пармезан, грюйер и т. д.). Варю на небольшом огне, помешивая. Как только сыр растворился в молоке, приступаю к обжарке грибов.
300 граммов шампиньонов, одну картофелину и лук-порей нарезаю ломтиками, хорошенько обжариваю на оливковом масле. Как только ингредиенты приобретают золотистый оттенок, добавляю к ним два мелко нарезанных зубчика чеснока, черный перец и пару щепоток соли (важно не переборщить со специями, ведь у сыра и так терпкий вкус). Обжариваю буквально две минуты, выливаю овощную массу в молоко и варю суп около десяти минут, не забывая помешивать. Снимаю с огня, даю этому волшебному лекарству от холодов настояться шесть – восемь минут. Подавать сырный суп следует с гренками.
Сигнал пришедшей эсэмэски. «Вари мне суп! Вылетаю. Через четыре часа я у тебя. Панда». Ура, скоро мой добрый друг будет у меня! Она летит из морозной Москвы и, уверен, привезет мои любимые конфеты «Грильяж в шоколаде». Здесь такой вкуснятины не найдешь. Кругом одни восточные лукумы и американские батончики.
Панда любит Стамбул, хоть здесь и не растет бамбук. Мы с ней часами гуляем по улицам – мимо жилых домов, старинных построек и мечетей. «Почему-то именно в Стамбуле все эти здания я воспринимаю как людей. Прямо вижу характер и чувствую какую-то живую энергетику. Вот Айя-София вызывает во мне ассоциации с матерью – теплая, понимающая и верная. Она видела так много всего, что уже воспринимает жизнь исключительно с любовью, смирением и непостижимым для нас спокойствием».
Завтра мы наденем теплые куртки, перевяжемся шарфами, обуемся в угги и пойдем по улицам душевного города. Чаще между нами будет молчание. Лишь решив погреться в маленькой кофейне, она вдруг расскажет о чем-то своем. О том, что везла с собой из другого города.
«Знаешь, душа моя, в последнее время я перестала мучить себя мыслями о переезде. Учусь жить без каких-то больших целей, стремлений. Так легче. Но я хочу солнца. Мне его сильно не хватает. Остается лишь надеяться, что когда-нибудь я накоплю денег на однушку недалеко от тебя. На Новый год послала заявку с этим желанием в мироздание. Как думаешь, меня услышат?»
Я вернулся в город души и сейчас пытаюсь начать все заново. Вроде получается, и вроде верю в себя, но опустошающее чувство иногда наваливается со всей тяжестью. Не хватает сил. В такие мгновения я спускаюсь к набережной, слушаю беседы чаек и пытаюсь не думать о том, о чем тяжко думать.
Но сейчас со мной Панда, и все, казалось бы, неразрешимое становится вполне разрешимым благодаря ее трезвости, рассудительности и небольшой доле скептицизма. Сегодня целых два часа мы гуляли по стамбульским улицам и каким-то непостижимым образом вышли к порогу православной церкви. Я зашел первым. Это был порыв. Желание прикоснуться к новой гармонии, свету – тому, чего не хватает жителям больших городов.
В этом царстве покоя я вспоминаю детство. Как мы с мамой однажды пришли в церковь. В нашем доме хоть и исповедовали ислам, но при этом никогда не разделяли людей по национальности, вероисповеданию, цвету кожи. «У нас всех один Всевышний, сынок. Просто каждый обращается к нему на своем языке. Ведь у каждого сердца свой язык, который может не понимать даже твой самый близкий человек».
Вспоминаю, как мы покупаем желтую пахучую свечу у старушки по имени Евгения и подходим к иконе Девы Марии, «матери всех детей». Сария-ханум, покрыв голову платком, именно так к ней обращалась. И сейчас я тоже перед ней, с горящей свечой в руках. Горячий воск стекает на пальцы, но я не ощущаю высокой температуры. Я слишком сосредоточен на внутреннем. И на губах моих наконец нет ничего, кроме благодарности. Спасибо за то, что я чувствую, ощущаю, слышу. Спасибо за ту красоту, которая вокруг меня. И спасибо за то, что во мне всегда были и есть силы для того, чтобы выбраться из тьмы к свету.
