Его производит над самим собой всемирно известный хирург и ученый Николай Амосов
Осенью 1992 г. я перестал оперировать. Не было физически трудностей, просто решил, что нужно кончать. Негоже старику под 80 вшивать искусственные клапаны в сердце. Исходы таких операций зависят от коллектива в 10–15 человек, каждый может сделать ошибку, а виноват всегда хирург. Именно ему вверяют жизнь больные и родственники, и если мой пациент умрет, всегда можно сказать: «Хирург слишком стар».
Я бы тоже так подумал. Значит, нет у меня морального права оперировать. Тем более что бывшие ученики делали операции не хуже, а может, и лучше. Правда, я остановился вовремя: моя статистика смертности оставалась на уровне средней для института.
Вот так однажды после смерти больного я сказал себе: «Хватит, 53 года оперировал». Еще до того я отказался от директорства, и теперь всех дел в институте хватало на один день в неделю.
Жизнь опустела. Прекратились хирургические страсти, переживания за больных, исчезли физические нагрузки четырехчасовых операций. Сильно уменьшилось общение.
Конечно, в резерве у меня остались наука и писание книг по информатике, философии, социологии, психологии. Но это хорошо лишь в качестве добавки к хирургии. Не зря мне чуть не каждую ночь снятся операции…
Я ничего не изменял в своем режиме: 30 минут гимнастики, 2,5 км бега трусцой, ограничения в пище. Мне всегда казалось, что этого достаточно для поддержания здоровья на целую вечность.
И тем не менее… Спустя полгода, весной 1993 года, я обнаружил, что меня настигает старость. Убавились силы, «заржавели» суставы, отяжелело тело, как будто усталость после работы. Стало шатать при ходьбе. Я не испугался, но опечалился. И даже озлился: нельзя сдаваться без боя!
Начал читать книги по геронтологии, попробовал экспериментировать с гормонами (20 мг преднизолона). Как будто прибавилось жизни: тело снова стало легким, суставы — подвижными. Но нельзя применять гормоны долго, пришлось убавить дозу до 5 мг, и эффект исчез.
Осенью 1993 года пришло время менять кардиостимулятор. Фирма «Интермедико», а точнее, ее представитель Вадим Васильевич Архипов, читатель моих книжек, прислал первоклассный аппарат, просто чудо техники. В октябре Валерий Павлович Залесский вшил его в нашем институте. Эффект почувствовал сразу: бегать стало легче. Но и только. «Старость» не исчезла. Явственно обозначился конец жизни, и захотелось определиться — сколько осталось и какой.
Для этого есть статистика. Средняя продолжительность жизни у нас для 70-летнего составляет 13 лет, 80-летнего — 6,5 и для 90 лет — 2 года. Даже столетний может еще прожить около полугода. И еще цифры: из 100 человек, переживших рубеж 80 лет (как я), до 90 доживает 10, а из сотни девяностолетних к 100 годам остается 6. По переписи 1970 г. в СССР лиц за 90 насчитывалось 300 000, а старше 100 лет — только 19 000.
Было интересно посмотреть «свою компанию» — членов АМН СССР и НАН Украины. Оказалось, что 86 человек живут 80 и более лет, 40–85 и более, и только 8 перевалили за 90. Столетних не обнаружилось. Т. е. вымирание академиков идет по среднестатистическим пропорциям. Это значит — длительность предстоящей жизни после 80 — около 7 лет.
Да и какая жизнь… Насмотрелся я на академиков за свои 30 лет академического стажа. До 80 они доживают хорошо, теряя, правда, значительную долю физического здоровья, но сохраняют интеллект. В последующие 5 лет здоровье сильно ухудшается, хотя инерция ума еще держится. Дальше следует откровенное одряхление.
И еще: обратите внимание, как двигаются люди разного возраста. Маленькие дети бегут вприпрыжку, как в невесомости, а старики едва отдирают подошвы от земли, будто несут большую тяжесть. Увы! «Утяжеление» я заметил по себе.
И вот когда пышно отпраздновали мой юбилей (говорилось: «…еще на многие годы…»), картина предстоящего доживания встала передо мной во всей красе. Жить осталось 5–7 лет, с болезнями, немощно да, не дай Бог, еще и в оскудении умом. Нет! Не согласен!
Так начались размышления, поиски и этот эксперимент.
* * *
По-настоящему механизмы старения не понятны до сих пор. Перечислю главные гипотезы, без претензий на полноту.
1. Программа по расходу энергии: каждому отпущен запас энергии или пищи, израсходуешь — умрешь. Хочешь долго жить — экономь! Гипотеза чисто умозрительная (но на крысах доказано — если экономить с рождения, то жизнь удлиняется аж на 30–40 процентов).
2. Накопление «помех» — нестандартных химических веществ, попадающих извне или образующихся в результате ошибок синтеза. Помехи мешают полезным функциям. Действительно, различные микроскопические включения в клетках во множестве находят у пожилых.
3. По другим предположениям, «помехи» локализуются на молекулярном уровне в виде изменений в коллоидах, накопления неактивных «сцепленных» молекул, сильных окислителей — «гипероксидантов», «свободных радикалов».
4. Во всем виноваты нарушения в иммунной системе: она теряет способность распознавать и уничтожать нестандартные белки, появляющиеся в результате сбоев в их самообновлении.
5. Старение заложено в «регуляторах», прежде всего в эндокринной системе.
6. Гипотеза В.В. Фролькиса: первично поражаются регуляторные гены генома, в результате чего страдает регуляция клеток, а значит, и функции органов.
При чтении литературы по физиологии старения бросается в глаза отсутствие однозначности и последовательности поражения органов. Пожалуй, кроме одного — закономерное развитие климакса женщин. Все другие функции в начале старения страдают «выборочно», с большим разбросом степени поражений. По крайней мере, до 70 лет отдельные функции могут сохраняться на уровне 30–40 лет.
И еще: практически отсутствуют сведения о влиянии тренированности органов на их старение.
Тем не менее, совершенно очевидна общая тенденция: постепенное ослабление всех функций и ухудшение их реакций на внешние раздражители и регуляторные воздействия.
В1993 году меня поразили сведения о парабиозе в связи со старением, представленные киевским академиком Г. М. Бутенко.
Суть парабиоза такова. Если у двух специально подобранных мышей сделать разрезы вдоль туловища, отделить лоскуты кожи, а потом сшить мышей за кожные края, то произойдет срастание, и мы получим искусственных «сиамских близнецов». У них будет общее кровообращение, неограниченный обмен кровью, с ее белками, гормонами, эритроцитами, лейкоцитами, иммунными телами, всей другой химией.
Для изучения механизмов старения молодых мышей сшивали со старыми, а через несколько месяцев вновь разъединяли, чтобы изучить последствия парабиоза в раздельной жизни, и обнаружили поразительный факт: старые мыши не омолаживались, а молодые необратимо старели. Попытки обнаружить такими опытами «агент старения» пока ни к чему не привели.
Мои предположения о механизмах старения основаны на давно предложенной гипотезе генетической запрограммированности старости. Все живые существа функционируют по биологическим программам, которые обеспечиваются запасом некоей мифической «энергии активности X», обладающей своим «потенциалом». Снижение его знаменует этапы программ.
В начале развития, после оплодотворения яйцеклетки, имеется избыток энергии, идут интенсивный обмен веществ, рост и специализация тканей. Внешне это выражается высокой двигательной активностью. Все это является подготовкой к размножению. Второй этап — сам период размножения, продолжающийся или по «счетчику» расхода энергии X, или до определенного уровня падения ее потенциала. Третий этап — «доживание» — расходование остатков энергии, пока потенциал ее не снизится до границы жизнеобеспечения.
Впрочем, вместо энергии активации X, заложенной в каждой клетке, можно предположить и накопление некоторого «тормозного вещества У».
В то же время запрограммированность этапов старения во времени не является жесткой. Похоже, что траты энергии X или накопления вещества У находятся в зависимости от двух типов обратной связи: во-первых, от стимулирующих воздействий среды и, во-вторых, связей от мышц на регулирующие системы организма. И еще: возможно, что энергия X не только тратится, но может частично и восстанавливаться, замедляя темп реализации программы старения.
* * *
Получается, что в дееспособности личности, т. е. способности к напряжениям, к труду, участвуют как гены, отражающие индивидуальность, а также старение, так и среда.
Старение уменьшает дееспособность, снижает потребности, отраженные в регуляторах, и возможности рабочих органов. В них как бы суммируется уменьшение мотивов с утомлением.
Получается вполне логично: исчерпалась одна программа (например, размножения), от этого уменьшилась сумма мотивов, а значит, и функция. Меньше функция — меньше тренировки — больше утомления. В результате следует новое уменьшение функции. Таким образом, уменьшение дееспособности от старения идет с положительными обратными связями. То есть само себя ускоряет.
