Золотой ослик смутился. О чём, собственно, речь, о какой ручке? И ответить не успел, как Каламуш вцепилась зубами в его ногу.
— Было очень приятно, — пискнула, исчезая в ночи.
"Ну, вот и крысу порадовал, — вздохнул Шухлик. — Кажется, всем, кому хотелось, удалось меня цапнуть или клюнуть!"
Однако согласитесь, совсем уж глупо возвращаться домой сплошь отколошмаченному да ещё и без всякой добычи! Нужен хоть какой-то трофей для поддержания духа.
Ослик потянул зубами ствол саксаула и легко выдернул из рыхлого песка. В переплетённых корнях виднелся толстый клубень, напоминавший очень крупную репу.
"И то хорошо! — обрадовался Шухлик. — Позавтракаю перед обратной дорогой".
Уже небо светлело, когда под несмолкаемое карканье, шипение, писк и бульканье, таща в зубах горящий куст с репой, выбрался ослик из жуткого чёрного сада Базизаган.
Мало чего оставалось от золотого ослика! Вид его был жалок. Какой-то побитый медный чайник из утильсырья. На голове между обтрёпанными ушами выступала, как рог, шишка. На спине — горбик.
Ободранные бока кровоточили. Левый клюнутый глаз заплыл. А хвост так распух, что напоминал лисий и мешал переставлять ноги, которые и без того еле двигались — все в царапинах, волдырях, с отпечатками крысиных зубов.
Он плёлся по своим следам, удивляясь, насколько широко и уверенно шагал накануне.
И всё же душа его не зачерпнула черноты в саду Ворона.
"Возможно, и не самые лучшие секунды жизни, — рассуждал Шухлик. — Но было страшно, ужасно, нестерпимо и крайне любопытно! Даже отчасти весело! К тому же добился, чего хотел!" — покосился он здоровым глазом на горящую макушку саксаула.
Горела она медленно и вяло, но всё же огонь подбирался мало-помалу к носу. Не хватало ко всему прочему опалиться!
Шухлик решительно выплюнул куст. Поддельный цветок любви задрожал на песке, пыхнул и погас, оставив лишь облачко сизого дыма. Впрочем, на другом конце саксаула имелся ещё клубень, похожий на репу. Пора было восстановить силы, утолить, как говорится, печали. Словом, позавтракать.
Ослик раздвинул копытом плотно заплетённые, перевитые корни и только тогда понял, что это никакой не клубень и не репа, вообще не овощ и тем более не фрукт. Перед ним лежал закупоренный горшочек, в каких обычно варят кашу, картошку или похлёбку.
Не задумываясь, Шухлик сбил глиняную покрышку. И едва наклонился к горшочку, как голову окутало густое белое облако, будто каша уже сварилась.
— Час от часу… — чихал он, отползая в сторону.
— Всё легче! — раздался бодрый голос.
Облако медленно рассеивалось, проявляя по частям очень небольшого, величиной с овцу, но крепкого, как буйвол, осла. Совершенно красного — индейской, вероятно, породы.
"Вот так штука!" — воскликнул Шухлик про себя, поскольку язык плохо ворочался, искусанный всё же комарами.
— Хоть и не штука, а к вашим услугам! — радостно расшаркался нелепый красный осёл. — Ваш вечный слуга Малай! Джинн из горшочка!
Шухлику вдруг стало безумно весело. Он разглядел этого Малая и не мог удержаться — покатился от хохота по песку.
У джинна из горшочка был лисий хвост — точь-в-точь, как у Шухлика после змеиного укуса. На спине — горбик. Во лбу — шишка в виде рога. А на левом глазу — чёрная пиратская повязка.
— Чего смешного, мой господин? — удивился Малай, крутя пушистым хвостом. — Всегда принимаю облик того, кто меня освободил! Разве кто-нибудь скажет, что я не осёл?
Джинн оглядел себя и остался, кажется, доволен.
— Ну, ошибся немного в окрасе! — хихикнул он. — Признаю — дал маху! Но цвет-то, цвет какой дивный! Пунцовый, рубиновый, кумачовый! Клянусь всеми чистыми духами, ничего особенно смешного нет!
Он прыснул и заржал, как лошадь, на всю пустыню.
Так они и обхохатывались вместе, без удержу, как угорелые, будто нанюхались в саду Базизаган болотного газа. Ржали, гоготали, хрюкали, даже кукарекали, пока солнце не взошло.
Шухлику очень полегчало. Ушибы и раны уже не так саднили. Но всё же крепкий силач Малай, засидевшийся в тесноте, посадил рыжего ослика себе на спину, а свой горшочек пристроил на голове, изящно, словно шляпку. И поспешил вприпрыжку к саду Багишамал. Некоторые жители пустыни, видевшие эту парочку, долго потом размышляли, был ли то мираж вроде фата-морганы, когда красная фата везёт рыжую моргану, или вещее знамение неизвестно чего, или просто помрачение рассудка.
А какая тень торопилась за ослами — любо дорого поглядеть! То ли отброшенная разлапистым четырёхухим кактусом, то ли двухвостой каракатицей.
Ноги Шухлика волочились по песку, и Малай постоянно извинялся за неудобства:
— Знаете, мой господин, столько лет просидеть в горшочке, куда и килограмм картошки не влезет, — поневоле сожмёшься да скукожишься! В общем, спрессовался и ростом на этот раз не вышел. Пардон!
— А как ты в горшочке-то очутился? — спросил Шухлик.
Красный джинн призадумался.
— Да уж и не упомню, кто меня туда загнал! — хмыкнул он. — Тыщу лет взаперти — это не шутка! Позабыл всё на свете. Спасибо тебе, мой повелитель, выручил!
Солнце достигло зенита, тени попрятались, а Малай отмахал, наверное, полпути, когда спохватился:
— О, вечные духи! — завопил он. — Как убедительно я воплотился в осла! Настолько, что совсем запамятовал о своём джиннстве!
Взмахнул хвостом, дунул-плюнул, пошептал. Что-то свистануло над пустыней, будто снаряд, и оба осла очутились под платаном-позвоночником, рядом с кибиткой Дивана-биби.
— Ах, привет из сада Ворона? — подошёл дайди, кивая красному ослу. — Как я погляжу, это не фрукт и не овощ, а чистый дух из горшочка!
— Так точно! — весело отвечал Малай. — Стихийноурождённый джинн! На многое способен!
— А где же мой золотой садовник?! — воскликнул, оглядываясь по сторонам, Диван-биби. — Неужто обернулся этим рыжим драным мочалом?! Какая-то помятая, побитая жестянка! Очень ловко! Тоже, видно, на многое способен!
Шухлику нечего было ответить.
Ну, хотел раздобыть огненный цветок любви для крылатой ослицы, пленить её сердце. Да не вышло! Но есть ли тут его вина?
Пожалуй, всё-таки есть, потому что дважды не поверил дайди. И в самом себе опять усомнился. А мог бы сообразить, что цветок любви только в душе расцветает. Причём тут старый, сухой саксаул в саду Ворона?
Эх, отлежаться бы теперь в укромном уголке, чтобы никто не видел и не слышал.
— Нет уж, дудки! — погрозил ему дайди неизвестно откуда взявшимся кнутом. — Хочешь, загоню в горшочек вместо Малая! Там отсидишься тысячу лет. Но вспомни огромную секунду счастья! Разве не стыдно тратить такие секунды, сидя в горшке или отлёживаясь в укромном уголке? Ты ведь и правда-на многое способен, почти как джинн.
— Верно-верно! — поддакивал Малай, снимая с головы горшочек. — Правду говорит учитель! В твоих силах, мой владыка, сызнова стать золотым! А я чем могу — помогу!
Поглядев на важного, красномордого и горбатенького джинна с лисьим хвостом, с пиратской повязкой на глазу, Шухлик опять рассмеялся.
Дайди протянул ему кнут, превратившийся в морковку.
— Смейтесь, улыбайтесь и хохочите — это хорошее начало! А ещё, любезный садовник, призови осьмикрылую Ок-Таву.
— Простите, нет! — упёрся Шухлик. — В таком измочаленном виде встретиться с чудесной ослицей?! Ни в коем случае!
— Именно в коем! — погладил Диван-биби его ободранный бок. — Ведь Ок-Тава прекрасно знает, что ты — золотой! А пострадал от любви к ней, погнавшись за огненным цветком! Она будет смотреть на тебя как на героя и поможет вернуть прежний облик.
Поверь, без крылатой ослицы никак не обойтись! — кивнул дайди. — Ну, а я пока уведу Багишамал подальше от сада Ворона…
И он пошел куда глаза глядят, а за ним и весь его просторный сад со всеми своими обитателями.
Да, чёрный сад Ворона на славу постарался, задал изрядную трёпку Шухлику. Как только ослик расслабился, очутившись дома, всё тело заныло и застонало. Он лежал под платаном не в силах пошевелиться. Подняться не мог.
Рядом сидел Малай. Томясь от безделья, джинн призывно поглядывал на рыжего ослика и спрашивал каждую минуту:
— Может, прикажете чего-нибудь, мой господин? Слушаю и повинуюсь!
Очень надоел! И Шухлик придумал ему занятие — сварить компот в горшочке.
Вроде бы пустяковая работа, но Малай так разволновался, будто повелели новый город возвести. Долго выяснял, из каких именно фруктов варить, нужен ли сахар и сколько времени кипятить. К тому же беспокоился, не испортится ли его милый горшочек.
Словом, этот чистый дух в образе красного осла с подбитым глазом оказался на редкость бестолковым. Вместо того чтобы без затей дунуть-плюнуть-пошептать, отправился к пруду за водой, потом — собирать яблоки, груши, персики и абрикосы. Мыл их, чистил и резал кружочками. Никак не мог развести огонь в очаге.
