Свами Сатьянанда Сарасвати сказал об этом так: «Йога — не древний миф, канувший в забвение, она — самое ценное достояние настоящего. Она — существенная необходимость сегодня и культура завтра».
Глава I
КЛАССИКА И РЕФОРМАЦИЯ
В час, когда капля касается водной глади,
Воздух мутится, и кто-то подходит сзади,
Что, — говорит, — по силам тебе твой опыт?
Нет, — отвечаю я, переходя на шепот...
Светлана Кекова
Жизнь можно определить как процесс извлечения смысла или порядка из окружающей среды. Мыслители всех времён утверждали, что с философской точки зрения человека, как такового, изначально не существует, и его реальное появление в пространстве этого мира есть не факт, но акт. Человек есть, прежде всего, не что иное, как усилие стать человеком, оно непрерывно во времени, пока длится жизнь. Существует множество способов «дочеловечивания» так называемого «второго рождения», когда существо рода «хомо сапиенс», произведённое на свет естественным биологическим актом, становится уникальной личностью посредством разнообразной деятельности, основанной на работе интеллекта, обладания спектром наследственных возможностей, культурой и цивилизованностью. Леонардо да Винчи считал, что познание себя это ни что иное, как углубление духа.
Одним из способов стать состоявшимся, «полновесным» и в то же время свободным человеком в этом мире является индийская йога в её классическом, известном тысячи лет варианте. «Невозможно... отрицать важность одного из существеннейших открытий Индии, а именно открытие того, что сознание может выступать в качестве «свидетеля», «наблюдателя», свободного от влияния психофизиологических факторов и темпоральной (связанной со временем) обусловленности. Это сознание «освобождённого» человека, который сумел выйти из потока времени...» (М. Элиаде: «Йога: бессмертие и свобода», с.65).
Процесс упорядочивания информации, которым явилось для меня создание данной книги, оказался неожиданной и очень эффективной поддержкой в том способе бытия, посредством которого реализуется моё собственное направление жизни.
Сочетание многолетней, систематической и познавательной работы в йоге с полным вовлечением при этом в повседневное существование рядового жителя страны, под названием Россия, позволило создать в итоге такую частную структуру действий, с помощью которой удаётся извлекать определённый опыт из прожитого, а также смысл и понимание — из этого опыта. Иными словами, я уже давно держусь или «состою» в йоге даже не для того, чтобы получать от её практики что-то конкретное, оно приходит само собой и побочно, но целиком и полностью для выявления через свою собственную природу законов, присущих этому миру и, как сказал бы дон Хуан, безупречного следования им. Может быть, это и есть то, что называют «просветлённость», когда в результате прилагаемых к себе определённого рода длительных усилий постепенно рассеивается недоумение относительно факта твоего персонального присутствия на этой земле.
Повторяю — методов самореализации множество, среди них нет лучшего или худшего, они все одновременно и потенциально существуют, каждому необходимо лишь обнаружить среди них наиболее для себя подходящий, и йога — это как раз то, что оказалось таковым для меня. Я категорически против того, чтобы превращать русского человека в индуса, рабски копируя чуждое поведение и обычаи, тем более религиозные либо ритуальные, технология классической йоги — это явление вненациональное и, будучи избавленным от вторичной шелухи, вполне может быть использовано в пространственном отрыве от индийской культуры.
В древности символом понимания была разломанная на две части так называемая узнавательная дощечка, обе половинки которой даже через долгие годы могли совместить, чтобы найтись, те, кто по воле случая стал их обладателями. Практика йоги оказалась тем механизмом, который непостижимым образом сформировал вторую половинку такой вневременной дощечки, и осознанный мною смысл этого искусства совпал с прояснённым содержанием его древних текстов. И когда это случилось, видение мира стало иным, во многих, казалось бы, ничем несвязанных между собою областях жизни начала просвечивать идентичность, одни и те же блоки структуры, некая подоснова всего происходящего. Похоже, что способность различать соответствия и взаимосвязи характерна для образа мышления, который естественно возникает как результат совершенной работы в йоге (отсюда, быть может, произошла характерная фраза, постоянно встречающаяся в тексте древнеиндийских Вед: «...йа эвам веда» — «...тот, кто знает это»).
В результате длительной, истинной и систематической работы в йоге появляется дополнительная разновидность возобновляющих себя состояний, в которых все случившееся видится с точки зрения, которой раньше просто не было, состояний, которые возобновляют причину своего собственного появления. Вообще понимание чего-либо — это всегда переосмысливание того, что уже было кем-то понято и сформулировано, — с учётом изменившихся условий и дополнительно накопленного знания.
Йога — предмет чрезвычайно сложный, отчасти из-за того, что она имеет дело с незнакомыми для современного западного человека способами трансформации психики и необходимых для этого действий, кроме того, фрагменты единой её технологии по ряду причин исторического характера оказались раздробленными и рассеянными на огромном пространстве, среди многих народов, эпох и культур. При определённой доле удачи и адском терпении мне удалось, кажется, собрать из фрагментов этой головоломки первоначальное произведение (для чего понадобились годы, в теории относительности такое условие называется минимально большим временем), и таким образом прийти к завершённому пониманию того, что на самом деле было осуществлено мудрецами далёкого прошлого.
К сожалению (а может и к счастью), у меня не было настоящего гуру, который является ускорителем, катализатором самого процесса освоения йоги, что позволяет ученикам посредством эффективной практики существенно экономить время преобразования обычной жизни в поле действия новых, неизвестных человеку законов. Но, с другой стороны, единственная линия развития представляет собой жёсткое ограничение, а моими учителями фактически оказались сотни людей прошлого и настоящего, в той или иной мере посвятившие себя йоге.
То, что называют произведением или шедевром, если оно подлинное, обычно состоит из обобщённого, нестандартно осознанного и перекомпонованного материала повседневности. Эта книга с полной неожиданностью для меня самого оказалась текстом, в процессе создания которого произошла окончательная кристаллизация сути опыта, накопленного за двадцать девять лет работы в сфере йоги, сбора и обработки самой разнообразной информации, к ней относящейся. По ходу связного изложения и фиксации материала в виде текста, с какого-то момента он как бы начал упорядочивать сам себя. Это выглядело очень странно, как если бы на твоих глазах вдруг начала зримо работать интуиция, которая достаёт откуда-то «из-за угла», из бесформенного конгломерата причин и следствий готовые выводы, с той лишь разницей, что здесь неизвестный ранее смысл появлялся непосредственно в сознании, его нить неуклонно наращивала себя сама и не прерывалась.
Таким образом, текст, посредством которого я собирался передать ход своих умозаключений и выводы, превратился в механизм автономного производства смысла. Получается так, что когда я изображаю что-то, — в данном случае словами, — то рисую не реально видимое, но для того, чтобы увидеть, чем на самом деле является то, что я пытаюсь изобразить. В книге как бы звучит какой-то автономный голос существования, и он является тем, что обладатель жизни — автор данной работы — вначале не вполне слышит или знает. И создание текста есть процесс построения определённого пространства взаимосвязей, в котором вращается это не вполне знаемое, обрастая всё более полным смыслом, вплоть до завершения.
В виде некой метафоры можно представить огромное информационное табло сознания, экран смысловых очертаний проблемы йоги, внутренний образ, картину представления, которую удалось составить за долгие годы. Вся совокупность элементов этого экрана (сведения о йоге из сотен различных письменных источников, тысяч бесед, обменов мнениями с её практикующими последователями и поклонниками, громадного суммарного времени собственной практики и размышлений над ней и её результатами) до работы над текстом книги образовывала вполне понятную, но всё же фрагментарную, недостаточно чёткую картину. И когда я начал переносить это ментальное «изображение» на экран компьютера посредством текста, все его бесчисленные составляющие, возникая передо мной в виде словесных эквивалентов, как бы проходили при этом сквозь невидимую грань преломления, самостоятельно располагаясь затем уже чуть по-иному, и этот возникший словесный «пейзаж» сложился в абсолютно чёткую картину. Она отличалась от моего бывшего представления своеобразной промытостью — словно я рассматривал всё это в бинокль, и вдруг сама собой навелась полная резкость.
