28 сентября 2009
Сегодня мы гуляли по Неттишоллской пустоши на окраине парка Тетфорд-Форест. Компанию нам составляли моя знакомая Джесс и ее колли Спартак. Псы хорошо поладили, причем Спартак не спасовал перед нахальным Генри. Я впервые выгуливал собак совместно. Это оказалось весьма поучительно: я понял, что собачником так и не стал, хоть и проделал долгий путь в качестве «собачьего арендатора». Поначалу я еще покрикивал на Генри для приличия, однако через полчаса охотно уступил Джесс бразды правления обоими псами. Она – ветеринар, привыкла видеть смерть чуть ли не каждый день, так что характер у Джесс покруче, чем у меня. Впрочем, окажись на ее месте любой другой собачник, все наверняка вышло бы точно так же. По-моему, собаки считают меня идиотской родственной душой и понимают, что я не слишком стараюсь перейти в разряд хозяина. Помню еще с детства: в десятилетнем возрасте я обожал играть в саду соседки Дороти Коуп с ее черным лабрадором Беллой и маленькой борзой Милли. То были веселые забавы равных существ, а не попытки подчинить и обуздать. Я уже много времени провел с Генри, но до сих пор не созрел завести собственную собаку. Зато понял, что мне нравится брать собаку на прокат.
3 октября 2009
Сегодня, возможно, настал последний теплый день в этом году, и я самонадеянно повез Генри в деревню Блитбург – пройти девять миль по дорогам Черного Шака. Шак – легенда саффолкского побережья: призрачный черный пес размером с небольшую лошадь, который объявился в окрестностях еще до викингов. В 1577 году он ворвался в блитбургскую церковь, жутко напугал прихожан, а двоих даже загрыз. Я рассматривал отметины около двери, якобы оставленные страшным гостем, и думал – способен ли мой арендованный черный пес на такие подвиги? Вряд ли. Хотя я легко представляю, с каким грозным видом он кинется на бедных прихожан, если унюхает у них кексы и пирожные.
Мы прошли сначала в глубь суши, затем, сделав петлю, по реке Блит – назад к побережью. На полпути сделали остановку в безлюдном пабе. Его хозяева, добрые люди, выставили во двор перед входом миску с водой – для умирающих от жажды черных псов. Я гуляю с Генри уже девять месяцев, но до сих пор не рискую привязывать его на улице у магазина или паба – наверное, из-за того, что отношусь к узлам с настороженностью и предпочитаю их избегать. Словом, я попробовал нести в одной руке пинту пива и сырно-луковые чипсы, а в другой держать поводок Генри. Может, оно и к лучшему, что в результате половина напитка пролилась на пол: к тому времени я уже очень устал и с пивом в животе не осилил бы остаток пути.
Маршрут я выбирал дальновидно: ориентиром нам служил шпиль блитбургской церкви. Она являлась отправной и конечной точкой прогулки. На обратном пути утомленным выглядел даже Генри, а я-то думал, такое невозможно. Я надел какие-то неудобные носки и натер на пятке волдырь. Он все рос, рос… Потом волдырь, по-моему, лопнул и начал кровоточить. Шпиль приближался, однако дорога меня смущала: в нужном месте почему-то не было поворота налево, в камыши. Там невозмутимо текла река Блит, и никакой тропки я не видел.
Я давно понял, что путеводители далеко не всегда указывают расстояние верно. К тому же некоторые из них грешат излишней эмоциональностью изложения. «Сделайте бросок через поле» – какое волнующее описание! За ним скрывается очень прозаическое действо – надо пересечь по диагонали кусок земли, меся ногами грязь и гнилую капусту. А вот: «Раз – налево, два – направо, три – перед вами загоны с любопытными свиноматками». Настоящее руководство для тех путешественников, которые при виде любознательных свиней начинают на радостях вальсировать: раз-два-три, раз-два-три… Ну да ладно, не это главное. Главное – я никак не мог найти тропинку. В поисках переправы через реку мы целый час бесцельно бродили по лугам и камышам. Серый церковный шпиль выглядел зловещим знамением: мы к нему шли-шли, но ни на шаг не приближались.
Своих собак у меня никогда не было, зато было хорошее мнение о собаках книжных, выдуманных. Я надеялся, что Генри нас спасет: понюхает землю, скажет: «Р-гаф?», затем: «Р-р-гаф-гаф!» – и выведет меня к людям. Однако Генри ничуть не волновался и раз за разом весело прыгал в реку, распугивая цапель. Через два часа стемнеет. Уже похолодало, и боль в ноге стала такой мучительной, что я снял ботинок и уставился на серый носок, пропитанный красным. Неужели я тут застряну? Я вдруг остро осознал, как одинок. К кому взывать о помощи? В отчаянии я отправил сообщение в «Твиттер»: «Заблудился в саффолкской глуши. Если это мои последние слова, знайте – меньше всего я любил песню “Farground” группы “Simply Red”».
Смех смехом, но волновался я уже не на шутку. Со мной ведь был еще и пес, который вряд ли умел добывать себе пропитание – разве что поблизости вдруг вырос бы магазинчик с горячей пищей.
В итоге я набрел в зарослях камыша на щиток с объявлением: из-за обрушения береговых укреплений река затопила все окрестные тропинки. То есть, чтобы добраться до машины, следовало повернуть назад и сделать крюк в четыре мили. Впервые за время нашего знакомства я увидел Генри изнуренным, мне даже пришлось перенести его через два последних перелаза. В конце концов мы вернулись к машине, пройдя в общей сложности четырнадцать миль. Небо над церковью было черным, зловещим – хоть и не таким черным и зловещим, как мой волдырь. Он уже стал размером с полторы моих ступни – так мне показалось при беглом осмотре. Я выехал с автостоянки и включил музыку. По какому-то непостижимому стечению обстоятельств функция случайного воспроизведения в «айподе» выбрала песню «Black Shuck» рок-группы «The Darkness», которая была родом из этих мест. «Черный Шак!» – фальцетом взвыл солист. В следующей строчке шла рифма к слову «Шак». Она описывала, что именно кладет на мир упомянутый пес: распространенное англосаксонское слово с немецкими корнями, которое повсеместно используется по сей день. На заднем сиденье крепко спал мой арендованный черный пес. Он вел себя гораздо лучше, чем черный пес из легенд, но тоже явно мог положить на мир… такую же штуку.
Выдержки из кошачьего словаря
Безалкоголка
Прохладная второсортная вода, которую люди по всему миру почему-то упорно наливают котам в разнообразную тару. При этом многочисленные эмпирические данные указывают на то, что любимым спиртным напитком большинства котов является либо а) вода, бегущая прямо из-под крана, либо б) застойная озерная жижа, приправленная убойным коктейлем из крохотных организмов. Многие коты считают, что столь настойчивое продвижение безалкоголки на рынок наглядно демонстрирует полную неспособность людей понимать фундаментальную основу кошачьей природы: коты любят крайности, они не согласны на компромисс и очень боятся заурядности.
ВЫВФЫШПРПВЫРЫВВС
Фелинологи расходятся в оценках того, когда именно возник древний язык вывфышпрпвырыввс. Одни называют начало 1983 года, когда широкую популярность приобрели домашние компьютеры «БиБиСи Микро» и «ЗетИкс Спектрум». Другие говорят, что продвинутые коты из района Южного парка в Сан-Франциско общались на этом языке еще в 1974-м. Как бы там ни было, все сходятся в главном: с начала девяностых годов вывфышпрпвырыввс прочно вошел в обиход. Люди ошибочно воспринимают вывфышпрпвырыввс как случайный набор букв, результат прогулки шаловливых лап по клавиатуре. Людям невдомек, что они имеют дело с особым языком – языком бурных эмоций и грубых ругательств. Это, если хотите, непристойный двоичный код, который коты всего земного шара рассылают собратьям при помощи сложной, невидимой человеческому глазу системы электронной почты. Самые известные «плевки в душу» – выражения «фгщфпащндрпщ» («Пошел на́ хвост, дурак!») и «щшфшгрфпшгпппрфагп» («Твоя мамаша с пекинесом путалась!»). Конечно, с развитием Интернета вывфышпрпвырыввс эволюционировал, видоизменился и, по мнению некоторых, стал проще. Например, фразу «оровроврвввввввмммв» («О господи! Когда уже хозяин встанет из-за компьютера и подставит мне свой живот?! Хочу его помять!») теперь многие обленившиеся коты поколения игрек сокращают до незатейливого, бесцветного «орвммммв».
Дьявольский уголек
Последний засохший, почерневший кусочек еды, который кот всегда оставляет в миске, – даже если он не наелся. Легенда о дьявольском угольке (он не имеет ни малейшего отношения к обычному углю) восходит к восемнадцатому веку, когда в Йоркшире жил-был крестьянский кот по имени Озирис. Однажды он нашел в соседском амбаре засохший кусочек землеройки. Кто бы ее ни убил, этот кусочек он по какой-то таинственной причине не съел. Кошачий фольклор гласит, будто бы кошка местной ведьмы «подбила» Озириса проглотить лакомство, после чего тот рухнул замертво. Даже трезвые, рассудительные коты, считающие легенду о дьявольском угольке «белибердой», во время кормежки невольно сторонятся последнего сморщенного кусочка. Они кладут лапу на живот и выдают объяснение, шитое белыми нитками: «Я сейчас на диете Котаткинса» или: «Ну правда, я лопну – нашел тут недавно на полу чипсы со вкусом копченого бекона, а они жутко сытные».
