На следующий день она вела себя на воде уже значительно спокойнее. И только раз испугалась, когда лодка с полного хода налетела на подводный камень — таш. Правду сказать, и мы перетрухнули не меньше ее. Лодка затрещала, вползла на камень, как на спину кита, и, накренившись, едва не зачерпнула бортом воды. Немного посильнее толчок, и высадило бы днище, — хорошо, что оно было сбито из прочного кровельного теса.
Постепенно Снукки привыкла к жизни на воде. Она уже хорошо знала не только моих товарищей, но и туристов со второй лодки, и больше не рычала и не бросалась на них, а со временем даже стала разрешать гладить и угощать себя.
Однажды после очередной ночевки мы готовились к отплытию. Товарищ, захватив пару рюкзаков, потащил их в лодку. Внезапно мы услышали его удивленный возглас:
— Смотрите-ка, не из тучи гром!
В лодке сидела Снукки. Не дожидаясь погрузки, она первой забралась на свое место. Сидя на носу, плутовка умильно поглядывала вокруг, меланхолично чесалась и терпеливо ожидала отплытия, — точь-в-точь пассажир, скучающий в ожидании, пока отчалит пароход.
Чем ниже спускались мы по реке, тем живописнее она становилась. Отвесные береговые утесы почти непрерывно следовали один за другим. Иногда они тянулись сплошной каменной стеной на протяжении сотен метров. Даже река, казалось, притихала у подножья этих великанов и плавно несла свои воды, без перекатов и мелей.
Мы часто приставали к берегу и выходили на сушу, чтобы вдосталь налюбоваться прекрасной уральской природой. Вначале Снукки считала своей непременной обязанностью сопровождать нас, но вскоре это занятие наскучило ей, и в то время как мы бродили по берегу, она, не покидая своего места на носу лодки, зорко следила за нами.
У камня Высокого мы сделали дневку — остановились на целый день. Товарищи ушли побродить с ружьем в лесной чаще, уралмашевцы занялись игрой в шахматы, а я, захватив фотоаппарат и пройдя в глубь берега, обошел камень с тыла и забрался на его вершину. Снукки, конечно, карабкалась вслед за мной.
Со стометровой высоты палатки казались не больше спичечной коробки, а лодки, привязанные у берега, со скорлупку подсолнухового семени. Река вилась в тесной зелени берегов ровной, поблескивающей на солнце голубоватой лентой. Внизу было тепло и тихо; здесь же, на вершине камня, гулял свежий ветер.
Снукки, неотступно следовавшая за мной по пятам, осторожно подошла к краю скалы и заглянула вниз. Тело ее напряглось, передними лапами она крепко уперлась, как будто ожидая, что ее могут толкнуть сзади. Вытянув шею и низко пригнув голову, она потянула носом воздух и неожиданно визгливо заворчала с какой-то новой, совершенно незнакомой мне интонацией, и быстро попятилась.
Повидимому, и ее смутила эта страшная пропасть, хотя, как я знал, мои собаки не страдали головокружением и не ощущали страха перед высотой. Все-таки я из осторожности подозвал эрдель-терьера к себе.
Спустившись с камня, мы остановились у его подножья. Внезапно в воздухе что-то с силой просвистело. Громко плеснула вода. Что-то тяжелое обрушилось в реку, подняв высокий пенистый столб воды. Снукки, как подброшенная пружиной, подскочила на всех четырех лапах и возбужденно залаяла. Признаться, я тоже вздрогнул от неожиданности.
Не успел опасть первый водяной столб, как рядом с ним взлетел другой такой же, потом — третий... Что такое? Прямо обстрел какой-то!
Но стоило мне поднять голову, как сразу все объяснилось. На вершине Высокого, где только что были мы со Снукки, виднелись крошечные — с муху! — человеческие фигурки. Это наши охотники, забравшись туда после меня, сбрасывали вниз камни.
Перед обедом мы занялись купаньем. Один из моих спутников, схватив Снукки, на руках втащил ее в воду и отпустил на глубоком месте. Снукки, выставив над водой рыжую мордочку, быстро поплыла к берегу. Так он повторил несколько раз. Снукки каждый раз успешно добиралась до берега, несмотря на быстрину.
Мне хотелось продлить ее пребывание в воде. И вот в тот момент, когда товарищ опускал Снукки в воду, я пустился бежать вдоль берега, рассчитывая, что собака поплывет за мной. Не тут-то было! Снукки не попалась на такую невинную хитрость. Она доплыла по кратчайшему расстоянию до берега и, только уже выйдя из воды, бросилась догонять меня. Таким образом, не я перехитрил ее, а она меня!
Идти в воду добровольно она все-таки никак не желала. А мне так хотелось добиться этого. Да и для служебной собаки это просто необходимо.
Однако я не спешил. Поспешность легко может привести как раз к обратным результатам. Я не забыл историю Джемми-альпинистки, слышанную от Алексея Викторовича: необдуманный поступок вожатого на всю жизнь сделал собаку неполноценной. Я не хотел, чтобы нечто подобное произошло и со Снукки, и потому предоставил ей самой исподволь привыкать к воде, не упуская, однако, случая помочь ей в этом.
А случаи эти, казалось, сами шли вам навстречу. Иногда они были забавны и неожиданны.
Очень допекало эрдель-терьера солнце. Спрятаться-то от него на лодке некуда! Когда выдалось несколько пасмурных дней, для Снукки это явилось настоящим облегчением. Пользуясь наступившей прохладой, она не только дремала, лежа на своем мостике, а даже спала самым добросовестным образом и была за это однажды наказана. Зачастую одно ухо у нее болталось за бортом, едва-едва не касаясь поверхности реки. Теперь это нисколько не смущало Снукки!
Был один из таких дней. Наша лодка птицей летела по быстрине. Я подбавлял ей ходу веслами. Снукки сладко спала, выставив концы лап за край борта.
Лодку вынесло на излучину. Рулевой налег на весло, — наше судно накренилось и резко качнулось. Внезапно за моей спиной что-то шумно бултыхнулось, и в ту же секунду рулевой, радуясь неожиданному развлечению, весело-тревожно закричал:
— Снукки за бортом!
Мимо лодки, отставая от ее быстрого хода, неслась по воде испуганная собачья мордочка. Окатывая себя водопадом брызг, Снукки отчаянно шлепала лапами.
Рулевой, сколько было силы, затормозил веслом, а я, вытянув руку, быстро перегнулся за борт и, ухватив Снукки за густую шерсть на загривке, втащил ее в лодку, как мешок.
После, глядя на нее мы хохотали минут пять. Вид у нее был растерянный и до того забавный, что не смеяться было невозможно. С нее лились потоки воды: она забыла даже отряхнуться и с ошеломленным видом стояла посередь лодки, широко расставив лапы и с выражением полного недоумения поводя мордочкой по сторонам. Она, видимо, никак не могла понять, что же все-таки произошло: так сладко спала и вдруг столь неприятное пробуждение?!
А случилось очень просто. Снукки спала, небрежно раскинувшись, близко к краю, на повороте лодка качнулась, и собака вывалилась за борт.
«Не вызовет ли эта неожиданная ванна у Снукки боязнь воды?» — мелькнуло у меня опасение, когда мы кончили смеяться. Ничуть не бывало! Не прошло и часа, как, обсохнув, Снукки уже опять дремала в прежней, полной безмятежной лени позе, на прежнем месте, свесив лапы над водой.
На дневке у камня Оленьего я вновь занялся дрессировкой собаки. Мне хотелось приучить Снукки любить воду так же, как любил ее Джери.
— Смотрите не утопите ее, — беспокоились мои друзья. За время нашего путешествия они успели к ней основательно привязаться.
Попросив одного из них подержать собаку, чтобы она не увязалась за мной, я сел в лодку и поплыл к противоположному берегу. Когда я достиг середины реки, товарищ отпустил Снукки.
Она беспокойно заметалась. Я плыл дальше и дальше и время от времени ласково окликал ее:
— Ко мне, Снукки, ко мне!
Снукки жалобно визжа, вбежала в реку по лопатки, но плыть не решилась. Выскочив на берег, она пустилась бежать вдоль реки в надежде переправиться где-нибудь ко мне посуху, но, пробежав метров двести, сообразила, что тем самым она только больше отдаляется от меня, и вернулась к исходному положению.
Достигнув противоположного берега, я вышел из лодки и снова позвал собаку. Снукки завизжала с таким отчаянием в голосе, как будто теряла хозяина навсегда. Я медленно стал удаляться, вошел в кусты и спрятался в листве, предварительно еще разок-окликнув эрдельку. Получилось, что я или уже далеко, или меня совсем нет...
Волнение собаки достигло высшего предела. Она пронзительно взвизгнула, осторожно вошла в воду, понюхала ее и... поплыла!
Тотчас же я выскочил из-за кустов и бросился к лодке. Теперь, когда цель была достигнута, я принудил Снукки плыть, меня охватило беспокойство. Чусовая у Оленьего довольно широка и очень быстра. Хватит ли у собаки сил преодолеть это препятствие? Вскочив в лодку и взяв в руки весло, я приготовился в случае необходимости немедленно придти к ней на помощь.
Однако Снукки превзошла все мои ожидания. Выставив черный кончик носа наперерез сносившему ее течению, она энергично работала лапами. Рассчитала она очень точно и вышла на берег в двух метрах от меня. Выйдя, отряхнулась, помахала куцым хвостом, приветствуя хозяина, и остановилась в ожидании: что дальше? Я обласкал ее, посадил в лодку, и мы переправились обратно.
