И тут телефонный звонок от Черданцевой.
— А она кто? Эта Хельга?
— В смысле?
— Ну, я сижу тут в интернете. Они все как-то подразделяются. Названия такие, как у племен мутантов, выживших после всемирного атомного взрыва.
— Я только один термин знаю — транссексуал. Чего ты мозги засираешь и себе, и мне?
— Это общий термин, а у них для каждой стадии свой. Обыкновенному человеку даже поверить сложно, что в реальном мире могут существовать все эти «андрогины», «транзишны», «бигибиндеры»?.. Кто это, что это???…Там много разных стадий, пока существо не превратится в МТФ (MTF — Male То Female, букв, «из мужчины в женщину») или в ФТМ (FTM — Female То Male, букв, «из женщины в мужчину»). Да и потом, некоторые так называемые транссексуалы не стремятся пройти все стадии и привести свое тело к какому-либо одному полу, а кто-то и вовсе отказывается признавать, что у него есть пол, как андрогины. Кто-то играет: сегодня — «она» с макияжем и в платье, завтра оно — в костюме с галстуком. Кто-то всегда ходит только в платье, но и не думает менять пол. Есть даже термин «шимейла» или, в просторечии, «шимейлочка» (букв. Shi Male — «она — мужчина»).
— Ну, ты разобралась?
— Издеваешься? Они же там сами в себе разобраться не могут!
— Тогда приезжай. Начнем разбираться уже и что-то писать.
…Через полчаса опять звонок от Черданцевой:
— Я пока не могу прийти. Я застряла в лифте.
— Я же тебе говорил: ходи пешком, лифты не рассчитаны на вес слонов!
— От бегомота слышу!
— Чего?!
— Я все равно похудею, закончим работать, и займусь спортом.
— Ага, я это уже слышал.
— Я все равно стану стройной и красивой.
— Стройной, может быть, и да, но красоты и молодости у меня же не займешь?!
— Тоже мне мачо-срачо! Буду как Валерия!
— В лучшем случае как Новодворская или гибрид Собчачки и Волочковой!
— Я чего-то не догоняю твоего юмора.
— И не надо. Оставайся такой, какая есть, — старой, толстой и глупой.
— Тоже мне умник нашелся. Вот похудею, и тогда…
— И не надейся. Некоторые каждый понедельник садятся на диету и держат ее… до вторника. Я вот в течение последних двадцати лет после каждой поездки за границу даю себе слово выучить английский, и что?
Наконец, ее освободили из лифта, но по-человечески такой день закончиться просто не мог. Поэтому к вечеру она снова заявила, что я жирнее.
— Во-первых, для мужчины, а тем более писателя, это не главное, а во-вторых, если захочу, за две недели все лишнее сброшу.
— Про писателя — это ты про себя?
— Нет, бля, про тебя!
— Давай тогда поспорим, как писатель с писателем, кто больше скинет? — съехидничала она.
— Да хоть на тысячу долларов! Кто больше похудеет за пару недель — тот и победитель.
— Это нечестное и жестокое наебалово. Больше всегда худеет тот, у кого изначальная масса больше. То есть тебе, Карлсончик, будет легче.
— Больше худеет, Малыш, тот, у кого сила воли больше.
Резонный довод, что без жестокого обращения с собой вряд ли выйдет толк, ее убедил. Мы влезли по очереди на весы и записали вес на бумажке, под которой поставили автографы.
И началась комедия.
То есть я-то ничего особенного не делал, кроме того, что закрыл рот и повесил замок на холодильник. За день терялась пара килограммов, а в теле прибавлялась легкость, а Черданцева пошла обходным путем — купила ролики и поехала на ВДНХ.
На следующий день она позвонила с сообщением, что сегодня не может работать, потому что сильно ушиблась, слезая с карусели.
— Карусель — это не тренажер, зачем ты на нее вообще полезла?!
— Отдохнуть хотела, а ролики было лень снимать, я в них и села. А когда слезала, поскользнулась.
— Лучше бы ты головой долбанулась. Может, тогда бы тебя переклинило, и ты соображать бы начала.
Едва у нее зажили колени, она снова надела ролики и отправилась испытывать судьбу. Я для этих мытарств даже название придумал — «Катание по мукам».
В этот раз в парке ее внимание привлек гигантский верблюд, стоящий за высоким забором и жующий траву. Она угостила его яблоком, которые во множестве таскала с собой в огромном заплечном мешке, почему-то называемом ею скромно «рюкзачок». Заходя на следующий круг, она вновь угостила «горбатую лошадь» яблочком. Когда пошла на третий, верблюд уже тянул морду из-за решетки и радовался ей, как родной верблюдице. Растрогавшись, она отдала ему оставшиеся два яблока и даже купила булочку. И только при заходе на седьмой круг осознала собственную ошибку. Лохматый красавец находился уже не за решеткой, а стоял прямо посреди тротуара у вывески «Фото на вирблюде — 150 руб.». Их уже не разделял высокий забор, большое животное было просто привязано к пластиковому стулу, на котором сидела безмятежная тетка-фотограф.
И тут верблюд увидел Черданиху. Она тоже его увидела и резко начала разворачиваться метров за сто до него, что в принципе было бессмысленно: он заметил кормилицу и радостно рванул навстречу, волоча за собой и стул, и матерящуюся тетку-фотографа. Немногим известно, что «корабли пустыни» бегают быстрее лошадей, ведь у них длиннее ноги.
Столкновения с верблюдом она чудом избежала, но с перепугу запуталась в своих коньконожках, споткнулась и, пролетев немного над асфальтом, столкнулась с землей и снова ушла на больничный.
Мне, кстати, худеть было не легче, я тоже купил ролики и… положил их в шкаф, где они до сих пор и лежат (если кому надо, продам, «Саломон», размер 42, новые, муха не еблась). Голодание, как оказалось, тоже не являлось выходом, пусть у меня хватало воли не есть и не пить дома, но как же, скажите, тусовки с банкетами и фуршетами? А как же халтуры, на которых обязательно поднимаешь бокал, чтобы выпить за юбиляра, а как же гости юбиляра, считающие своей священной обязанностью чокнуться со всеми приглашенными артистами?! Я выкручивался, как мог, сочинял что-то, даже вспомнил свою стародавнюю фишку: когда в день у меня было две работы, то пить на первой всегда не стоило. И тогда я рассказывал, что подхватил нехорошую болезнь и сейчас лечусь, пью антибиотики.
— Да ты что? — сочувственно охало мужское окружение.
— Да! Двадцать один день терпеть!
— Ну, ты герой! А кто она?
— Я даже не знаю, их так много в тот вечер было, что теперь не разберешь.
Никто из присутствующих и думать не смеет, что подобным образом себя можно оговорить, и потому верит. А правда ведь не лучше, если заключается она в том, что мне дороже деньги, которые заработаю этим же вечером на следующей халтуре, чем выпить в компании малознакомых братающихся граждан. Это у них праздник, а я-то на работе.
…Правда, я давно не рассказываю историю про заразу и, конечно, если бы не пари… потому на одной замечательной пьянке, когда стали наседать: «Давай выпьем!» — на автомате стал рассказывать, что не могу, «антибиотики», «так и сяк», «покутили с проститутками» и т. д. и т. п. И где-то на середине замечательной истории почувствовал, что земля уходит из-под ног, а по коже начинают бегать мурашки, потому что увидел, как к нашей компании приближаются жены друзей хозяина. Они знакомы с моей супругой и точно теперь будут шептаться за ее спиной.
— Да шучу я, мужики, шучу! — завопил я на всю компанию. — Ну развести-то вас можно! Наливайте! Было бы правдой, я бы смолчал. А то знаете, есть анекдот поучительный на похожую тему. Сидит мужик на улице и плачет. Прохожий у него спрашивает: «Ты чего плачешь?» — «Понимаешь, я двадцать лет строил дома в этом городе, но никто не называл меня градостроителем. Я десять лет строил мосты в этом городе, но никто не называл меня мостостроителем, но стоило всего один раз по пьяни трахнуть козу…»
В тот вечер пришлось надраться до свинского состояния, дабы снять с себя все подозрения. А, выпив, соответственно и закусил небольшим корытцем суши, казавшимися необычайно вкусными после голодной недели.
Утром долго выслушивал упреки от супружницы, которая никогда меня в таком пьянющем состоянии не видела, ну не объяснять же ей причины. Потом встал на весы. Они тоже не сообщали ничего хорошего — плюс четыре кило. Все-таки идея срочного похудания посредством голодания довольно дурная. Подумал я об этом, подумал, да и набрал номер Черданцевой, предложив ей ничью, на что она радостно согласилась.
— Вообще, люди больше должны любить себя и принимать такими, какие есть. И кстати, транссексуализм — наверное, крайняя степень нелюбви к своему телу.
— Доктор, я почему-то после операции никак не могу нащупать свои ноги.
— Извините, больной, вам пришлось ампутировать руки.
Я лежу в клинике.
И завтра у меня операция.
Та, которую я ждала сорок лет.
Точнее, двадцать девять из сорока.
