Эльф чувствует, как большой и твердый член касается его ягодиц. Бессознательно он подается вперед, стремясь впустить его в себя, чтобы хоть как-то притушить огонь, разгорающийся в его чреслах. Но человек дразнит его, мучает по-прежнему, то упираясь членом в тесное отверстие между ног эльфа, то снова отодвигаясь. А руки его все так же неутомимо поглаживают нежную кожу, всюду, где он может дотянуться, дыхание обжигает грудь эльфа, и вдруг он прихватывает зубами его сосок, ласкает его языком, играет с ним губами, как с бусинкой, и эльф почти теряет сознание от острого, страстного желания.
«Скажи, что ты хочешь меня. Попроси меня, эльф!» — приказывает человек.
Эльф стискивает зубы, но тут пальцы проникают внутрь него, задевая точку сладострастного удовольствия, скрытую в его теле, и он вскрикивает. Еще и еще, в такт движениям пальцев, в такт тому, как человек прикусывает его сосок, один, другой, беспорядочно целует его, присасывается губами к чувствительной коже пониже уха, так что по всему телу эльфа распространяются волны дрожи. Вожделение становится мучительным, нестерпимым, оно туманит разум, жжет кожу, воспламеняет кровь, сводит мускулы. Он больше не может сдерживаться и в исступлении умоляет хриплым задыхающимся голосом: «Пожалуйста, господин… пожалуйста… Я сделаю все, что ты скажешь, только не мучай меня больше!» «Скажи, чего ты хочешь, эльф». «Тебя! Я хочу тебя! Возьми меня, мой господин, трахни меня, о Эру, я не могу больше терпеть, пожалуйста, умоляю, проклятье, Норт, ты меня убиваешь!» И тогда Норт ложится на него и одновременно с поцелуем в губы загоняет ему свой член на всю длину, и Гилморн кончает почти сразу, так велико его возбуждение. Но человек не собирается останавливаться, и сладкая пытка продолжается до тех пор, пока эльф, не помня себя от наслаждения, снова содрогается в оргазме, когда семя смертного выплескивается в глубине его тела…
Гилморн очнулся с криком и несколько секунд смотрел в темноту расширенными глазами, не понимая, где он и что с ним. Окончательно придя в себя, он глубоко вздохнул и попытался расслабиться, но ему это плохо удалось. Тело все еще было сведено сладострастной судорогой, будто бы Норт касался его наяву.
Этот сон снился ему с тех пор, как он вернулся в Лихолесье. Каждый раз, когда эльф отдавался грезам или дремоте, Норт являлся ему в ярких видениях и мучил снова и снова, заставляя сознаться в своем грехопадении. Все было как раньше, как тогда, в Мордоре, Норт не раз и не два развлекался так со своим пленником, но лишь во сне Гилморн его просил. Лишь во сне он, наконец, выговорил это, позволил себе умолять, унижаться, признать свое поражение. Во сне он желал Норта, желал страстно, так, будто это произошло с первой же минуты, когда он его увидел, или с первого же грубого и жестокого акта насилия, которое Норт над ним совершил.
Это все потому, что разговор их остался незаконченным. Потому что Гилморн так и не узнал, мог ли он изменить правила игры. И никогда уже не узнает. И как же долго этот демон будет владеть его грезами? Гилморн искал и не находил ответа.
* * *
«Это не он. Это просто не может быть он!»
Гилморн, наложив стрелу на тетиву лука, наблюдал из-за деревьев за караваном купцов из Эсгарота. В самом караване не было ничего необычного, в это время года купцы регулярно прибывали с товарами в Мирквуд, и Гилморн видел их немало, с тех пор как вернулся из Имладриса и стал одним из стражей границы. Но раньше никто из людей не привлекал его внимания даже на секунду.
Человек, снимавший вьюки с лошади, не чувствовал, как спину ему сверлит пристальный, неотрывный взгляд голубых глаз.
«Это не может быть он. Здесь, за сотни лиг от Мордора?»
Да, он был высок и широк в плечах — как многие эсгаротцы. Почему Гилморну так легко было представить на этих плечах черную кольчугу, черный камзол с серебром? Да, волосы у человека были черные и прямые, но они едва закрывали шею, а не спускались до лопаток. «Их можно остричь, чтобы остаться неузнанным», — подсказал ему голос собственного здравого смысла. «Подожди, пока он повернется, и ты сможешь взглянуть ему в лицо». Но ведь если бы это был он, Гилморн должен был узнать его сразу, на любом расстоянии, даже со спины!
Когда человек повернулся, эльф чуть было не вздохнул облегченно, он был не похож, он был загорелым, растрепанным и носил бороду, ничего от демона с бледным, гладко выбритым лицом и длинными прямыми волосами, струящимися на плечи или забранными на затылке в конский хвост… Но уже через секунду Гилморн понял, что его память играет с ним злую шутку. Лица людей на взгляд эльфа менялись изо дня в день, время писало на них свою нескончаемую повесть, черты лица искажались освещением, настроением, усталостью, и через несколько лет эльф с трудом узнавал старого знакомца. Борода, загар, другая прическа — все это так искажало внешность, что Гилморн был уже ни в чем не уверен. Два года, всего два года. Разве мог он так измениться?
«Тебе просто мерещится. Как, во имя Эру, он мог бы здесь оказаться? Глаза тебя обманывают, видя сходство там, где его нет! Ты просто никак не можешь перестать думать о нем…»
Человек продолжал снимать вьюки и складывать их на траву.
«Я должен взглянуть ему в глаза».
Сунув стрелу обратно в колчан, Гилморн взял лук в правую руку, вышел из-за деревьев и шагнул на поляну. Ему казалось, что от черноволосого смертного его отделяют лиги, а не сотня шагов. Сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Гилморн только надеялся, что его волнение никак не отражается внешне, потому что совладать с ним он не мог.
Когда он приблизился, человек невыносимо медленно выпрямился и посмотрел Гилморну в лицо. Глаза его были зелены и прозрачны, как изумруд. Глаза Норта Морадана. И глумливая полуулыбка, искривившая линию губ, тоже принадлежала Норту.
Сердце эльфа сделало два удара и ухнуло куда-то вниз из груди. Он на мгновение прикрыл глаза ресницами, но этого мгновения хватило, чтобы он вновь обрел самообладание. Теперь сомнений не было, и напряжение его исчезло. Теперь он должен был бросить вызов гостю из прошлого. Демону из своих грез.
Нужные слова пришли на ум сразу.
— Ты помощник главы каравана? — спросил Гилморн холодно.
— Да, мастер эльф.
Этот голос с насмешливыми нотками… Эльф едва не вздрогнул, услышав его.
— Вы можете расположиться здесь на ночь. В той стороне — источник с питьевой водой. А в той стороне, — он кивнул головой и посмотрел человеку в глаза, — наши часовые. Никто из вас не должен приближаться к ним ночью, только если будет какое-то важное дело.
— Я понял, мастер эльф.
И они разошлись, не обменявшись больше ни словом.
* * *
В ночной тишине Гилморн слышал шум крови в своих жилах, стук своего сердца, легкий шелест шелка, когда он чуть-чуть менял положение. Потом к этим звукам присоединился еще один. Кто-то осторожно пробирался через лес, очень тихо для человека, но не бесшумно, как эльф. Услышав его, Гилморн весь подобрался, но не обернулся на звук. Прислонившись к дереву, он смотрел в противоположную сторону, ничего не видя перед собой, весь превратившись в слух.
Когда человек встал вплотную к нему и прикоснулся пальцами к его плечу, Гилморн, молниеносно развернувшись, прижал к его шее лезвие ножа, который сжимал в руке.
— Я гляжу, ты меня ждал.
Норт улыбался, не пытаясь отстраниться или перехватить его руку. Он совсем не выглядел обескураженным.
— Что тебе здесь нужно? — спросил Гилморн ледяным тоном, сильнее прижимая лезвие к коже смертного.
— Так-то встречают гостей в Мирквуде? — сказал Норт глумливо, будто это он держал клинок у горла эльфа, а не наоборот.
— Так встречают врагов, — отрезал Гилморн, чуть шевельнув запястьем, и смертный был вынужден откинуть голову, когда давление острого лезвия на его кожу усилилось. — Ты не гость, ты шпион. Одно мое слово — и ты будешь предан смерти.
— Почему же ты не показал на меня пальцем прямо там с криком: «Держите вора!»?
— Я не был уверен.
— Ну да, как же я забыл, — Норт подмигнул. — Тебе, наверное, непривычно видеть меня одетым.
Едва не зашипев от ярости, Гилморн провел лезвием по его шее, так что показалась кровь. Норт даже не дрогнул, продолжая смотреть на эльфа с улыбкой.
— Немедленно отвечай, зачем ты сюда явился, или я тебя прикончу, да простит меня Намо Судия!
— Тебе об этом должно быть известно больше, чем кому-либо другому. Ты мне кое-что задолжал, мой сладкий.
— Неужели ты думаешь, что сможешь от меня чего-то добиться? — эльф коротко рассмеялся. — Служба у Врага ослабила твой разум!
— Видишь ли, наш разговор с тобой был так неудачно прерван, и с тех пор меня не оставляет надежда его продолжить.
— Нам не о чем говорить.
— Я и не собираюсь с тобой разговаривать.
— Тогда чего ты хочешь?
