хватит веселиться!
Ханна принимает облик рыжеволосой женщины, приятной, даже интересной, но не красавицы. И Френк замирает, вздрогнув. А затем отводит взгляд, стиснув пальцы в кулак.
– Никогда так не делай.
У Френка такое лицо, что Ханна решает не издеваться и смахивает с себя образ его покойной жены, словно пыль, которая, кстати, говорят, ни что иное, как частички человеческой кожи, так что сравнение удачное. Она об этом задумывается и прослушивает половину того, что говорит взбесившийся то ли из-за раны, то ли из-за якобы преследования, Френк. Бедолага он. Открыл этот бордель уже лет двадцать как, и в первый же год нанял свою будущую жену, влюбился, бегал за ней, говорят, с ума сходил, на свадьбу целое состояние потратил. Свадьбу со шлюхой… Бывает же. А она потом взяла да умерла – лихорадка вроде бы. Тут такое часто бывает, людей или нелюдей скашивает болезнь… Френк так и не оправился, не приголубил ни одну свою «жрицу любви» за всё время, если и спит с кем-то, то на стороне. Хотя вряд ли бы мог успеть, он всегда здесь, заботиться о «Магнолии», считает деньги, всё больше стареет…
– Ты хоть меня слушаешь, стерва?!
Ханна закатывает глаза.
– Да-да, господин. Ты говорил, что слишком затратно и морутно меня содержать. И опасно для жизни. И Лисичку ты отберёшь! И скормишь меня крокодилам!
Френк вздыхает и запускает массивные пальцы с такими же золотыми перстнями в седеющие, сальные волосы.
– Про крокодилов не говорил! Но идея хорошая, – усмехается он, уже как-то устало, или от боли, или…
Ханна ведёт плечом.
– Дядя, а правда, что у тебя дракон в подвале? Говорят, ты его пичкаешь химией, держишь возбуждённым, ну, в обличии крылатой твари и отдаёшь всяким извращенцам.
Фрэнк поджимает губы.
– Да, – говорит, – с крокодилами это ты хорошо придумала.
Она смеётся и переводит взгляд туда же, куда так странно глядел Гомер. И замирает. На мгновение она видит у стены высокого, полупрозрачного темноволосого мужчину. Его глаза поблёскивают оранжевым, и от этого её сердце словно пробивают железным прутом.
– Френк?
– Ну что?!
Мужчина пропадает, Ханна нервно смеётся.
– Ничего.
– Всё. Неделю посидишь на карантине, пока будем разбираться со всем. Никаких клиентов. Разве что, на завтра ночь хочет твой Жан взять.
Ханна усмехается.
– Пришёл, всё-таки, ну, пусть.
Как обычно, чтобы поддразнить, Ханна не принимает облик Агнии заранее, да и не уверена теперь не захочет ли он какую-нибудь другую толстушку. Чернобровку, например, со смоляной косой толщиной с руку. Или что-нибудь поэкзотичнее…
Она заходит в спальню для приёма клиентов, где недавно они с Френком вели разговоры и где ей что-то примерещилось. Кровь на полу вытерли, постельное – на это есть надежда – сменили, да и Жан на месте. Сидит, душенька, на крае алой простыни, отчего-то в чёрных очках.
– Жена тебя избила, что ли?
Ханна, как обычно, посмеивается, проходя лёгкой походкой, в халате, от которого едва заметно несёт табаком. Вообще-то, мужчинам такое не нравится, но Жан по части запахов непривередливый. Да и всё равно халат скоро оказывается на полу, а она подходит в образе жгучей брюнетки с точёной фигурой, всё ещё в белье и валится на постель рядом с ним.
Душа её ликует от того, что он здесь, в то время, когда клялся, что отдал бы всё за встречу с затерянной в прошлом Агнией, когда он устыдился связей с ней и осуждения общества. Да и на горизонте маячила более подходящая – состоятельная – партия. Выбор очевиден.
И, бедняжка, вбил себе в голову, что любил её.
Да, господин, конечно, любили, конечно, это не фетиш, без проблем.
Только вот его действия показывают всё лучше слов.
Зная, как устроен мир, ничему не удивляясь и ничего не требуя, Ханне проще находится в застенках «Магнолии», ведь и за её приделами нет любви. Потребительское отношение, как и здесь.
Так
зачем
что-то
менять?
Она перетекает Жану за спину и массирует ему плечи. Так, за счёт заведения.
– Чем займёмся сегодня?
Он горячей ладонью ловит её за руку и усмехается:
– Хочу увидеть тебя настоящую.
– Да ты издеваешься! – не верит Ханна своим ушам. – С чего бы это? Пытаешься избавиться от образа в голове? Ну, я уж точно тебе не привью любовь к стройным девушкам!
Жан берёт её за руку, не глядя на неё.
– Разве я плачу недостаточно, чтобы увидеть тебя без способностей?
Она смеётся, на самом деле, жутко нервничая и пряча руки позади себя. Пальцы подрагивают. Что-то не так.
– Ты неправильно ставишь вопрос, милый мой, – поясняет вкрадчиво. – Ты платишь столько денег как раз таки за мои способности. А сама по себе, прости, не продаюсь.
– А какая разница? – он усмехается, Ханна чувствует исходящий от него холод и передёргивается.
Обычно от Жана исходила исключительно мягкость и уверенность в себе, какая бывает у людей при больших деньгах и отсутствии других проблем.
Он относился со снисхождением к её повадкам, не задавал лишних вопросов, а сейчас будто бы раздражается.
Странно. И у неё самой сердце бьётся больно, ворочается внутри неправильно, сбивается с частых ударов до таких размеренных, что каждую секунду боишься – не остановится ли вовсе?
– Такая, – выдыхает она, хмурая и сосредоточенная на себе, – что я актриса, немножко психолог, а не шлюха какая-нибудь.
Жан одаривает её колючим смехом.
И тут всё становится яснее на каком-то подсознательном уровне, в конце концов, такую, как она, мастерицу лицедейства, разве можно провести?
Держать за дурочку?
Или всё в порядке, у Жана странное настроение, может, даже из-за развода, а Ханна просто тихо сходит с ума.
Давно, кстати, пора.
– Может быть, ты просто боишься меня разочаровать? – усмешка.
Ханна поднимается с постели и отступает.
– С чего бы это? Может быть, я хочу развлечься?
– Побыть кем-то другим, да? А, может, ты просто окончательно потеряла себя? Может, «Магнолия» съела маленькую Ханни?
– Какого хрена?
Жан поднимается и снимает очки.
– Привет. Рад, наконец-то, познакомиться с тобой поближе.
Ханна вскрикивает, и «Жан» подрывается к ней. У него рыжие глаза и жёсткий, холодный взгляд.
– Я Алекс.
– Так значит ты не Жан?
Алекс смеётся. Его черты лица грубеют, волосы становятся жёсткими чёрными лохмами, торчащими во все стороны, появляется щетина. И наглому взгляду, острому изгибу губ больше идёт эта внешность странника с обветренной кожей и наверняка грубыми, но цепкими руками. По крайней мере, такое создаётся впечатление.
– Ну, в смысле, значит ли это, что я проиграла пари? Вряд ли, ведь
