В Западной же Европе процесс экономического раскрепощения женщин набирал меж тем учащенный ритм, а когда в послевоенные годы чудовищно разбогатевшая Америка уверенно вышла на первый план среди капиталистических государств, то она же естественно опередила все страны и по уровню женской эмансипации. Надо сказать, правда, что знаменосец и блюститель индивидуальной свободы. Западная Европа показала однако Новому Свету, кто есть подлинный лидер в этом отношении: молодежный взрыв 1968 года практически без какой-либо заметной переходной стадии двинулся от революции социальной к революции сексуальной. Тогда пали не только все прежние «табу» в сфере интимной жизни, но свершился и существенный переворот во взглядах на семью, на права женщины в семейной, и шире того, в интимной жизни. И вот этот-то поток практически беспрепятственно хлынул в нравственные океаны нашего отечества после разрушения у нас железного занавеса в 60–70 гг. Хлынул и завертел, как невесомые щепки, миллионы и миллионы наших сограждан и особенно согражданок, которые восприняли вновь обретенные нормы с достаточной легкостью потому, что наша экономическая нищета сравняла к тому времени материальные возможности мужчин и женщин. И коль скоро «М» уже не мог обеспечить материально полностью свою жену и семью, столь скоро «Ж» обрела равные с ним права на производстве и в общественной жизни. И в семейной жизни! А если снова вспомним, что количество действительно достойных «М» в нашей многострадальной державе было повыбито войнами, высылками и лагерями и уменьшилось противу исходного уровня на десятки миллионов мужчин самого активного возраста и деятельного образа жизни, то в подобной ситуации экспансия женской самостоятельности стала развиватьсяразливаться практически беспредельно. И тут уж кто во что горазд: Лариса Губина, оттеснив посредством своей работоспособности и обаяния мужчин переводчиков, вышла на самые передовые рубежи возможного для трудящейся женщины самообеспечения. Геолог Томила, первая жена Егора, уразумев, что зарплаты мужа — средненького офицерика — явно недостаточно по ее аппетитам, расчетливо и смело пошла в атаку передком на партийное и учебное начальство своего института, и в результате достигла значительного роста материального преуспеяния.
А вместе с тем гигантская всеохватывающая инерция традиционного, тысячелетнего течения, которую мсье золотоносовы относят к первобытной морали, продолжала и продолжает воздействовать даже на тех, что закрутился в новых волнах. И Лариса Губина с ненавистью, матерными словами, отзывается о своем свободном эмансипированном житье-бытье, и Томила, как- то стремительно из привлекательной энергичной женщины обратившаяся в пучеглазую задыхающуюся толстую старуху, вряд ли оказались счастливы в своей женской судьбе. Таким образом пребывание в зоне этого планетарных масштабов водоворота создает состояние жестокой дисгармонии для тех, кого он крутит. И здесь, дорогая Нина Терентьевна, надо четко определиться не только насчет сексуального ликбеза, но прежде всего установить, какое течение (то есть какой стиль морали и семейного поведения) по твоим склонностям и по индивидуальности твоего мужа тебе подходит. Следовательно, спокойно проанализировав особенности своего исконного традиционного русла, мы должны осознать своеобразие и того могучего потока, который ворвался к нам и, твердо скажем, будет с годами лишь усиливаться.
Любопытно, что этот новый анализ будет способен вывести нас в совершенно новые, удивительные и неожиданные горизонты закономерностей гармонии «М» и «Ж».
Часть третья
НОВЫЕ ВРЕМЕНА
ИВАН-ДА-МАРЬЯ
МЫСЛИ ВСЛУХ
(Начало)
Эпиграфы к главе
Не в деньгах счастье
Поговорка
Выходит из тайги к реке охотник и видит, что против течения женщина бечевой тянет лодку, а в ней сидит-покуривает трубку его знакомец: — Эй, Иван, куда собрался?
— Да вот, баба заболела, везу в больницу.
Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная ты моя женщина!
Не веселая, не печальная,
Словно с темного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумасшедшая.
Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою
И слезами и стихотворениями
Обожгу тебя, горькую, милую.
Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжелые,
В эти черные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.
Что прибавится — не убавится.
Что не сбудется — позабудется…
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?
Николай Заболоцкий
ОН и ОНА
ОН ОНА
Стол всегда завален бумагами, папками, книгами
Много работает Не умеет рационально организовать свою работу
Разговаривает с коллегами
Обсуждает служебные дела Сплетничает, конечно!
Отсутствует на работе
Поехал по делам в другое учреждение Бегает по магазинам в рабочее время
Шеф пригласил позавтракать в ресторане
Начальство его ценит. Очевидно, он будет Комментарии излишни! повышен по службе
Назначен день свадьбы
Только обзаведение семьей придает Все, с работой покончено. Теперь мужчине солидность. Теперь он будет пойдут дети, пеленки, болезни… по-настоящему надежным работником
Держит на рабочем столе фотографию своей семьи
Прекрасный семьянин! Работа у нее на втором месте, а на первом — семья!
Таблица, опубликованная голландским журналом «Натуур энд техник». Реакция окружающих на одинаковое поведение и поступки мужчины и женщины.
Они влюблены и счастливы.
Он:
«Когда тебя нет, мне кажется — ты просто вышла в соседнюю комнату».
Она:
«Когда ты выходишь в соседнюю комнату,
мне кажется — тебя больше нет».
Вера Павлова
Алевтина не вернулась из командировки. Сначала был короткий факс с просьбой о продлении срока пребывания ввиду необходимости проработки открывшихся новых перспектив сотрудничества с концерном г-на Берхстгадена. Текст был сопровожден краткой просьбой самого (!) президента компании с указанием, что расходы по пребыванию мадам, нашего экономиста, концерн берет на себя. Разумеется, я очередной раз не мог не восхититься талантом и силой духа этой женщины: кто она такая в иерархии планетарной картографической промышленности по сравнению с магнатом, всесильным императором мировой державы? Букашка, не более: безвестная сотрудница безвестной пока, скромной начинающей фирмы. И тем не менее — не только добилась приема у его сверхвысочества, но и вышла на какие-то эффективные перспективы, но и заслужила поддержку олигарха!..
Потом раздался телефонный звонок в офис: слышимость была отличная, я различал малейшие оттенки ее голоса. От неожиданности у меня перехватило горло, я ответил не сразу. Она владела собой много лучше меня и по-деловому сухо доложила о своих феноменальных достижениях: мы не только получаем новейшее оборудование и кредит на льготных условиях под поставку совместной продукции, но и при наличии нашего желания организовываем совместное предприятие на правах филиала международного концерна.
— Привет сотрудникам, шеф! Жду новостей, — так лихо завершила она разговор. — Да некому передавать, все уже разошлись, — несколько невпопад, вместо вежливого «спасибо, обязательно передам», — ответил я.
И тут ее голос изменился, задрожал, и я, наконец, понял, как трудно ей было столь молодецки говорить со мною.
— Нас не слушают? — еле слышно спросила она. — Некому. — Шеф… Шеф… Егорушка! Скажи мне, скажи мне… Одно твое слово… Я прилечу в тот же день!.. — Что сказать? — выдавил я из себя не сразу. — Питер просит моей руки. — Какой Питер? — тупо спросил я. — Причем здесь Питер? — Какой-какой? Не все ли равно? Да господин Берхстгаден. Он сказал, что ждал меня всю жизнь.
Я молчал. Сердце неожиданно пронзили какие-то острые когти, я даже едва слышно застонал и стал тереть левую сторону груди.
— Егорушка! Егорушка! Что с тобой? — донесся отчаянный вопль из-за океана. Я сидел молча, вереница лиц вихрем закружилась передо мной, и постепенно осталось лишь два из них: Анастасии и Алевтины. Сильное, яркое, с пронзительным взором — Алевтины (наверное, потому такое, что уж больно лихо отрапортовала она мне свои результаты) и сникшее, с сетью взявшихся откуда-то горьких морщинок, с кротким спокойным взглядом лицо Анастасии.