Выгуливающая их девчонка чертыхается.
— Шанель! Сидеть, девочка! Место!
— Какого хера! — гневно восклицает Уолкер, когда огромная немецкая овчарка поднимается на задние лапы, кладет передние на лацканы его безукоризненного смокинга и делает попытку облизать его лицо.
При виде того, как мой красавчик-бойфренд отчаянно, но безуспешно пытается сбросить с себя собаку, у меня вырывается смешок. Я собираюсь помочь ему, как вдруг словно из ниоткуда выпрыгивает черный мастиф и врезается в меня с такой силой, что я теряю равновесие.
— Оу-оу-оу! — верещу я, размахивая руками как утка на взлете.
Моя задница почти ударяется об асфальт, но прежде чем я успеваю шлепнуться наземь и выставить себя на посмешище, кто-то подхватывает меня. Сильные, словно стальные тросы, руки обвиваются вокруг моей талии, прижимают спиной к крепкому телу, защищают меня.
— Вы как, в порядке? — звучит над ухом вопрос. Кожи касается дыхание, мягкое и теплое, как летний бриз, отчего внутри меня начинает распространяться странная… щекотная дрожь.
— Простите, что вы сказали? — говорю, оглядываясь на своего спасителя.
Он усмехается.
— Я спросил, все ли в порядке.
О. О-о…
— О, да. Да, все хорошо. Извините.
Наша игра в гляделки вызывает во мне чувство неловкости, и я опускаю взгляд на руки вокруг моей талии.
— Ваши… э-э… руки… — бормочу я как полная идиотка. «Серьезно, Блэр? Ты серьезно?»
— А что с ними? — невинно спрашивает он, напрягая их посильнее.
Я с трудом сглатываю и пытаюсь собраться с мыслями. Кладу поверх его рук свои, толкаю — ничего не выходит. Они словно приросли ко мне.
— Можно уже отпустить.
Он со смехом разжимает свои теплые объятья, и мне сразу становится холодно.
— Виноват.
Я оборачиваюсь и вижу, что незнакомец посмеивается, причем так, что это сводит его извинение на нет. В уголках его глаз собрались озорные морщинки. Да этот засранец от души наслаждается ситуацией!
Я одергиваю платье.
— Спасибо за…
— Вам спасибо. Это лучшее, что случилось со мной за день.
Не улыбайся… Не улыбайся…
Я улыбаюсь.
Да и как удержаться?
Мы улыбаемся друг другу в окружении надрывистого собачьего лая. А потом я вспоминаю об Уолкере. Невольно морщусь, незнакомец, видимо, вспоминает о том же — мы одновременно оборачиваемся и видим, как взбешенный Уолкер материт несчастную девчонку. В руках у нее целая связка поводков, добрый десяток собак тянет ее в разные стороны. Несложно понять, почему она не смогла с ними справиться.
Я порываюсь вступиться за нее, хочу попросить Уолкера успокоиться, но вспышка злости в его глазах вынуждает меня отложить эту затею.
— Приятель, остынь. Она не виновата, что собака на тебя прыгнула, — слышу я голос незнакомца, и он становится моим личным героем.
Не устояв перед искушением сравнить их, я отмечаю, насколько они разные. Уолкер — в безукоризненном черном смокинге, с этими своими голубыми глазами и светлыми волосами — кажется холодным и недосягаемым. Незнакомец — его полная противоположность. Видавший виды черный костюм помят, каштановые волосы топорщатся на затылке, карие глаза излучают земное тепло.
Он присаживается на корточки и гладит собак, пытаясь их успокоить.
— Все… все… спокойно, — ласково приговаривает он.
Не удостоив его ответом, Уолкер бросает перепуганной насмерть девчонке:
— Научись выполнять свою работу как следует. Для этого, вроде, много ума не надо. — С этими словами он хватает меня за руку и уводит прочь.
— Эй! Необязательно быть таким мудаком! Она же извинилась!
— Уолкер, погоди… так невежливо. Давай ты…
— Просто иди, Блэр.
Я оглядываюсь назад. Незнакомец стоит посреди улицы с широченной улыбкой на лице, вокруг играют собаки. Перестаю слушать тираду Уолкера и улыбаюсь ему в ответ.
Глава 6.
Бросив ключи от своего «Астон-Мартин» швейцару, Уолкер затаскивает меня в лифт, и, как только двери закрываются, выпускает мою руку и отстраненно смотрит перед собой. Но не успеваем мы переступить порог его квартиры, как он поднимает меня за бедра и уносит в спальню.
Он расстегивает брюки и рывком стягивает их вместе с трусами вниз. Его член уже стоит. Раздевать меня он и не думает. Сразу сажает к себе на колени и входит внутрь одним мощным толчком. Его руки на моей голой заднице, он управляет моими движениями, задавая скачке бешеный темп. Я выгибаю спину. Вцепившись в его бедра, смотрю, как его член поршнем ходит во мне, и пьянею от этого эротичного зрелища. Все мои чувства обострены. Я воспринимаю только одно — Уолкера и его мокрый, вонзающийся в меня член. Хочу одного — больше, сильнее. Слышу одно — шлепки плоти о плоть. Он трахает меня жестко, мне больно, но, как и все хорошее в жизни, эта боль граничит с невероятным наслаждением.
— О, фак… Я сейчас кончу… я… сейчас… — стонет Уолкер и напрягается подо мной на пике оргазма.
Кончив, он сразу сталкивает меня с колен; матрас пружинит, когда я падаю на кровать. Потом встает, его член еще твердый, весь в сперме и моей смазке, и уходит в ванную.
Лежа на спине, я смотрю в синеющий вверху потолок, пытаюсь успокоить сердце и привести свои взбаламученные эмоции и мысли в порядок. Столько неожиданных встреч и событий произошло в этот вечер, что я чувствую полнейшее опустошение, и вместе с тем в моих венах толчками бьется какая-то сумасшедшая энергия. После происшествия у музея Уолкер вел себя более чем странно. За всю дорогу до дома он не сказал мне ни слова.
Услышав шум спускаемой в туалете воды, я поворачиваю голову в сторону ванной. Смотрю, как Уолкер выключает свет и идет к кровати во всем своем нагом великолепии. Мои щеки горят, я хочу, чтобы он трахнул меня снова. От воспоминания, как он двигался во мне, вдавливая в мою плоть свои пальцы, меня охватывает беспощадное, болезненное томление. Я хочу еще. Всегда.
— Ты никогда не разочаровываешь, Блэр. Видела, как Артур пялился на тебя? Как он завидовал мне? Охренеть можно. — Уолкер смеется, проводя рукой по своей взъерошенной шевелюре. — Он жутко хотел тебя.
Я встаю, снимаю платье и бросаю его на пол, потом наскоро умываюсь и снова ложусь. Натягиваю до подбородка белую шелковую простыню. Шелк приятно охлаждает мою кожу — разгоряченную, несмотря на то, что внутри меня лед. Уолкер тоже забирается под простыню. Наши ноги переплетаются, я вожу ступней по гладкой коже его голени, и он притягивает меня к себе так близко, что мои груди касаются его торса, а к промежности прижимается его мягкий член.
— Ты поэтому стал совать в меня пальцы? Чтобы он и твои коллеги смотрели? — спрашиваю его небрежно. Холод внутри продолжает распространяться, сковывая меня все сильнее.
— Да нет. Просто только такая, как ты, могла разрешить трогать себя на глазах у кучи народа. — В его тоне слышна улыбка.
— Такая, как я — это какая, Уолкер?
— О, ну ты же понимаешь, что я имею в виду…
— Вообще-то не понимаю. Может, объяснишь?
— Ну… такая дикая и потрясная.
— Ты забыл еще одно слово, Уолкер. Легкая. Со мной легко, — отвечаю я и сама поражаюсь тому, насколько бесстрастно звучит мой голос.
— Блэр, детка… ты же знаешь, я тебя обожаю. Абсолютно все в тебе сводит меня с ума, начиная от твоих потрясных карих глаз и заканчивая…
Я зеваю, от физического и морального истощения меня клонит в сон.
— Уолкер, я очень устала. Давай спать. Мне завтра на работу.
— Возьми выходной и побудь завтра со мной. — Он лениво прикладывается к моим губам. — У вас в штате много хостес, тебя и не хватятся.
— Не могу. Завтра у Ланы экзамен, и я обещала Карлу ее подменить.
— Как скажешь. — Чувствительно ущипнув меня за задницу, Уолкер перекатывается на свою сторону кровати.
Когда я начинаю проваливаться в сон, ко мне возвращается чувство одиночества, мой многолетний спутник и друг, и я ему рада. Оно привычное и успокаивающее. Все мои прежние связи похожи на эту. Игра, секс, игра, секс — и всю дорогу никаких эмоций. Но меня это устраивает. Так лучше. Так меньше риск, что меня обидят.
Моя последняя мысль перед сном о том, что за несколько месяцев, пока мы встречаемся, Уолкер так и не запомнил цвет моих глаз.
***
Утром мы завтракаем на его шикарной кухне. Вокруг черный мрамор и нержавеющая сталь, приятно пахнет свежесваренным кофе. Уолкер выглядит как всегда безупречно, на нем дорогой костюм Tom Ford.
— Да, пока я не забыл… — Он вытягивает из внутреннего кармана пиджака белый конверт. — Вот, держи. Должно хватить, чтобы пару месяцев платить за квартиру.
Я заглядываю в конверт. При виде толстой пачки банкнот глаза лезут на лоб. Тут не только на оплату квартиры.
