- Руки моей дочери? - прорычал я. - Получишь мою ногу. Передай мне картошку и слушай. Я хочу тебе кое-что сказать.
Я взял картошку и стал медленно накладывать себе на тарелку. Я понимал, что заставить Марвина заниматься любым трудом будет непросто и не хотел наделать ошибок. Я зашевелил извилинами, а Марвин начал есть. Он ест, как акула-молот. Пока я думал, он успел очистить тарелку в первый раз.
- Послушай, Марвин, - сказал я. - Не хотел бы тебя обижать, но ты не слишком крепок.
- Крепок? - сказал он. - Послушай, но я не собираюсь участвовать в корриде.
- Это я знаю, - сказал я. - И все же, времена сейчас непростые и молодому человеку вроде тебя следует быть покрепче.
- Папочка, - сказал он. - Я не боец, я любовник. - Он плотоядно уставился на мою дочь. Она нежно улыбнулась ему и погладила его по руке.
- Ешь, Марв, - сказала она.
Он навалил себе на тарелку пару килограммов жареного мяса и кучу картошки, похожую на Мэттерхорн. (Мэттерхорн - гора в Альпах, известная своей запоминающейся четкой формой - прим. пер.)
Я решил зайти с другой стороны. - Марвин, в мире сейчас происходит гигантский социальный и экономический переворот. Каждый день мы читаем об этом в газетах. Раздоры не прекращаются. Напряженность и насилие ежедневно нарастают на поверхности нашей планеты. Мы попали в ловушку уродливой битвы за господство. Возможно, ради нашего собственного выживания. Нельзя медлить. Мы должны готовиться. Мы должны подготовить себя как духовно, так и физически к грядущей идеологической борьбе. И мы можем одержать победу только путем постоянного наращивания сил и отваги. Только путем полного развития наших скрытых физических сил сможем мы достичь превосходства. Молодому человеку вроде тебя следует подняться и занять по праву принадлежащее ему место подлинного борца за свободу - символа надежды свободных людей во всем мире. - Я сел и отечески улыбнулся ему. - Как это звучит, Марвин?
Он вытащил вилку изо рта. - Абсолютно безумно, папочка.
Я зачерпнул вилкой зеленых бобов, надеясь, что никто не заметил, как дрожат мои руки. Я улыбнулся ему сквозь сжатые зубы и сказал, - Марвин, сегодня ты начнешь качаться. Ты будешь заниматься по быстрой, легкой и продуктивной программе. Ты увеличишь окружность груди, твои плечи станут шире, ты прибавишь в весе и станешь атлетичным молодым человеком. Что ты об этом думаешь?
- Флмпф, - начал Марвин.
- Марвин! - заорал я. - Да вытащишь ты наконец лицо из картошки и уделишь мне минуту внимания.
- Папочка! - сказала моя дочь. - Не кричи на Марва.
- Да, дорогой, - добавила жена. - У него испортится пищеварение.
- Пищеварение? - зарычал я. - У него желудок шпагоглотателя.
Марвин вздрогнул. - Слушай, - сказал он, - не кричи. У меня это ухо прекрасно слышит. Ты испортишь мне слух.
Я начал говорить, но дочь перебила меня. - Перестань приставать к нему, папочка. Марва не интересует качка.
- Да, - сказал Марвин. - Типа я не хочу портить свои природные пропорции.
- Марвин, - сказал я. - Поставлю вопрос ребром. Я поставил на это десять баксов и тебе придется кое-что сделать. - Я указал пальцем на свою дочь. - Видишь ее?
- Ну конечно же, папочка.
- Так вот, либо ты начнешь тренировки, либо ты видишь ее в последний раз.
- Папочка, - взвыла она.
- И, что более важно, - добавил я, - ты только что закончил свой последний бесплатный обед в этом доме. - Я приблизил свое лицо к его и сказал, - Убеждает ли это тебя?
Марвин моргнул. - Типа в высшей степени, папочка. В высшей степени.
- Хорошо, - сказал я. - Я знал, что ты разумный человек. А теперь заглатывай все, что осталось на тарелке, и побыстрее. Я пока позвоню.
Я позвонил Олли и сказал ему, что Марвин готов начинать. - У меня в подвале есть все необходимое. Он может заниматься прямо там.
- Отлично, - сказал он. - Он не возражает, да?
- Ни в коей мере, - сказал я. - Ему не терпится приступить.
- Тогда ладно. Я буду через полчаса.
Когда Олли прибыл, я нашел пару старых спортивных трусов и вручил их Марвину, велев ему идти в подвал и надевать их.
- Итак, Олли, как насчет его программы?
- А ты что думаешь?
- Как насчет пары подходов жимов и подъемов на бицепс для разминки, затем два подхода дыхательных приседаний и пуловеров?
- А на сколько повторений приседания?
- Двадцать пять.
- Так много?
- Конечно. В этом весь секрет.
- Ладно, но они должны быть легкими.
- Не беспокойся, будут. Этот чудак все равно не сможет поднять ничего тяжелого.
Мы спустились в подвал. Марвин надел трусы. Он дрожал всеми частями тела и хрустел пальцами и вполголоса напевал, "Трам-пам-пам, детка любит папочку".
- Боже мой, Олли, - пробормотал я, - что она находит в этом бельчонке. Я никогда этого не пойму.
Я вытащил рулетку и сказал Марвину, - Иди сюда и стой спокойно. Я хочу измерить твою грудь. - Я обернул рулетку вокруг него, но он захныкал и отскочил.
- Слушай, - сказал он, - да она же холодная.
Я вернул его на место, снова обернул его рулеткой и посмотрел на нее. - Марвин, - сказал я, - тебе давно делали рентген?
Олли держал карандаш и бумагу наготове. - Сколько?
- 85 сантиметров.
Он записал.
- Ладно, - сказал я. - Вставай на весы.
Марвин встал на весы и я объявил, - Пятьдесят девять.
Олли поднял глаза. - И обе ноги на весах?
- Боюсь, что так. - Я взял Марвина за руку и указал на железо. - Марвин, мальчик мой. Видишь это?
- Отчетливо, папочка. Совершенно отчетливо.
- Отлично, - сказал я. - Потому что это штанга фирмы Йорк. Это транспортное средство унесет тебя к лучшей жизни.
Марвин шагнул вперед. - Папочка, - сказал он, - Я полечу на этом, если ты скажешь, но не думаю, что оно хотя бы оторвется от стартовой площадки.
Олли как-то странно посмотрел на меня и я слабо улыбнулся ему. - Борец за свободу, - сказал я. - Символ надежды для свободных людей всего мира.
Олли забеспокоился. - Надеюсь, русские никогда не узнают о нем.
- Они не узнают, - сказал я. - Когда мы разрешим наш спор, я задушу его и похороню на заднем дворе.
Я взял пустой гриф и показал Марвину, как делать жим из-за головы. - Теперь сделай так десять раз.
Он сделал десять и я сказал, - Ну вот, не так уж и страшно, правда?
- Думаю нет, папочка. - Он направился к лестнице. - Может, однажды мы и повторим это.
Я схватил его за трусы и потащил назад. - Ты еще не закончил. - Я показал ему как делать подъемы на бицепс и он сделал десять повторений. - А теперь, - сказал я, - сделай оба упражнения еще раз.
- Опять? - сказал он. - Слушай, я совсем не хочу вспотеть.
- Почему бы и нет? Это тебе не повредит.
- Но это меня расстроит, папочка. Я расстроюсь.
Я стиснул зубы и сказал, - Марвин, бери гриф и за дело, а не то я оберну его тебе вокруг шеи.
Он сделал еще по подходу и я потащил его к стойкам для приседаний. Я сделал несколько дыхательных приседаний и сказал, - А теперь, Марвин, ты сделаешь их двадцать пять. Делай по три вдоха между первыми десятью повторениями, по шесть между следующими десятью, и по десять между последними пятью. И как только я увижу, что ты дышишь недостаточно глубоко, я разобью тебе голову.
Он начал и после третьего повторения уже стонал на все лады на каждый выдох. На каждом выдохе он брал нотой выше и к седьмой ноте скрипел, как ноготь по школьной доске, и я схватил его за шею. Олли кинулся ко мне.
- Эй, Джонни, - сказал он. - Только не делай этого, пока у него штанга на плечах.
Я отошел, сел на скамью и закрыл глаза. - Скажите мне, когда все закончится, - сказал я.
Он сделал приседания и я заставил его сделать двадцать пуловеров. Затем еще подход приседаний и еще двадцать пуловеров. - Отлично, Марвин, - сказал я. - Это все. Ты свободен.
- Я потороплюсь прочь, папочка, - сказал он.
И таким образом я продолжал эксперимент с Марвином. Каждый второй вечер я затаскивал его в подвал и заставлял качаться. Я упрашивал его и запугивал его и умасливал его. Он так и не полюбил тренировки но он рос. По мере того, как он становился сильнее, я добавлял вес на штангу, но никогда не делал ее слишком тяжелой. Глубокое дыхание распирало его грудную клетку. Его грудь становилась выпуклой, а плечи - шире.
Приседания подстегивали его пищеварение и он набирал вес. Через три месяца я объявил эксперимент завершенным. Его грудь выросла на шестнадцать с половиной сантиметров. Он набрал семнадцать килограммов, а я потерял три.
- Ладно, Марвин, - сказал я. - Это все. Эксперимент окончен.
Он восхищался собой перед зеркалом. - Слушай, - сказал он, - Я, кажется, привыкаю к этой ерунде. Я мог бы даже продолжать.
- Отлично, - сказал я. - Купи себе штангу и качайся дома.
- Но, папочка, - сказал он. - Я теперь с тобой. Мне здесь нравится.
Я вытер лоб рукой и потрогал макушку, чтобы проверить, сколько волос я потерял.
