Силлифэнт затем обратился к директору «Парамаунт-ТВ». Тому Танненбауму, заведовавшему съемками этого сериала.
Танненбаум тренировался в каратэ у Эда Паркера и видел показательное выступление Брюса Ли на турнире в Лонг Бич в 1966 году. «Меня очень впечатлило его выступление, и я хотел с ним встретиться», — рассказывает Танненбаум.
То, что он делал тогда, — называется это кунг-фу или джит кюн до, — мне никогда не доводилось видеть ничего подобного ранее. Кто-то в киноиндустрии видел его выступление на предыдущем турнире и проверил его для роли в «Зеленом шершне». Я достал копию этой кинопробы, — и опять был очень впечатлен. От него исходило ощущение силы и уверенности в себе.
Я позвонил ему и сказал, что хотел бы брать у него уроки.
Брюс ответил: «Приходите в мою школу в Чайнатауне в девять утра в воскресенье. Дважды постучитесь в дверь». Я пришел. Брюс впустил меня через маленький вырез в двери.
Занималась небольшая группа. Ожидая, я заметил на столе плакатик со словами: «Покажите мне традиционного каратэиста, и я покажу вам мертвеца».
По сценарию Силлифэнта Майк Лонгсгрит (которого играет Джеймс Франсискус) оказывается свидетелем убийства, но он слепой и не может узнать преступника, полагаясь только на свой слух. Он выслеживает убийцу, грубого докера, и собирается раскрыть его преступление. Брюс играет торговца антиквариатом по имени Ли. Он защищает слепого следователя от банды, которая намерена прогнать его из дока. Лонгсгрит хочет узнать, как Ли удалось это сделать, и хочет научиться драться, как он, чтобы дальше преследовать убийцу. Ли отказывает ему, ссылаясь на то, что у следователя неверные мотивы для обучения. Но по мере развития сюжета Ли все же начинает учить Лонгстрита, работая как над его общим подходом к жизни, так и над приемами борьбы, готовит его к предстоящей схватке.
Теперь все, что оставалось делать Брюсу — в который раз, — это ожидать начала съемок фильма.
Пока суд да дело, Брюс с Брэндоном отправился в Гонконг, чтобы забрать свою мать в Штаты. Прибыв в Гонконг, он был ошеломлен оказанным ему приемом. Кинокомпания «XX век — Фокс», торопясь получить прибыль от телесериала «Зеленый шершень», имевшего сравнительный неуспех в Штатах, продала его недавно в Гонконг и во все страны Юго-Восточной Азии Затем он подошел и сказал: «Я буду держать боксерскую перчатку, а ты ударь ее». Кстати, весил я двести фунтов, а Брюс в то время весил около 132. Я ударил, и ударил хорошо.
Тогда Брюс сказал: «Теперь ты держи ее». Даже не заводя ударную руку назад, используя только вращающий момент своего тела, он буквально отправил меня в полет через всю комнату. Фактически, я так здорово влетел в стену, что с нее упала картина. Весь класс смотрел на меня, и я был весьма смущен. И все же это очаровало меня, потому что я никогда не видел, чтобы человек легче меня почти на семьдесят фунтов так отбросил меня через всю комнату. Брюс сказал:
«Это сила. Теперь я покажу тебе скорость». Он положил мне в ладонь пятицентовик и сказал: «Сожми пальцы быстрее, чем я заберу ее у тебя». Он сделал молниеносное движение, а я быстро сжал кулак. Когда я раскрыл ладонь, вместо пятицентовика там было десять центов. Вот все, что я видел.
Я сказал: «О'кей, я — твой». И я начал тренироваться с Брюсом, — через три года после того, как он впервые появился на экранах в Америке. Продублированный на китайский, фильм вошел в число наиболее популярных фильмов в Сингапуре и Филиппинах, а признанной звездой кинофильма оказался Като, а не Шершень. К великому своему удивлению, спустившись с трапа самолета, Брюс оказался окруженным кинорепортерами и газетчиками, готовыми расхваливать местного парня, который так высоко взлетел.
Гонконгские корреспонденты газет, радио и телевидения умоляли об интервью. Брюс вместе с Брэндоном появлялся на телевизионных встречах на обеих гонконгских телестудиях. Ведущий одной из передач уговорил Брюса преодолеть (в который раз!) его нелюбовь к «трюкам», и Брюс делал прыжки и удары ногой, и даже разбил четыре подвешенные дощечки, в дюйм толщиной каждая. Затем пятилетний Брэндон разбил одну размером почти с него. После года вынужденной пассивности и волнений о том, что дела идут не так, как надо, все очарование, остроумие и качества кинозвезды, присущие Брюсу, вдруг вновь нашли себе публику.
Воспользовавшись моментом, Брюс сразу же послал своего друга детства Единорога прощупать почву насчет возможных предложениях об актерской работе в киностудию «Шоу Бразерс». Брюс выдал Единорогу информацию о своих школах и копии журнальных статей о нем, чтобы показать все это братьям Шоу. Но так как информация эта была на английском, Единорогу сначала нужно было отдать ее в перевод.
В гонконгской киноиндустрии фильмы создавались примерно так же, как Детройт производил автомобили, — на конвейере. Фильм делался за три дня. Какая-нибудь дорогая экстравагантная картина, возможно, потребовала бы недели.
Братья Шоу — Ранжи, Ранме и Ран Ран — почти единолично владели киноиндустрией в Гонконге. Киностудия «Шоу Бразеро представляла собой соединение специальных съемочных площадок и студий звукозаписи; все — от пагод до концентрационных лагерей — было расположено на ветреных склонах холма, возвышающегося над Заливом Чистой Воды.
«Шоу Бразерс» была крупнейшей киностудией после Голливуда и производила две трети всех «китайских» фильмов в мире. В среднем семь картин снималось одновременно, студии звукозаписи, где происходило озвучивание, работали по плотному расписанию в три смены.
Секретом успеха киностудии была коммерческая стратегия, завязанная на скорость и экономичность. Фильмы снимались почти без звука, а потом, как итальянские «спагетти-вестерны», озвучивались на требуемом языке. Съемки часто делались без написанного сценария, действие по ходу придумывалось командой и «редактировалось» тут же с небольшими пересъемками. Сюжеты брались прямо из западных фильмов с небольшой адаптацией, и то не всегда, — то, что китайцы называют «подогретый вчерашний рис». Акцент делался на «кулаке и постели» — насилии и сексе. Режиссер был просто счастлив, если получал за фильм половину денег, истраченных на ведра фальшивой крови, требующейся для сцен насилия. Как и режиссеры, сценаристы и технический персонал, актеры и актрисы были перегружены работой и сидели на мизерных ставках.
Несмотря на это, местные перспективы были настолько скудны, что актеры, желающие играть по контракту, стояли в очереди к братьям Шоу. За неплохую плату Ран Ран Шоу зачислял потенциальных актеров в Южную драматическую школу (его собственную «актерскую академию»). Актеры должны были сами организовывать себе обед и добираться до места съемок за свой счет. Контракты были железные, разорвать контракт можно было, только оставив актерскую профессию или уехав из страны. Всем видом своим показывая отеческую заботу, Ран Ран Шоу сказал на одном интервью, что ряд самоубийств и нервных срывов среди актеров в течение последних лет был вызван внезапным давлением славы, добавив, что он всегда был готов помочь, если видел, что что-то подобное может случиться с кем-то из его ведущих актеров.
Фильмам «Шоу Бразерс» была гарантирована хорошая распродажа, поскольку киностудия имела в собственности 140 кинотеатров по всему Гонконгу, Сингапуру, Индонезии, Малайзии, Тайваню, части Вьетнама и Бирмы — называемых для удобства «мандарин-ареал». Студия также делала заказы в 500 театрах, в том числе в Чайнатауне в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Династия Шоу также владела тридцатью или сорока компаниями по всей Юго-Восточной Азии, получая проценты от залога недвижимости, банковского дела, страхования, пивоварения и увеселительных парков. В 1970 году они стоили между 40 и 200 миллионов долларов.
Базирующаяся в Сингапуре организация «Катей» была единственным серьезным соперником «Шоу Бразерс» в киноделе. «Катей» всегда выглядела жизнестойким соперником, пока авиакатастрофа над Таиландом не унесла с собой жизни нескольких директоров «Катей».
Хрупкий, щеголеватый человек в очках, скользкий в общении, Ран Ран Шоу имел прилизанную и гладкую внешность.
Он управлял всей империей из глубины обитого шелком кресла за великанским столом в элегантном строгом офисе, украшенном произведениями современной китайской живописи. Элегантным движением руки отодвигая в сторону обвинения в низких зарплатах и плохих условиях работы, Шоу весьма просто формулировал свой подход к созданию фильмов: «Если аудитория хочет насилия, мы дадим ей насилие. Если аудитория хочет секса, мы дадим ей секс. Все, что публика ни пожелает, она получит».
К сожалению, похоже, что Ран Ран не спешил применять тот же простой лозунг к своим собственным потребностям. Он сожалел, что не может уделить достаточно времени внучатам, поскольку сильное ощущение долга перед компанией обязывало его проводить массу времени со своими актрисами. Расточительные приемы регулярно гремели в доме, окруженном роскошными садами на тихом углу участка, принадлежащего киностудии. У Шоу было несколько домов и загородных вилл, так что естественным образом ему требовалось несколько «роллс-ройсов», «кадиллаков» и «линкольнов-континенталь». Шоу поговаривал со свойственной ему мудростью, что может ездить только в одном автомобиле за раз.
