Скромного, непретенциозного русского шахматиста должна была раздражать и наигранная авторитетность манер Тарраша, которая бросалась в глаза даже при самом коротком знакомстве. Вот как описывал Тарраша драматург Г. Ге: «Сидит „доктор“ Тарраш из Нюрнберга. Это „доктор“ неизменно сопутствует Таррашу и на картоне (обозначавшем место за шахматным столиком. – В. П.), и на карточках, и в разговоре. Доктор Тарраш средних лет, рыжеватый, с оскалом желтых крепких зубов, подстриженной бородкой, в пенсне; он имеет несомненную претензию на фатовство. В белом кепи с желтым околышком, в желтых туфельках, из-за которых выглядывают веселенькие носки, он ходит, подрагивая на ногах, с видом самоуверенным и довольным. Доктор Тарраш считается ученым игроком, и его голос на собраниях шахматистов всегда принимается, как авторитетный».
Отмечу кстати, что ходовая приставка «доктор» за границей вовсе не обозначала, как у нас, лицо, защитившее диссертацию на получение ученой степени «доктор» по данной отрасли науки, а значило лишь то, что человек имеет высшее образование, то есть окончил институт или университет. Тарраш в этом смысле не был деятелем науки, а был обычным немецким вольнопрактикующим врачом.
В расцвете славы Чигорина он к нему относился и лично и в печатных отзывах с большим почтением. Но под конец жизни великого русского шахматиста, когда успехи того померкли, подавлявшаяся годами Таррашем зависть всплыла наружу в виде явной враждебности. Тарраш стал всячески принижать значение русского чемпиона в редактируемом им немецком шахматном журнале и в своих книгах. Достаточно сказать, что в своей «Современной шахматной партии» Тарраш не дал ни одной победной партии Чигорина, хотя даже в девятисотых годах у Чигорина было много блестящих партий (например, на гамбитном турнире в Вене 1903 года или на турнире в Кэмбридж-Спрингсе 1904 г.), но зато поместил пять партий, проигранных Чигориным, в том числе с Берном, которую смертельно больной Чигорин проиграл после серии грубых промахов белыми уже на четырнадцатом ходу. Привел Тарраш свою «блестящую победу» над Чигориным за несколько месяцев до смерти великого русского шахматиста. Это было настоящее ляганье мертвого льва – книга Тарраша вышла четыре года спустя после смерти Чигорина.
Как бы то ни было, в 1892 году Тарраш великодушно соизволил признать Чигорина равным себе, понимая, насколько матч с русским чемпионом поднял бы в случав успеха его авторитет. Но после вызова Тарраша прошло почти полтора года до осуществления матча. Шли длительные переговоры: где быть соревнованию?
Предложил свои услуги неизменно симпатизирующий Чигорину Гаванский шахматный клуб. Немцы хотели, чтобы матч происходил на родине их чемпиона. Чигорин же, учтя печальный опыт игры на Кубе, настаивал, чтобы матч проходил в Петербурге, брался обеспечить финансовую сторону матча. Тарраш наконец уступил, и решено было матч между чемпионом России и чемпионом Германии провести осенью 1893 года.
В ожидании матча Чигорин развил большую энергию, стремясь активизировать отечественную шахматную жизнь. В сентябре 1892 года он выехал на гастроли и Ригу, где в течение недели провел ряд сеансов, в том числе – вслепую, и сыграл с сухим счетом матч из трех партий с чемпионом Прибалтики Ашариным.
Рижская общественность восторженно приветствовала Чигорина. «Чигорин в Риге! – писала газета „Ригаер Тагеблатт“. – Это то же самое, как если сказали бы: „В Риге находится король“! Ведь Чигорин является не только шахматным королем России, которая так гордится своим соотечественником, но и международным корифеем!.. Для всех наших шахматистов посещение знаменитого русского маэстро было настоящим праздником».
Вернувшись в Петербург, Чигорин много времени посвятил реорганизации Санкт-Петербургского шахматного общества, «директором-распорядителем» коего он стал. В октябре оно переехало в новое большое помещение при сельскохозяйственном клубе.
Одно из писем Павлову содержит такую любопытную характеристику деятельности «директора-распорядителя»: «На мне лежит все: и обязанности секретаря, и казначея, и даже библиотекаря, и все работы для общего собрания с докладами, отчетами и прочее, и прочее, и устройство, наконец, двух турниров, обеда по случаю новоселья, которое еще не было отпраздновано».
Кроме того, Михаил Иванович неизменно принимал участие в соревнованиях клуба, осенью 1892 года сыграл в турнире-гандикапе и потом выиграл матч у сильного первокатегорника А. Белина, давая тому фору пешку и ход, со счетом +5, –2, =0.
Как печально отражалось длительное отсутствие Чигорина на процветании шахматного клуба, видно из его письма Павлову: «…до чего довела наше общество в мое отсутствие кучка, к сожалению, наиболее сильных игроков, превратившихся в маркеров биллиардной и шахматной игры… Я оставил общество, едучи в Гавану в октябре, при 130 членах, вернувшись, нашел только 68. Мой шахматный авторитет спас дело. Будь я слабее или равной силы с этой кучкой, ничего бы не поделал».
Как раз в этот период Павлов пытался создать в Москве шахматное общество наподобие чигоринского шахматного клуба и обратился к Михаилу Ивановичу за советом.
Чигорин ответил ему письмом, в котором дал ряд советов, основанных на собственном горьком организаторском опыте. Но он не ограничился одними советами. Получив приглашение Павлова приехать на рождественские каникулы в конце 1892 года на гастроли в Москву, Михаил Иванович немедленно ответил согласием, причем в ответном письме не ставил никаких денежных условий, а заботился лишь о том, чтобы не пострадали петербургские шахматные дела: партия по переписке с парижскими шахматистами, задуманный им новый журнал, о котором речь впереди, текущие клубные соревнования.
Приехав в Москву, Чигорин воочию убедился в своей огромной популярности. Журнал «Семья» писал: «Приглашение Чигорина шахматным кружком принесло прекрасные результаты: число членов кружка значительно увеличилось, сразу поднявшись до небывалых размеров». А «Будильник» поместил дружеский шарж с такой красноречивой подписью: «Торжественный въезд М. И. Чигорина в Москву и ликованье верных поклонников шахматного короля».
В Москве Михаил Иванович сыграл несколько консультационных партий против сильнейших местных шахматистов, провел пять сеансов одновременной игры и выиграл всухую матч из четырех партий у фактического чемпиона города А. В. Соловцова.
Последний успех показал, насколько сильнее стал играть Чигорин. До этого соревнования Соловцов – даровитый шахматный самородок, с конца девяностых годов отошедший почему-то от шахмат, – во встречах о опытными международными маэстро Шифферсом и Алапиным добился равного счета. Удачно раньше играл Соловцов и против Чигорина: с 1880 года до этого короткого матча между ними состоялось тридцать два поединка, из которых Михаил Иванович выиграл пятнадцать, проиграл четырнадцать при трех ничьих – результат, какого мало кто достигал против Чигорина даже из зарубежных корифеев.
Вернувшись в Петербург в начале 1893 года, Михаил Иванович организовал оригинальный «консультационный» турнир, в котором, кроме него, играли еще две пары «союзников»-первокатегорников, причем в два круга. Чигорин занял первое место. Из четырех консультационных партий против «союзников» он выиграл три при одной ничьей. Затем Чигорин завоевал первый приз в традиционном ежегодном гандикапе клуба, набрав из 24 партий 19½ очков.
Осенью 1893 года состоялся матч Чигорин – Тарраш, вызвавший в шахматном мире огромный интерес. Это было первое международное шахматное соревнование в России.
Чигорин весь матч играл очень нервно и неровно, допуская грубые ошибки в выигрышных или ничейных позициях. Его нервозность объяснялась отчасти тем, что на его плечи легли все организационные хлопоты по матчу, а отчасти – нездоровой обстановкой, создавшейся тогда в Петербурге.
Русская столица до революции буквально страдала от немецкого засилья. Многие торговые, промышленные предприятия, многие органы печати были в руках немцев, придворные и высшие административные должности часто замещались выходцами из Германии или из прибалтийских губерний, где немецкие бароны жестоко эксплуатировали коренное население: литовцев, латышей, эстонцев и составляли правящую верхушку.
Любопытно, что когда в 1897 году происходила первая всероссийская перепись населения, царица Александра Федоровна (бывшая принцесса Алиса Гессенская) в анкете на вопрос: «Какой язык является родным?» ответила «немецкий», а на вопрос: «Главное занятие?» ответила «Хозяйка земли русской!» Чего уж ясней!
Германия, где на престол в 1888 году вступил кайзер Вильгельм II, переживала шовинистический угар. Эти настроения отчетливо давали себя знать и в среде «петербургских немцев», для которых даже матч чемпиона России с чемпионом Германии был поводом для демонстрации антирусских настроений и прогерманских симпатий.
