Не раз получали огласку и случаи подкупа судей в профессиональном футболе. Однако необъективный судья не гарантирует успеха. Судья может содействовать победе, но обеспечить ее ему не под силу. Не сможет же он, например, засчитать гол, если мяч ни разу не пересек линии ворот. Поэтому дельцы от футбола стали подкупать игроков, чаще всего тех, кто составляет основную силу противоборствующей команды. Таких процессов немало прошумело по Европе, особенно в странах, где существует футбольный тотализатор.
Но есть соревнования, где пустить в ход взятки — дело почти не осуществимое. На первенстве мира, скажем, вряд ли сыщешь игрока, способного поставить деньги выше интересов родины. Но изворотливый ум бизнесменов, карьеристов и фанатиков находит и тут лазейки для нечестной борьбы. Они прибегают к недопустимым и вредным методам воздействия на игроков.
Именно в погоне за прибылью тренеры и врачи идут на такую крайность, как допинг. Они снабжают игроков стимулирующими и возбуждающими средствами, которые вызывают на короткий срок прилив энергии, а затем пагубно влияют на здоровье.
Даже на Олимпийских играх в последние годы проступают черные пятна допинга. Это запрещено, но «цель оправдывает средства», и спортивные иезуиты идут на все для завоевания победы.
Поэтому на первенстве мира 1986 года в Англии был введен официальный запрет на допинг, решили принять действенные меры против этого недостойного явления, калечащего игроков физически и психически. Перед игрой судья по жребию определял двух игроков от каждой команды, и при выходе на поле у них брали кровь для анализа. Пробирки опечатывались сургучной печатью и отправлялись в Лондон, где кровь проверяли в специальной лаборатории методами, безошибочно определявшими любой допинг, если он был принят хотя бы в малой дозе. В статусе было указано, что в случае положительного анализа команде засчитывают поражение и ее игроков дисквалифицируют на все время первенства.
Арбитр имел также право потребовать от любого игрока, вызвавшего у него подозрение во время матча, сдать кровь на анализ. Такой процедуре был подвергнут, например, первый удаленный на чемпионате игрок — уругваец Альбрехт, ударом ногой в живот сбивший с ног немца Халлера.
В тридцати двух матчах восьмого чемпионата кровь у игроков была взята сто двадцать восемь раз. Ни в одной из пробирок стимуляторы не были обнаружены.
Казалось, что с допингом покончено раз и навсегда. И вдруг большинство футболистов сборной Италии заявили по приезде домой: «Мы проиграли в Англии потому, что врач делал нам уколы, которые вместо того, чтобы взбодрить, расслабляли во время матча». Восьмерых игроков, заявивших о допинге, поддержал Эдмондо Фабри. Он утверждал, что доктор, делавший игрокам уколы, действовал по наущению его врагов, заинтересованных в провале тренера.
Но почему же анализы крови в Лондоне не подтвердили допинга?
— Потому, — объясняли сторонники Фабри, — что эти анализы могли обнаружить только вещества, подстегивающие нервную систему, а не угнетающие ее.
— Клевета! — энергично протестует врач. — Клевета, выдуманная для того, чтобы не дать право Итальянской федерации футбола разорвать с тренером Фабри контракт, срок которого истекает только в 1970 году.
И объяснял далее, что контракт, выгодный для Фабри, может быть аннулирован без крупной неустойки только в случае провала сборной по вине тренера, поэтому-де ответственность за невиданное поражение перекладывают на врача.
Разобраться, где тут истина, трудно. Но суть дела не в этом, а в том, почему вообще возникла нужда в допингах? Потому, что погоня за деньгами в капиталистическом мире растлевает сознание игроков.
Сборной команде Корейской Народной Демократической Республики безусловно не требовался допинг. С великим энтузиазмом ее игроки победили сначала сборную Италии, оснащенную отличной техникой, а затем сумели вести 3:0 во встрече с призером чемпионата — командой Португалии.
Из всех стимуляторов мне по душе один: хорошее задушевное слово перед игрой и сознание патриотического долга. Без него футболист — лишь наемный солдат, способный бросить оружие на поле боя в самую критическую минуту.
Свела меня судьба и с другим неудачником — Винсенте Феолой, тренером бразильской сборной.
Наша группа сидела в лондонском аэропорту, ожидая в течение нескольких часов своевременно заказанный самолет. Вдруг в толпе пассажиров мелькнула знакомая фигура. Тучный, невысокий человек с большим одутловатым лицом пробирался к столику. Это был Феола, с которым я беседовал в Лужниках после блестящей игры бразильцев в Москве два года назад.
Я давно знал, что Феола шахматист и в футбол никогда не играл. Но мне захотелось послушать, что он скажет в свое оправдание. Привыкший к окружению из репортеров, Феола, покинутый всеми, с заметной радостью начал отвечать на вопросы советских журналистов. Видимо, ему хотелось излить душу, а возможно, и спасти хотя бы крупицы прежней популярности. К сожалению, и вопросы и ответы были стандартными.
— Думаете ли вы менять систему 1+4 + 2 + 4 после неудач?
— Не вижу к этому оснований, — ответил толстяк, сделав вид, будто смена тактики зависит от него. Затем последовали сетования на травмы у ведущих игроков и жалобы на болгар, которые первыми повредили Пеле. — Мы потеряли перед турниром Жаира, Амарильдо, а затем Герсона и Жильмара.
Он начал загибать пальцы, считая пострадавших, но, по-моему, главное было не в этих громких именах. Бразильцы выиграли всего одну встречу и не попали в четвертьфинал потому, что прибыли на чемпионат со старым вооружением.
Винсенте Феола вернулся домой только через месяц после первенства мира и под чужим именем. Дом его в Бразилии после проигрыша пришлось на долгое время взять под охрану полиции.
Феола сразу дал объяснения поражению в прессе. Он считал, что допустил несколько ошибок, но главные причины — это травмы игроков и нечестность судей.
— Из девяти арбитров, которые судили наши матчи на чемпионате, семь были англичане.
Кое-кого такие ссылки могут успокоить, особенно тех, кто ищет утешения. Но я вспоминаю свои первые игры. Уже тогда, на заре советского футбола, мы знали всю механику оправданий и полушутя-полусерьезно сговаривались, которой по счету заповедью будем объяснять свой проигрыш дома. Первая — случайность; вторая — плохое поле; третья — погода; четвертая — невезение; пятая — судья и т. д.
Когда мы играли на чужих полях и свидетелей из родного города не было, легче всего было свалить на судью.
«Давайте объяснять все заповедью пятой», — решали мы и так горячо возмущались арбитром, что под конец сами начинали верить в свою правоту. Слушатели знали, что судейство решает многое, и не сомневались в наших словах. Нас любили и хотели верить, что мы непобедимы. К тому же в каждой игре всегда найдется несколько сомнительных ситуаций, когда свистки судьи могут повернуть исход игры в ту и в другую сторону. Наша горячность убеждала даже тех, кто знал по опыту; чего стоят эти сказки.
Нынче, когда все сами видят игру, так наивно оправдываться уже нельзя. Но по телевидению нельзя хорошо рассмотреть все частности, охватить целое на маленьком голубом экране невозможно. Да и кулуары чемпионата не просматриваются, так что возможности для оправданий еще велики.
Феола отлично это понимал и, зная, что его песенка спета, оправдывался, не очень заботясь о доказательствах.
Однако болельщиков не проведешь. Они не зря просиживают часами перед телевизором и достаточно хорошо разбираются во всех обстоятельствах. Не убедил никого и опальный Феола. Конечно, бразильские звезды восхищали всех нас, но мы с малых лет были воспитаны на английском футболе.
— Молодцы англичане! — заключил я после финала, перед тем как писать отчет в Москву. — Они победили оружием, сделанным в Британии. Они никому не подражали и вернули футболу благородные традиции риска и наступления.
Все это было нужно как воздух и футболу советскому. Правда, наш футбол не выглядел на первенстве мира таким изнеженным, как итальянский, и не был лишен здравого смысла, которого не хватало в играх уругвайской и аргентинской команд. У нас в тайниках еще сохранялся добрый старый азарт. Когда советская команда переходила в решительные атаки, то давала трещину оборона таких грозных противников, как Венгрия, ФРГ, Португалия. Жаль, что привычка наступать, думая о собственных тылах, снижала остроту атак наших игроков. В первую очередь это относится, конечно, к защитникам и полузащитникам, которые были способны поработать в духе английских игроков обороны и даже знаменитого Болла. Обидными поэтому показались мне проигрыши сборным ФРГ и Португалии.
Немцы в матче с нами действовали уверенно и сильно, но мы ведь уступили им всего один гол, играя к тому же весь второй тайм вдесятером, — на сорок третьей минуте был удален наш лучший нападающий Игорь Численко. И травмированный полузащитник Иосиф Сабо, хоть и оставался на поле, но только в роли «пешехода», как метко определил его возможности английский комментатор.
