И так далее. Короче, я должен был кратко изложить всю работу, проделанную остальными, все важные цифры и стратегии, выдать определенные ключевые фразы и идеи, стоимость которых составляла многие миллионы долларов. По тем вашингтонским переговорам о спутниках он знал, что у меня очень хорошая память и что я быстро все схватываю. Членов комитета не интересовало, кто именно даст цифры, оценки и отчеты. Стоит мне их озвучить, и они навсегда станут их собственностью. Миссис Марш надела очки, готовясь все это застенографировать. Когда он закончил, я тихо откашлялся, мне предстояло говорить час, а возможно, и больше...
Бывают мгновенья, когда мы предаем других. Моррисон поставил меня в такое положение, что я был готов это сделать, изложив его взгляд на будущее Корпорации. Он намеренно вывел меня из числа переговорщиков – разве я был теперь связан какими-то обязательствами? Если я откажусь сотрудничать с Президентом, то заявлю о своей солидарности с Моррисоном и подчеркну его предательство по отношению к Президенту. Насколько я мог судить, что бы я ни сделал, Моррисон пролетает. Он сейчас не в состоянии меня защитить. И как только я все выложу Президенту, я стану не нужен и ему тоже. Мой единственный шанс – хорошо себя показать. Мне предстояло в одиночку выступить перед главными лицами.
Президент заботливо спросил:
– Мне кажется, вам надо рассказать нам очень многое, Джек. Возможно, вы хотели бы сесть?
Больше всего мне хотелось засунуть руку в плавки и высвободить свои яйца из холодной и мокрой ткани.
– Нет, – ответил я негромко, обращаясь к нему, а потом и к четырем мужчинам, сидящим передо мной, – я постою.
Все прошло лучше, чем я ожидал. Немного освоившись, я расхаживал по комнате, рассказывал, отвечал на вопросы и возражения каждого из слушателей. Несколько раз мы возвращались назад: они плохо знали некоторые последние цифры, характеризующие рынки. Президент стоял чуть позади и слушал. Он взял с журнального столика маленькую китайскую нефритовую лошадку и рассеянно ее рассматривал, время от времени кивая головой, услышав некоторые мои ответы. Я перестал нервно прислушиваться к своему голосу и просто говорил с присутствующими. Они были умными людьми и смогли понять, что мое выступление основано на анализе, а не просто на впечатляющих схемах и слайдах. И наконец, они задали последние вопросы.
Тени деревьев, словно гигантские пальцы, легли на бассейн. Мы закончили? Президент отрывисто кивнул мне и сказал:
– Спасибо, Джек, вы обрисовали нам положение дел, и это надо обдумать. Или, вернее, теперь нам надо обдумать важное дело.
Он быстро подмигнул мне – и заседание закончилось. Кто-то вложил мне в руку бокал, и каждый из членов комитета подошел и пожал мне руку. Это были вялые стариковские рукопожатия: человек подходит к вам и сует прохладную, чуть расслабленную ладонь, словно протягивая вам купюру. Теперь я принадлежал им, они меня купили.
Президент негромко сказал мне, что будет ждать меня завтра у себя в кабинете, это был ясный намек на то, что мне следует исчезнуть. Как по волшебству возник мистер Уоррен и провел меня по коридору к другой двери. Он снова стал приветливым. Я прошел мимо парадной столовой, где был накрыт великолепный стол на пять персон и на сервировочных тележках стояли подогретые серебряные тарелки. Мистер Уоррен привел меня в уютный кабинет, где Долорес и Мария, уже одетые, сидели на диване и смотрели телевизор. Я сразу увидел, что они хорошо провели день: о них заботились, их накормили и развлекли. После того, как я оделся, мистер Уоррен провел нас по лужайке к вертолету. Долорес поймала мою руку и сжала ее. Мы вошли в салон, где могли поместиться шесть человек.
– Спасибо, что приехали сегодня нас навестить, – сказал мистер Уоррен, а потом указал на шкаф у нас за спиной. – Там вас ждет неплохой теплый обед, у вас как раз будет достаточно времени, чтобы поесть.
Он закрыл дверь, и уже через минуту вертолет взлетел.
– Куда мы летим? – спросила Долорес, стараясь перекричать громкий шум вертолета.
– Наверное, на вертолетную площадку на Ист-Сайде, – ответил я ей. – Думаю, это займет минут сорок пять.
– Я боюсь! – сказала Мария.
– Не бойся, моя хорошая.
Она успокоилась и прижалась носом к окну, рассматривая простиравшийся внизу берег Лонг-Айленда. Мы летели в сторону Манхэттена, ловя последние лучи солнца. Я был полностью выжат. Тщательно разыгранная партия, где Джек Уитмен оказался беспомощной пешкой, меня испугала. Что произойдет завтра, когда я приду в офис? Чей я человек – Моррисона или Президента? В чем преимущество? Я закрыл глаза. А потом я ощутил прикосновение теплых губ к моему лбу и снова открыл их. Долорес сидела, устремив на меня свои темные глаза. Я понял, что сегодняшний день в корне изменил ее мнение обо мне: ее взгляд был пристальным, и в нем было желание.
Мы сели на аэродроме для вертолетов на огромный желтый косой крест. Нас ждала машина, и через час с четвертью после взлета мы уже были у моего дома.
– Ты устал, Джек? – спросила Долорес, как только мы вошли.
Я включил свет в прихожей.
– Я переволновался. Мне следовало захватить с собой лекарства от повышенной кислотности.
– Ты не знал, что им от тебя будет нужно?
– Мне следовало бы догадаться, Долорес. На самом деле следовало бы.
Она вынимала из сумки купальники и полотенца.
– Ну а я провела день очень и очень хорошо.
Я выдавил из себя улыбку:
– Вот и славно.
– Тебя все это время заставляли говорить?
– Да.
– Может, ты уложишь Марию спать? Тебя это должно успокоить.
Я послушался, изумившись мудрости Долорес. Держась за руки, мы с Марией пошли наверх, в ее новую комнату, в которую я поставил шкаф для игрушек, детскую кроватку и стол для раскрасок. Мария утомилась от поездки, и я помог ей надеть пижамку.
– Прочти мне «Кота в шляпе», – попросила она.
– Ты уже засыпаешь, моя хорошая.
– Почитай мне!
– Хорошо, садись ко мне на колени.
Я негромким голосом прочел ей первые несколько страниц о том, как маленькие мальчик и девочка сидят дома дождливым днем и скучают, и тут появляется Кот в шляпе. У Марии осоловели глаза, веки постепенно закрылись, и она обмякла у меня на руках, прижавшись головой к моему левому плечу, и от моего дыхания дрожали ее темные кудряшки. Ее рот приоткрылся, глазные яблоки начали двигаться под веками. Я мог бы вообще с ней не встретиться, да и теперь мы можем в любую секунду расстаться, или же она будет ухаживать за мной, когда я буду при смерти, но в эту минуту я ее любил. Я держал на руках идеальное творение природы, ребенка, которому было еще очень далеко до неврозов и страданий взрослой жизни, до тайной ненависти и страхов. Мария пошевелилась и тихо чмокнула губами. Ее рука захватила мою руку и прижала ее к себе. Подозревает ли Гектор, что другой мужчина держит на руках его ребенка, испытывая отцовские чувства?
Уложив Марию в кроватку и укрыв одеялом, я пошел в кабинет и проверил сообщения на автоответчике. Их оказалось два.
«Э-э... привет, это Майк Ди Франческо... У меня возникла небольшая проблема с Нью-йоркским коммутатором: когда я менял ваш незарегистрированный номер, я лоханулся. Номер теперь 555-4043, но он зарегистрированный. Адрес остался незарегистрированным, и я не могу понять, в чем дело: может, файл коммутатора каким-то образом записался в систему и ваш номер стал считаться новым номером. Они меняют свои программы, так что я надеюсь, что это не вызовет каких-то проблем...»
Я прокрутил запись до второго сообщения.
«Долорес, послушай, я знаю, что ты там, я знаю, что ты меня слушаешь, – зазвучал из автоответчика хриплый голос Гектора. – Я только что получил этот номер от телефонной компании, это какой-то новый номер, Уитмен что-то вытворяет с телефоном. Слушай, если ты там, а ты должна быть там, я уже сообразил, где ты сейчас. Кажется, я уже все понял, а если так, то мы очень скоро увидимся, Долорес, и это хорошо, потому что я просто хочу тебе сказать, что меня повысили. Новая работа, гораздо больше дел. Просто сказали: «Тебя повысили». Я три года надрывался, и наконец мне дали ход. Теперь я начальник на линии – линейный инспектор. Я знаю, тебе всегда хотелось, чтобы я больше зарабатывал, Долорес. Завтра я начинаю учиться. Мне надо заполнять бумаги и с компьютером работать тоже. Я обещал, что буду хорошо работать. Я буду получать больше денег, Долорес, у меня для нас будет больше денег, и ты можешь вернуться. Возвращайся с Марией. Теперь я буду получать на пять тысяч двести баксов больше, хорошие деньги. Думаю, я все равно буду и машины продавать, чтобы были лишние деньги? Рабочих часов больше, но...
Я выключил автоответчик, а потом стер запись. Мои действия оказались неудачными, события развивались не так, как я думал. Гектор был готов работать как можно больше, лишь бы Долорес и Мария к нему вернулись.
