Звонок принёс Алексею и необходимую передышку, и душевное удовлетворение. Быстро соображающий Заломай сразу понял, что его приятель едет за границу с каким-то ответственным заданием, вероятно – секретным. Поэтому он быстро переключил разговор на нейтральные, близкие им обоим темы. Два раза за время их почти получасовой беседы он говорил кому-то (мимо телефонной трубки), что занят, что освободится минут черед двадцать. Наконец. Фёдоров сказал:
– Спасибо, дорогой Владимир Алексаныч! Отвёл душу тут с тобой – хоть по телефону!
– Так, может, заедешь на обратном пути?… Что?… Не получится?… Жаль! Ну, тогда смотри – сам к тебе приеду!
– Приезжай! Буду рад!
На этом они и расстались. Фёдоров повесил телефонную трубку на крючок аппарата и глянул на часы: до отправления поезда было ещё – ой–ёй–ёй!
________________
В Бресте в купе подсело ещё двое пассажиров. Однако продолжалось это совместное путешествие недолго – в Варшаве Фёдоров остался уже было один, но тут снова подсели попутчики: один поляк и один француз. Фёдоров был рад, что к нему в купе не посадили немцев: он слышал, как они галдели на посадке, то и дело громко хохоча. Пасмурная варшавская погода их не смущала. Однако все погрузившиеся в поезд немцы разместились в других купе вагона. Нельзя сказать, что Фёдоров опасался как-то выдать себя перед „соотечественниками“, тем более – оказаться разоблачённым ими. За немца Фёдорову доводилось сходить уже не раз. И всегда успешно. Дело было в другом – в предстоящей работе, в слишком важной для всего встрече с Рудольфом Гессом. Конечно, он достаточно верно знал, какие именно секреты может поведать ему Гесс, – если захочет. Всё это с той или иной степенью стало известно ему ещё в той реальности. Но, вот, получить свидетельства, добиться приемлемого качества записи звука и изображения… – вот это было задачей!
Фёдоров с сожалением вспомнил цифровую технику, которой он овладел в той жизни. Тогда ничего не стоило спрятать видеокамеру в пуговицу, а цифровой диктофон-авторучку – в нагрудный карман рубашки. Сейчас ничего такого не существовалоло, пока ещё не было. Конечно будет, но надо-то здесь и сейчас…
После Варшавы тучи понемногу рассеялись. За окном мелькали ухоженные, зреющие поля. Такие же, только попестрей – поменьше, можно наблюдать в ФРГ, Бельгии, Голландии… В общем – по всей Европе. „А ведь сельское хозяйство у них, на Западе – всюду дотационное! Дотационное, несмотря на климат, куда более мягкий, чем в России. Тогда как мы – сплошь находимся в «зоне рискованного земледелия»!“ – подумалось Фёдорову,– „И в то время, как у них в каждый гектар ежегодно вкладывают сотни марок ежегодно, наше, советское, колхозно-совхозное сельское хозяйство – рентабельно, приносит доход!“
Глядя на мелькавшие за окном поля – то хлебное, то кукурузное – Фёдоров невольно вспоминал, как нагло и подло в той, преодолённой реальности, в эпоху Горбачёва, вели промывку мозгов почти что трёхсотмиллионному населению страны. Как врали о якобы низкой продуктивности советского села и тут же – об избытке тракторов в СССР. Как при всей этой лжи скрывали тотально дотационный характер западного сельхозпроизводства и прибыльность советского, скрывали факты о насыщенности села тракторами в разных странах. Не только на Западе, но даже здесь – в Польше, по которой сейчас шёл поезд, насыщенность тракторами была в полтора десятка раз выше, чем в СССР! А ведь, несмотря на несравненно более выгодные природно-климатические условия, нагрузка на 1 трактор в Италии составляла в 1986 году 6 га, в ФРГ – 8 га, в РСФСР – 70! И что же? Наглая пропаганда сыграла свою роль: население безмолвствовало, когда шла деиндустриализация, когда пустели (не засевались) поля, но при этом нагрузка на один трактор возросла сначала – вдвое, потом – втрое…
Печальные воспоминания Фёдорова о буднях „реформ“ той, преодолённой реальности прервало вежливое предупреждение проводника, возникшего в дверях купе:
– Приближаемся к границе с ГДР! Приготовьте документы, пожалуйста!
________________
В Берлине-Цоо „Вёрстера“ уже поджидал личный (сверхсекретный) западногерманский резидент Шебуршина.
– Аа! Коллега! С прибытием домой! – весело приветствовал он Фёдорова на платформе.
– Ну, если вы тоже – историк, то спасибо! – ответил условной фразой „Вёрстер“.
Выходя из вагона, Фёдоров взглянул через стеклянную крышу на небо: день обещал быть безоблачным и жарким. Вместе с резидентом они спустились по эскалатору с той стороны, что ближе к Кантштрасэ (то есть, к улице Канта). Автостоянка у вокзала была, как обычно, полностью забита автомобилями. Резидент, не останавливаясь, провёл Фёдорова через арку под железнодорожными путями и вывел его на улицу Канта, где и оказалась припаркованной машина. Это был неприметный, маленький, но юркий и шустрый Пежо-205. После взаимных приветствий на перроне ни Фёдоров, ни резидент не произнесли ни слова. Но едва они сели в машину, захлопнув за собой дверцы, как резидент сказал:
– Ситуация достаточно сложная, и мне хотелось бы прямо сейчас и здесь ввести вас в курс дела.
Из того, что рассказал резидент, выходило, что положение и вправду стало не простым, и намеченная на среду встреча вообще могла не состояться. И виной всему стали бы, впрочем, как и почти всегда, американцы. Да, американцы, хотя и наступила советская смена в „управлении тюрьмой Шпандау“. Американцы лишь сегодня – смена СССР началась вчера – известили советскую администрацию, что намерены в среду завершить не оконченные работы в саду внутреннего двора. По лицу резидента, сообщившего Фёдорову об изменениях, было заметно, что он сильно озабочен изменениями и угрозой срыва встречи Гесса с „историком Вёрстером из Марбурга“.
– Не волнуйтесь. Ничего страшного! Поедем прямо сейчас! – успокаивающе произнёс Фёдоров, слегка улыбнувшись и положив левую руку на колено резидента.
Сделал он это с такой уверенностью, с таким спокойствием, тоном старого умудрённого человека (они были с резидентом, скорее всего, ровесниками), что резидент не без удивления бросил пристальный взгляд на слегка осунувшееся с дороги, но чисто выбритое и спокойное лицо „историка“. Но каково же было удивление, когда „историк Вёрстер“ изложил резиденту свой план. Ответ на возникшее затруднение, ответ в виде готового плана, возник в голове Фёдорова мгновенно, едва лишь резидент сообщил о возникшем затруднении. Всё это было результатом того „мысленного проигрывания ситуации“, которым Фёдоров занимался почти всю дорогу сюда. Нет, конечно, именно такой ситуации он не предвидел. Зато „проиграл“ все возможные варианты действий, как для случая появления в Шпандау посторонних, так и при возможном переносе операции на более ранний срок. В общем, хотевший было сообщить „историку Вёрстеру“ причины затруднительности переноса операции на сегодня, резидент уже слышал от „прибывшего из Москвы разведчика“ способы их преодоления.
– Да, недаром шеф предупредил меня о том, что вы очень опытный и находчивый разведчик! – только и смог он произнести.
„Какой разведчик? О чём это он? Хотя, в интересах дела Шебуршин, вероятно счёл нужным… Консультант из будущего – вот это было бы куда точнее“, – подумал Фёдоров, но заговорил совсем о другом.
– Аппаратура при вас? – спросил Фёдоров.
– Да, конечно, всё здесь, в машине, Петер!
Не знаю, нужно ли пояснять, что резидент не знал ни имени, ни должности Фёдорова, как и тот, в свою очередь, знал о резиденте лишь то, что тот – личный резидент Шебуршина. Но, что же, в ведомстве Шебуршина и в самом деле не нашлось для этой операции хорошего профессионала? Обязательно было посылать академика – организатора нового оборонного НИИ?! Нет, конечно же, дело было совсем в другом. Прошло уже несколько лет назад, как они с Шебуршиным обсуждали операции, необходимые для преодоления реальности. Той реальности, из которой вернулся в прошлое Фёдоров. Реальности, не только уничтожившей СССР, но и призванной „очистить пространство“, до того подконтрольное русскому народу, передать его природные ресурсы под контроль внешних сил. Тех сил, которые за одно лишь десятилетие восьмидесятых потратили свыше 100 миллиардов долларов только на проработку методов психологической войны.
Планируемые тогда Шебуршиным и Фёдоровым операции были оценены ими как, скорее всего, бифуркационные. Иначе говоря, от их исхода, успеха или неудачи, зависело, по какому пути пойдёт дальнейшее развитие: вернётся ли всё опять к убийственному „курсу реформ“ или же удастся сорвать планы сил мирового Зла. И вот тут-то опыт и способности Фёдорова оказывались незаменимыми – никто кроме „консультанта из будущего“ не обладал способностью оценивать верность действий в ходе бифуркационных операций. Оценивать с точки зрения их влияния на будущее. Оценивать мгновенно…
