Мы удивительно легкомысленно пользуемся своим организмом и забываем, что являемся частью огромного мира, бытие которого строится по определенным законам. Было бы очень хорошо, если бы наше становление после рождения включало в себя детальное изучение кодекса этих законов. И жили бы мы тогда красиво, долго и счастливо…
А пока мы только стремимся понять, нарушение каких законов приводит нас к утрате реальности восприятия.
Приведем здесь несколько примеров, иллюстрирующих вышесказанное.
Если у матери в результате стечения обстоятельств не было возможности находиться со своим ребенком в первые дни после родов – это может обернуться психической травма для младенца, первое впечатление которого от мира носит исключительно негативную окраску.
В дальнейшем при взаимодействии с окружающей средой любую приходящую к нему информацию взрослеющий человек будет воспринимать в первую очередь с позиции «опасно или нет?». Мир для него изначально несет в себе угрозу, и это касается самых различных сфер взаимодействия с окружающей средой, будь то люди или предметы…
Много раз он видел, как уходят из жизни люди. Постепенно он убеждается в том, что мир враждебен к человеческим существам и в любой момент может отобрать у него любого значимого для него человека. Бывшему воину очень трудно приспособиться к мирной жизни, и это само по себе плохо. Но еще хуже то, что эту негативную информацию он передаст своим детям, а те – своим. В результате внук, ничего не подозревая, начинает неадекватно реагировать на запросы окружающей среды, которые со временем становятся все более жесткими, вплоть до выбора между жизнью и смертью.
Вот приходит на консультацию женщина. Стройная, подтянутая, в джинсах. Мальчишеская стрижка. Ну, вылитый мальчик. Формулирует запрос: не найти партнера для создания семьи. Начинаем разбираться. Выясняется: родители активно ждали мальчика. Даже одежду и игрушки купили мальчишеские.
Родилась девочка, у родителей – шок. Надо перестраиваться. И мало того, что девочка уже во время нахождения в животике у мамы не была принята – ожидаемой ласки от родителей она не получила и при рождении. Имя ей дали мальчишеское – Женя, после чего папа с усердием и любовью принялся делать из девочки мальчика.
И вот в результате получилась взрослая девушка в мальчишеском обличье, девушка, которая вопреки своему воспитанию хотела бы стать для кого-то любимой женщиной и хорошей матерью для своих детей.
В нашей многонациональной стране даже выросший в благополучной русско-якутской семье ребенок задается вопросом: «Так я – якут или русский?» Если все складывается благополучно в его жизни, этот вопрос уходит сам собой – оставаться цельным человеку позволяет сохранение функции реальности. Ну а если по национальному вопросу был нанесен сильный психологический удар, тогда как?
Приведем здесь еще один художественный пересказ случая из практики родолога, в котором описана судьба русского немца, пришедшего на консультацию с прямым вопросом: «Кто я?»
...
Витьку по кличке Данке Шён провожали всей коалой бездомных военных пацанов. Он сидел на телеге, поджав под себя грязные ноги в рваных галошах, мокрый, холодный, с огромной царапиной на левой щеке, и смотрел на нас глазами, полными слез. Слезы в его глазах делали с нами что-то непонятное – мы никогда не видели такого. Мы били. Нас били. Мы плакали, злились и мстили. Но слезы без боли, без драки, да еще и у Витьки на глазах… Для нас это было что-то невероятное и, видимо, потому запомнилось на всю жизнь.
Мы встретились с ним много лет спустя – совершенно случайно, как это часто бывает. Я летел на конференцию в Москву самолетом авиакомпании «Люфтганза». Во время полета из кабины летчиков вышел высокий сухощавый человек. Вышел и двинулся в мою сторону по проходу между креслами. Его до странности молодое лицо обрамляли длинные седые волосы. Живые голубые глаза и летная форма делали его чертовски привлекательным.
«Один из пилотов», – подумал я и отвел глаза. Но сердце в груди моей вдруг так екнуло, что я снова внимательно посмотрел ему в лицо. Он был уже метрах в двух от меня. И тут я ясно увидел на лице пилота светлую полоску, проходящую поперек левой щеки. Я всегда знал, что наши чувства склонны опережать логику восприятия, но в этот раз подумать об этом не успел. Не прошло и секунды, как я вскочил навстречу этому человеку, распахивая ему свои объятия. Он только успел выдохнуть: «Бориска!» – и мы на долгие минуты замерли, стиснув друг друга в объятиях.
Поговорить более обстоятельно мы смогли уже у него дома, в Саратове. Вспоминали ушедшие времена, всех наших ребят. Многих помянули, к сожалению, молчаливым тостом. Спустя столько лет я наконец услышал историю жизни моего друга, искореженную репрессиями – тыловыми боями государственной машины с беззащитным населением своей страны.
…Он сбежал из эшелона, в одном из товарных вагонов которого ехал с матерью и своими многочисленными братьями и сестрами в далекий Карабутаг. Вышел за водой и сбежал. Он бежал и падал. Он знал, куда бежит. Знал, что расскажет главному начальнику. А для начала он покажет тому орденскую книжку своего отца, которую носит на груди. Он должен доказать, что его отец – герой, а не предатель…
От голода и обиды мысли его путались. Он не видел, куда бежит, но твердо знал, что ему надо к главному начальнику над всеми военными…
Очнулся он в непривычно теплом, мягком месте. Губы так запеклись, что пришлось разлеплять их с помощью рук. Темно… Рядом – чье-то тяжелое дыхание. Он тихонечко ощупал себя. Оказалось, он лежит совершенно голым. Испуганно зашарил руками вокруг – где книжка, которая спасет отца? Где она, кто ее взял?
Выполз из-под фуфайки, которая накрывала его, и тут окончательно проснулся. Оказалось, он лежит на полу, на ватном одеяле. Рядом с собой нащупал какую-то доску. Поднимаясь по ней рукой, обнаружил поперечную перекладину, понял – скамейка. На скамейке лежала стопка теплой одежды. Он потянул к себе одежду, и вдруг что-то мягко шлепнуло его по лицу. Он испуганно отпрянул, но быстро успокоился – это была отцовская книжка. Он прижал ее к груди и погладил.
Одежда оказалась его, и была она теплой, мягкой и приятной. Выглаженной так, как когда-то давно делала мама… Он начал одеваться, потом тихонечко сел на скамейку. В двух шагах от него было окно, через которое проникал слабый лунный свет. Глаза постепенное привыкли к темноте, и тогда он увидел, что на полу лежит еще кто-то, и даже не один.
Внутри что-то заныло. Захотелось домой, на Волгу. Но нет теперь дома. Мама куда-то едет от него в поезде. Папа… И тут его будто подбросило – ему же надо к главному начальнику! Скорее нужно выбираться отсюда. Он, видите ли, здесь разлеживается, в то время как папе нужна помощь…
Он подобрался к окну, за которым, правда, ничего не было видно. Стал тихонечко продвигаться вдоль стены, натолкнулся на вбитое в нее кольцо. Осторожно потянул его на себя. Стена шевельнулась – дверь…
На окраине степного городка его задержал патруль. Доставили в комендатуру. На все вопросы он твердил только одно – ему надо к самому главному военному начальнику. Его напоили чаем с хлебом с сахаром. Утром пришел начальник комендатуры в военной форме – «самый главный начальник». Погладил по голове, усадил к себе на колени, сказал: «Ну, давай, рассказывай». Он все еще недоверчиво спросил:
– Вы – самый главный начальник над военными?
– Да, я.
Тогда из-под веревки, которой к телу были привязаны штаны, он достал книжку и протянул ее начальнику. Тот взял орденскую книжку, внимательно ее посмотрел. Потом еще и еще раз.
– Чья это книжка? – спросил он мальчика.
– Моего папы, – последовал гордый ответ.
– А почему ты с этой книжкой один ночью в городе? Откуда ты?
– Я искал вас, чтобы вы спасли моего папу. Его забрали военные. Увезли. Мы все плакали, а потом я сказал маме, что найду папу. Но тут опять приехали военные, посадили нас в вагон и повезли куда-то. Тогда я убежал и стал искать вас, чтобы спасти папу…
Комендант обнял его за плечи, прижал к себе и долго смотрел на мальчишку, который явно был истощен и, судя по коростам на лице, нуждался в лечении… Ребенок взвалил на себя непосильную ношу и верил, что нашел спасителя и защитника.
…Он снова сбежал, на этот раз – из больницы, когда увидел в окно, как «самый главный начальник» идет по улице с завязанными за спиной руками, а по обе стороны от него – два человека в гражданской одежде.
