Не так давно во Флориде мы с Рами пришли на летнюю вечеринку, которую устраивал один из его друзей. Огромный дом был битком набит красивыми людьми, танцевавшими под латиноамериканскую музыку. Я проходила мимо кухни и увидела Рами, занятого оживленной беседой с женщиной то ли из Венесуэлы, то ли из Колумбии — в общем, одной из тех стран, уроженки которых подчеркнуто сексуальны.
Рами разговаривал с этой необычной красоткой с фамильярностью, которая вызвала у меня дискомфорт. Заметив меня, он призывно помахал рукой, чтобы познакомить нас. Она была якобы подругой их общего друга или что-то в этом роде.
Сейчас я уже не помню подробностей этой истории, но совершенно уверена, что в то время она вызвала у меня массу яростных мыслей. Рами держался со мной так, как и полагается влюбленному, но когда он предложил принести этой женщине напиток, то в голосе его, на мой вкус, было слишком много энтузиазма. Я немного постояла рядом с вежливой улыбкой, а потом извинилась, ушла в другую комнату и села там.
Когда Рами нашел меня, он увидел, что я расстроена. Он заключил меня в объятия и несколько минут нашептывал всякие нежности. Потом мимо нас прошла другая женщина — еще одна латиноамериканка, настоящая секс-бомба, с длинными струящимися черными волосами и женственной фигуркой, настолько сексуальной, что даже просто смотреть на нее казалось чем-то неприличным. Сущая порнография, пусть и в одежде! Рами весь засветился, вскочил и окликнул ее по имени. Я понятия не имела, кто это.
— О боже, привет, Рами! — пропела она.
Я отошла в сторону поговорить с подругой, которая все это видела.
— Я бы так не смогла, — заявила она. — Не знаю, как ты это терпишь!
Именно этой последней капли мне и не хватало, чтобы выйти из себя. Да, к черту все это , подумала я. И такое случалось всегда и всюду, стоило нам выйти на люди. Иногда эти женщины, которых Рами называл «просто знакомыми», звонили ему. Он небрежно говорил: «О, это просто Марсела (или „просто Люси“, „просто Мэри“), тебе не о чем беспокоиться», как будто мой невинный вопрос автоматически зачислял меня в ряды психованных параноидальных сталкерш[16].
Хуже всего было взволнованное выражение его лица, когда он отвечал на звонки или видел этих женщин. Казалось, он из кожи вон лезет, чтобы произвести впечатление. В такие моменты я чувствовала себя ограбленной, будто у меня отнимают то, что есть во мне особенного. Я переставала существовать как динамичная и яркая женщина, какой я себя знала. Наоборот, становилась мелкой и незначительной.
Я начинала терять хладнокровие.
А вскоре после этого я уже вся истерзалась из-за новой напасти: Рами, как мне казалось, проводил слишком много времени по будням со своим новым поверенным — женщиной-юристом: обеды, ужины, бары… Я потребовала объяснений. «Ничего не бойся, — ответил он. — Просто у меня появился новый друг-женщина. Кроме того, — добавил он, — она непривлекательна».
Спустя несколько дней Рами объявил, что мы устраиваем совместный ужин. Он думал, что мое знакомство с этой «непривлекательной» женщиной разрядит обстановку. И вот она пришла, с ослепительной улыбкой на лице, убийственно хороша собой, и я почувствовала, что готова вот-вот взорваться. Но ее поведение было настолько приятным и чистосердечно дружелюбным по отношению ко мне, что я прикусила язык и кипела молча. После ее ухода я хотела поговорить о ней, но Рами… просто уснул.
Я лежала рядом с ним, сна — ни в одном глазу, и кипела от возмущения: как он смеет спать, когда я в таком гневе?!
Повинуясь внезапному импульсу, я встала. Вышла в кухню, набрала ведро ледяной воды, ворвалась в спальню и вылила его на храпевшего Рами. Он вскочил, а я пулей вылетела из комнаты. Он гонялся за мной по дому, промокший до нитки, мы оба вопили, как оглашенные. А потом начали хохотать, и спустя полчаса уже лежали в обнимку на сухой стороне постели.
Мы прошли не один круг таких глупостей, и ревность то и дело вспыхивала с обеих сторон. Бывали моменты, когда мы уезжали куда-нибудь на пикник, и он начинал заводиться: «Ты смотришь на какого-то парня! Нет, я знаю, ты смотришь! Ты ему улыбаешься!» Он злился и не желал со мной разговаривать. А потом рявкал: «Все, поехали, с меня хватит!»
Потом мы приезжали домой и занимались любовью. Такие эпизоды стали для нас нормой.
После того инцидента с женщиной-юристом у нас с Рами состоялся серьезный разговор, и он признался, что действительно старался заставить меня ревновать. Это позволяло ему почувствовать себя чуть в большей безопасности — потому что он сам часто ревновал меня. Успокоившись, я начала осознавать, что, как бы ни пытался манипулировать мною Рами, на самом деле из-под контроля выходило мое собственное тщеславие.
* * *
Келли была всерьез расстроена поведением Чарлза, а я хотела обойтись без вспышки гнева.
— Чего вы боитесь? — спросила я.
— Мне кажется, он теряет ко мне интерес.
— Вы имеете в виду, что если он замечает других привлекательных женщин, то вы от этого перестаете быть привлекательной?
— Становлюсь недостаточно привлекательной. Я имею в виду…
— Вам нравится быть особенной для Чарлза. В сущности, вы старались выбрать себе мужчину, который ценил бы обладание вами. Который бы вас обожал.
По выражению лица Келли я видела, что попала в цель. Но ей не хотелось на этом задерживаться.
— Он ведет себя точно так же, как другие мужчины, с которыми я встречалась в прошлом, — отрезала она.
— Вам прежде кто-нибудь изменял?
— Может быть. Точно не знаю. Но у меня уже были мужчины, которые вели себя так, будто вполне могли изменять. Они буквально тыкали мне в лицо своей способностью заполучить других женщин.
Очень разрушительная динамика. Постоянная угроза измены может быть хуже, чем реальная измена. Беглый взгляд в сторону, открытое любование, улыбка или волнение при виде другой женщины, долгие разговоры с ней, открытое заигрывание с другими у тебя на глазах… Смысл всего этого — заставить тебя думать, что что-то может случиться. Твоими худшими страхами манипулируют, а вслед за этим приходят неизбежные сомнения в себе и вопрос: «А достаточно ли меня ему?»
Если обнаруживаешь, что задаешься этим вопросом, значит, ты попалась в западню. Это хитрый вопрос. Даже если не спрашиваешь себя напрямую: «Эй, а меня вообще-то достаточно?» — ощущение отрицательного ответа в воздухе и вызывает тревогу и неуверенность. Я помню момент, когда выяснила, что задаю его себе — и многим ему обязана.
Это было самое обычное утро, прямо перед работой. Я занималась привычными утренними делами. Все шло нормально, пока я не всмотрелась пристально в свое отражение в зеркале. О боже мой! Похоже, я только что обнаружила у себя первые морщинки на лбу, чуть выше левого глаза. Я наклонилась поближе к зеркалу, чтобы изучить их длину, глубину. Снова отодвинулась. Повертела головой из стороны в сторону, чтобы рассмотреть их со всех ракурсов.
Я была в ужасе. Что делать? Инъекцию ботокса? Отрастить челку? Переехать в пригород и стать затворницей? В общем, полноценная истерика. Я стала рассматривать свое лицо в каждом зеркале, при всех типах освещения. Они еще там? А теперь? Иногда морщинки исчезали, и я испытывала облегчение, но потом они снова проявлялись. Я начала инспектировать все свое лицо в поисках признаков старения. Кажется, веко на левом глазу обвисает. Кожа обесцвечивается из-за воздействия солнца. Вот и все, жизнь моя кончена! Или, точнее, теперь я ни за что не смогу удержать любовь Рами.
Все чаще и чаще, идя к метро, направляясь к своему офису, я впадала в дурное настроение еще до начала дня. Как это со мной случилось? Как женщина, которая некогда гордо шествовала по миру с хорошим отношением к себе, так легко начала ощущать себя недостойной любви, нестоящей и непривлекательной? Это не я, это кто-то другой!
Обычно я просыпалась с радостью, у меня была пружинистая походка, я даже чуть покачивала бедрами при ходьбе. А теперь я только и делала, что пялилась в зеркала в поисках признаков старения — символов утраты привлекательности. Как я могла так утратить контакт с самой собой?!
* * *
Всем нам нравится нежиться в сиянии внимания и привязанности. Чьи-то глаза вспыхивают желанием познакомиться, слушать тебя, коснуться твоего тела. Мы хотим верить, что эти реакции адресованы только нам и возникают благодаря нашим уникальным чарам, — потому что, как и все люди, мы хотим быть особенными.
Теперь Келли столкнулась с тем фактом, что и другие женщины тоже привлекательны и — да, Чарлз может обращать на них внимание, может даже когда-нибудь бросить ее. Страх неуверенности и непостоянства во взаимоотношениях — это чувство, которое дремлет внутри каждого из нас, и мы часто полагаемся на иллюзорное убеждение, что наша собственная непохожесть на других создаст стабильность в жизни. Новое поведение Чарлза заставило Келли пересмотреть этот взгляд.
