Велехов. Не пьет?
Петровна. Верится с трудом, правда?
Велехов. Понятно, понятно.
Петровна. Есть у меня к тебе, Боря, крупный разговор. Такая произошла со мной история… Столько вопросов накопилось — без тебя не справиться.
Валя (Велехову). Борис, я должна идти. Мне надо успеть привести себя в порядок. К нам люди едут. Ты не забыл?
Велехов. Люди? Мы же, вроде, только Плешака звали.
Валя. Сударев… с казахами, немец из посольства…
Велехов. А Сударев зачем здесь?
Валя. Ты у меня спрашиваешь?
Велехов. Ну гуляли уже его! Во все карманы ему насовали! Сколько можно!
Валя. Ты сам его пригласил.
Велехов. Да я так брякнул!
Валя. Я пойду.
Велехов. Я сейчас.
Валя уходит, даже не взглянув на Петровну.
Петровна (задета). Строгая у тебя Валя какая. Ничего, что я так запросто с ней? Она не обиделась?
Велехов. Ничего, ничего.
Петровна. Не узнала она меня. Видать, совсем я хрюшкой стала… А Валечка гладкая такая. Просто здоровье женщина излучает! Ей пятьдесят-то уже есть?
Велехов. Еще нет. Но скоро.
Петровна. Была, как стручок, — худенькая-худенькая. Видно, что женщине повезло в жизни: такая сытенькая стала наша Валечка.
Велехов. Ты тоже… не похудела.
Петровна. Да что я по сравнению с ней! Как же от хорошей жизни женщины меняются!.. А помнишь, как вы с ней приезжали к нам пятнадцать лет назад? Не помнишь?
Велехов. Не помню.
Петровна. Было это тоже осенью. Ты только второй раз женился. Валя была в порту старшим экономистом. Фамилию я почему запомнила: на ее фамилию очень Каштанов реагировал — Сухонькая. И ты как раз на Валечке Сухонькой тогда женился, а которая была до нее, Римма, она осталась с сыном от тебя, Костенькой… Ничего не спутала?
Велехов. Память у тебя хорошая.
Петровна. Так у меня практически высшее образование за плечами!
Велехов. Давай будем вспоминать былые деньки в следующее воскресение. Приходи нормально, по земле.
Петровна. Боренька, не пустят меня к тебе в дом. Приходила. Охранники такими матюками меня встретили! А мне с тобой обязательно надо поговорить, потому что вышла со мной жуткая история.
Велехов. Ну хорошо, пять минут у тебя есть. Садись. Что за история?
Петровна садится.
Петровна. Ну, спасибо! Пять минут ты мне выделил! А если не хватит? Сухонькая не заругает тебя? Она, наверно, теперь «крепленая»?
Велехов. Лидок, характер у тебя не изменился.
Петровна. А чего мне меняться? Я сама себя обслуживаю, кормлю мужа, внучку… еще дочь пьяная приезжает и гундосит: дай денег, дай денег. Помнишь дочку мою?
Велехов. Что ты про Каштана начала? Что с ним?
Петровна. Каштанов? А он лежит целыми днями. С виду здоров — а вставать не хочет. Ничего не болит, говорит, кроме души.
Велехов. Депрессия, что ли?
Петровна. С такой болезнью в нашей деревне никто не знаком. Мог от кузинских подхватить, но в Кузино он давно не ходит.
Велехов. Лидок! Депрессия — не триппер.
Петровна. Правда? А я думала, депрессия — типа триппера: тоже ведь в триппере веселья мало. Был же у вас с Каштановым по молодости один на двоих. Очень вы скучали в это время. И кто вам его презентовал могу напомнить в городе Набережные Челны. А как я этот город прозвала за это? Не помнишь?
Велехов. Нет.
Петровна. Неубереженные Члены.
Велехов. Лида, конечно, интересно с тобой поговорить… Гости ко мне едут. Наземным путем. Мне тоже надо душ принять, переодеться. Давай в другой раз…
Петровна. Будет ли он у меня другой-то раз, Боренька? Нынче такое время: все имеем в одноразовой упаковке. Использовал — и все! Дальше ты уже не человек — мусор. Теперь про Каштанова. Что я должна тебе сказать. Гложет его обида!
Велехов. И кто же его обидел?
Петровна. Ты!
Велехов. Лидок, ты сколько сегодня приняла?
Петровна. Боренька! Это у меня глаза блестят от полетов на свежем воздухе.
Велехов. Вам деньжата нужны? — так просто и скажи. Сколько тебе?
Петровна. Мне деньжата нужны. Знаешь, как с меня ребята дерут за каждый полет? Хоть и со скидкой, а цена кусается!
Поднялась. Долго копается в одежде.
Значит, прежде всего, кэптан: сто долларов, что у тебя Каштанов взял, я тебе возвращаю…
Велехов. Какие сто долларов?
Петровна. Ты дал ему сто долларов. Этот его долг я тебе отдаю. Сейчас…
Достала деньги.
Вот, пожалуйста. Возьми прежде всяких разговоров. Извини, что мятые и все почти по доллару… и вот одна десятка… пятерка…
Стала считать деньги.
Велехов. Про что ты, Лида?
Петровна. Возьми.
Велехов. Откуда эти сто долларов взялись? Что ты мне их суешь?
Петровна. Возьми, возьми. Не надо нам чужого. Это каштановский долг — долги положено возвращать… Сейчас… Я пересчитаю. А потом поговорим про наши с тобой дела.
Велехов. Интересно, какие у нас с тобой дела?
Петровна. Разъясняю: каштановские сто долларов я возвращаю…
Велехов. Да убери ты эти деньги! Давай короче!
Петровна. Я тороплюсь все сказать за пять минут, от этого волнуюсь. Губы пересохли…
Велехов. А чего ты волнуешься? С Каштанова я деньги не требую, не надо ничего возвращать. Оставьте себе. И забудем про это! Только я ему не сто долларов дал. Я уже не помню, сколько там он просил… Не важно. Никто их с тебя не требует.
Петровна. Подожди! Подожди! Ты ему дал сто долларов!
Велехов. Да нет, побольше! Но ты уясни себе: я их назад не прошу. Вы мне не должны ничего! Что с Каштановым?
Петровна. Обидел ты его!
Велехов. Что ты несешь! Я видел его три минуты.
Петровна. Ты сто долларов ему сунул, как будто он швейцар и тебе дверь открыл!
Велехов. Где это ты таких дорогих швейцаров видела?!
Петровна. А чего, если ты швейцару стольник дашь, он, думаешь, не возьмет?
Велехов поднялся.
Велехов. Лидок! Пошел я. Счастливо тебе. Ты теперь долго жить будешь!
Петровна. Я буду долго жить! А Каштанову капут! Друг твой уже, считай, что в могиле.
Велехов. Что надо? Давай, Лидка говори! Деньги? Врача? Что у него за болезнь?
Петровна. Началось все от зависти…
Велехов. От зависти не умирают.
Петровна. Да что ты! Все болезни от нее! Думаешь, легко людям это перенести?.. Легко им жить, когда самые близкие друзья у них оборзели от денег?! Каштанов сидел передо мной, пьяный, в соплях и в слезах, и ныл, как ты на лайнере своем проплыл мимо него. Вот и ему захотелось катер. Да не катер — а хоть лодку с мотором. И он пошел к тебе, к другу. Он думал: ты его поймешь! Ты его не понял! И я его не понимала. Никак ему к этой жизни не приладиться. Ну не может он торговлей заниматься! Нет у него этой жилки! Я давала ему сметану выносить к дороге. Чем кончилось? Остановился перед ним шестисоточник — он ему все и отдал, и денег не попросил.
Велехов (смеется). «Шестисоточный» остановился и за сметану не заплатил?
Петровна. Голодный был старик. Живет один круглый год на шести сотках.
Велехов. А-а, понятно.
Петровна. Квартиру у этого старика бандиты забрали, еле жив остался. Я старика знаю: он преподавал сольфеджио в консерватории. Я бы ему тоже поверила. Каштанов — он добрый, он все отдает. Ну не предприниматель он! Мне на чужое богатство — забить и забыть, потому что я, хоть и малую выручку подсчитываю, но свою, а Каштанов не смог смотреть на тебя. Он тебе позавидовал. С тебя все началось. Я все свои деньги через тебя потеряла, и как мне их вернуть теперь — не знаю. Помоги!
Велехов. Что, что?
Петровна. Зависть — самая страшная человеческая болезнь. Мы можем сказать, что Каштанов уже умер: дух из него ушел!
Велехов. Вы, ребята, сначала разберитесь между собой, кто там у вас умер! Если вам деньги нужны — я и так дам! Это у вас, что, семейный бизнес такой: из меня слезу вышибать?!
Петровна. Вот уж мне твоей слезы не нужно! А умру — обо мне есть кому печалиться. Обо мне Роза вспомнит и Моника! И достаточно мне! А внученьку свою я в люди выведу! Пока не выучу внучку — буду жить! Буду жить!
