Пирожков (неожиданно). Но ты, старик, всё–таки не расстраивайся. Знаешь, картина есть такая, «Всюду жизнь» называется…
Скосоротов. Ты это о чём?
Пирожков. Да ладно тебе, Федотыч. Вся больница и так знает.
Скосоротов (удивлённо). Что знает?
Пирожков. Что тебя в поликлинику переводят. Так ты, говорю, не отчаивайся, и там работать можно. И даже зарабатывать — иногда, немного, но можно…
Скосоротов. Да с чего ты взял, что переводят?
Пирожков. Ну как же, глянь в график.
Скосоротов (испуганно, почти шёпотом). А что там?
Пирожков. Раньше ты с самим Сергеем Сергеичем, с главным, дежурил, а теперь, вижу, он отказался от тебя. У вас ни одного дежурства вместе… Ну ладно, будь. (Суёт Скосоротову руку.) Мне на операцию пора. Сегодня уже вторая. (Убегает.)
Скосоротов (мрачно смотрит в график и долго молчит, потом брезгливо морщится, пожимает плечами; возмущённо). Вот народ! Из всего, из любой ерунды вывод сделают. Хлебом их не корми, дай только посплетничать. Эх, интеллигенция!.. (Понуро уходит со сцены.)
Раскрывается занавес.
Вундеркинд
Действующие лица:
Род Стюарт, новорожденный.
Алевтина Самсоновна, пожилая акушерка, полная, мужеподобная, в мужских носках и халате, завязывающемся сзади.
Книжкин Николай Фёдорович, дежурный акушер–гинеколог.
Евлампия Павловна, заведующая родильным отделением.
Ординаторская.
Доктор Книжкин отдыхает, прихлёбывает чай из стакана с подстаканником, поглядывает на экран телевизора, прислушивается к шуму, доносящемуся из родового зала. Оттуда слышны стоны роженицы и команды акушерки: «Ходи–ходи–ходи… Толкай–толкай… Та–а–ак… И ещё раз потужимся: ходи–ходи–ходи… не в лицо — на низ, на низ… Та–а–ак!..» Потом пронзительно кричит новорожденный: человек родился!
Книжкин. Ну, вот и славно. Сегодня, должно быть, последний. Даст бог, больше родов не будет. Может быть, хоть сегодня выспаться удастся.
Входит Алевтина Самсоновна.
На ней халат в пятнах йода и крови, на руках окровавленные перчатки.
Самсоновна. Мальчишечка, Николай Фёдорович. Крупненький…
Книжкин. Слышу.
Самсоновна. Не желаете ли поглядеть?
Книжкин. А что на него глядеть–то? Предполагался вес ребёнка четыре–двести, так что покажите его педиатру. С последом не торопитесь. Когда выделится — позовите меня: подойду гляну. (Смотрит телевизор, пьёт чай.)
Самсоновна уходит. По телевизору передают программу «Время». Пауза.
Вскоре акушерка Самсоновна возвращается.
Самсоновна. Что–то не пойму ничего, Николай Фёдорович. Ребёнок весит тринадцать кило!
Книжкин (вяло). Чепуха. Это весы барахлят. Ни одна женщина в мире не способна родить такого гиганта…
Самсоновна. Оно–то понятно, только весы сегодня взвешивали исправно. Они и в работе–то дня три, не больше, новые совсем.
Книжкин (недовольно). И что же из сего следует?
Самсоновна (неуверенно). А ну как мальчонка и вправду такой?
Книжкин (раздражённо). Слушайте, Самсоновна, не морочьте мне голову! У мамаши слегка узковат таз, да и вообще… Не может он весить тринадцать килограммов!
Самсоновна. Оно–то верно, а только прошло уже шесть минут…
Книжкин (иронически). Сколько–сколько?
Самсоновна (несмело). Шесть…
Книжкин быстро поднимается, подходит к акушерке, насмешливо смотрит ей в глаза.
(Печально кивает) Понятно. (Медленно поворачивается и уходит в родильный зал.)
Родильный зал.
На пеленальном столике лежит, подперев голову ладонью, новорожденный.
Новорожденный (укоризненно). Нельзя ли уже надеть на меня хоть что–нибудь? Всё–таки прохладно, знаете ли. И потом, неловко всё же, должны же вы понимать…
Самсоновна (растерянно). То есть к‑как?
Новорожденный. А так! Тут у вас и простудиться недолго. Вон как из окна дует!
Самсоновна (ошарашено смотрит на новорожденного). Что… что ты себе позволяешь? Молчи! То есть это… кричи!
Новорожденный (садится). Да что орать–то без толку? Я, матушка, вот чего… Где тут у вас, извиняюсь, туалет?
Самсоновна (машет на него рукой). Какой ещё, к лешему, туалет?! Лежи, оглашенный!
Новорожденный. Но мне нужно…
Самсоновна. А пелёнки на что? Лежи, говорю.
Новорожденный. Умная, должно быть, женщина, а говорите бог знает что. «Пелёнки»… Не могу же я опускаться до такого, простите, скотства!
Самсоновна на несколько секунд замирает, напряжённо размышляет,
а потом, вскрикнув, бежит в ординаторскую.
Ординаторская. Книжкин всё ещё смотрит телевизор.
Самсоновна (кричит). Он… он разговаривает! Буквально, знаете, болтает! Он… это самое… соображает!
Книжкин (с трудом отрываясь от телевизора). Вот новости! Кто?
Самсоновна. Ну, этот… мальчонка!
Книжкин. Какой мальчонка?
Самсоновна (беспомощно разводит руками). Новорождённый…
Томительная пауза. Книжкин подходит к акушерке и испытующе смотрит ей в глаза.
Книжкин. Слушайте, вы что — больны? Переутомились?
Самсоновна. Да точно вам говорю!
Книжкин задумчиво смотрит на акушерку, потом решительно отодвигает её в сторону и направляется в родзал.
Родильный зал.
Новорожденный рассматривает электровакуумный аппарат.
При виде Книжкина радостно улыбается.
Новорожденный (язвительно). Ну, наконец–то! Никак сподобились, ваш–родие?
Книжкин (растерянно). Чего?
Новорожденный (кивает на аппарат). Я вот думаю: здесь давление в паскалях или в атмосферах?
Книжкин (стараясь взять себя в руки). Вот что дружок: здесь роддом, а не викторина «Что? Где? Когда?». Усвоил?
Новорожденный. Что ж, это несложно…
Книжкин. Вот. Рекомендую тебе не нарушать больничный режим! Должен предупредить, что подобные фокусы кончаются плохо. Перестань пугать акушерку…
Новорожденный (заносчиво). Да кто её пугает?
Книжкин (продолжает). …и немедленно ложись на… гм… пеленальный столик.
Самсоновна (выглядывая из–за спины Книжкина, неожиданно). Лягай щас же!
Новорожденный. Но это совсем лишнее…
Книжкин. Позволь нам судить об этом самим. Очень уж умничаешь! Советую прекратить дискуссию. Всё! (Резко поворачивается и направляется за кулисы, то есть в ординаторскую, но на полпути останавливается; Самсоновне) Поосторожнее с ним. Он опасен! (Уходит.)
Новорожденный (Самсоновне). Он у вас что — психованный?
Самсоновна (шикает на него). Тихо ты, чёрт! (Испуганно оглядывается.)
Новорожденный (ухмыляется). Да не бойтесь, ушёл ваш начальничек.
Самсоновна. Ты, парень, вот что… (Мнётся.) Ты всё–таки не очень–то тут…
Новорожденный (презрительно). Да ладно вам…
Самсоновна. Звать–то тебя как, аксельрат?
Новорожденный. Откровенно говоря, не знаю. С матерью ещё не успел познакомиться, а она, сами понимаете, обладает определённой прерогативой… (Решительно машет рукой.) А, ладно. Можете звать меня вот как: Род Стюарт! Простенько, но со вкусом.
Самсоновна. Ты, малый, должно быть, не в себе…
Род (агрессивно). А что? Почему это, скажите на милость, кто–то может иметь такое имя, а я — нет?
Самсоновна (неуверенно). Но ты же, кажись, русский.
Род. Как знать, как знать… Ещё Баратынский некогда сказал: «Не властны мы в самих себе…»
Самсоновна (внимательно смотрит на Рода). Однако, чудной ты какой–то, Родик. И вообще… Откровенно скажу тебе: такого быть не может… не должно так быть! Сел, встал, заговорил — и всё в течение каких–то десяти минут от роду.
Род. Ничего тут странного нет. Я делаю то, к чему чувствую внутреннюю потребность. Такой уж уродился.
Самсоновна (ворчит). А ведь я мамаше твоей говорила: не перенашивай, иди в роддом, там сделают всё, как надо. А она заладила, как попугай: «Ещё не срок, ещё не срок…» Вот и дождалась. Как теперь покажешь ей тебя? Ещё, чего доброго, молоко у ней перегорит со страху…
Род (подбоченившись). Кризис экономики породил недоверие к официальной государственной медицине.
Самсоновна (задумчиво). Интересный ты малый.
Род. Ну, это естественно. Мужчина интересен своим будущим.
Самсоновна (насмешливо). Мужчина… (Вдруг заинтересовавшись.) А женщина?
Род. А женщина — своим прошлым.
Самсоновна (сердито). Ты лучше скажи: что мне теперь с тобой делать, умник?
Род (сидит, беспечно болтает ногами). Это уж вы сами решайте. Только поскорее. Жизнь, знаете ли, так коротка, хочется многое успеть.
Самсоновна. Понукать всегда легко! А вот, к примеру, доктор наш дежурный, кажись, так и не понял ничего. А теперь — что? Теперь всё самой, всё самой…
Род (назидательно). Никогда не берите на себя необдуманные инициативы. У вас есть заведующий отделением.
