Розенкранц
– Но к чему это все?
Гильденстерн
– Логика тут ни при чем.
Розенкранц
– Он же ничего нам не сделал.
Гильденстерн
– Справедливость тоже.
Розенкранц
– Это ужасно.
Гильденстерн
– Могло быть хуже. Я уже было стал опасаться. (Облегченно смеется.)
На заднем плане из-за зонта появляется Гамлет. Освещение понемногу слабеет.
Гамлет направляется к фонарю.
Розенкранц
– Ситуация, как я понимаю, следующая. Мы, Розенкранц и Гильденстерн, знакомые с ним от молодых ногтей, были разбужены человеком в седле, вызваны и прибыли, получили инструкцию выяснить, что с ним стряслось, и доставить кой-какие развлечения вроде пьески, которая была прервана в некотором беспорядке из-за каких-то там нюансов, которые нам непонятны, что произвело в конечном счете сильное – чтоб не сказать убийственное – впечатление на Гамлета, которого мы, в свою очередь, сопровождаем теперь в Англию. Для его же пользы. Так. Теперь все на своих местах.
В глубине сцены Гамлет гасит фонарь. Сцена погружается в темноту. Темнота озаряется лунным светом, в луче которого Гамлет приближается к спящим Розенкранцу и Гильденстерну. Он извлекает у них письмо и удаляется с ним за зонт. Скова вспыхивает фонарь, его свет проникает сквозь ткань зонта. Гамлет возвращается с письмом к спящим, кладет его на место; потом удаляется к себе и гасит фонарь. Наступает утро.
Розенкранц ожидает восхода, лицом к залу. За спиной у него – забавное зрелище: под раскрытым зонтом, удобно расположившись в кресле, покрытый пледом, читая книгу и, возможно, куря, сидит Гамлет. Розенкранц наблюдает, как наступает утро, превращающееся постепенно в яркий полдень.
– Предполагать я ничего не предполагаю. (Встает. Гильденстерн просыпается.) Но ситуация, как я понимаю, следующая. Там – запад, если только мы не сбились с курса, в каковом случае сейчас – ночь; король дал мне столько же, сколько тебе, король дал тебе столько же, сколько мне; король не давал письма мне, король дал письмо тебе; что в письме, мы не знаем; мы везем Гамлета к английскому королю, неизвестно которому, и узнаем это, только когда доберемся; передаем ему письмо, которое содержит или не содержит что-либо относительно нашего будущего, и если нет, то тогда – все, и перед нами полная неопределенность, если только там существует неопределенность. И еще – все могло бы быть и хуже. В общем, мы использовали все возможности... Притом – без всякой поддержки извне. (Ложится снова; оба лежат на животах.) Вот перестанем дышать, и нас не будет.
Слышен приглушенный звук флейты. Оба садятся; повышенный интерес.
Гильденстерн
– Так, начинается.
Розенкранц
– Да, но что именно?
Они слушают музыку.
Гильденстерн (возбужденно).
– Среди этой пустыни и – наконец – звук! Пока ты на судне (предположим) и пока ты в бездействии (предположим) – эту полную и абсолютную тишину нарушают только ленивые мокрые шлепки воды да скрип шпангоута. Что позволяет думать, верней, предположить, верней, надеяться, что хоть что-нибудь да произойдет. И вот – флейта. Какой-то морячок приложил свои губы к деревянной свистульке и перебирает пальцами эти – как их – клапаны, куда поступает воздух, и из его уст возникает, посредством флейты, так сказать, весьма красноречивая музыка. Подобная вещь способна изменить весь ход событий! (Пауза.) Ступай посмотри, в чем дело.
Розенкранц
– Кто-то играет на флейте.
Гильденстерн
– Сходи и посмотри, в чем дело.
Розенкранц
– И что потом?
Гильденстерн
– Не знаю – пусть сыграет что-нибудь.
Розенкранц
– Зачем?
Гильденстерн
– Быстро! – пока не пропал импульс.
Розенкранц
– Зачем! – что то происходит. Я этого почти не заметил.
Он прислушивается, делает шаг в сторону выхода. Замирает. Прислушивается более внимательно; меняет направление. Гильденстерн не обращает на него внимания. Розенкранц озирается, пытаясь понять, откуда доносится музыка. Наконец он направляется – почти невольно – к средней бочке. Останавливается. Оборачивается к Гильденстерну, но тот не реагирует. Во время всей этой сцены Розенкранц не произносит ни слова, но его лицо и руки выражают недоверие. Он стоит около средней бочки и смотрит на нее. Внутри нее продолжается музыка. Он пинает бочку ногой. Флейта умолкает. Он направляется к Гильденстерну. Флейта начинает снова. Он на цыпочках возвращается к бочке. Поднимает крышку. Музыка звучит громче. Опускает крышку. Музыка звучит тише. Он идет назад к Гильденстерну. Но в этот момент – приглушенно – начинает звучать барабан. Розенкранц замирает. Оборачивается. Изучает взглядом левую бочку. Барабан продолжает как бы аккомпанировать флейте. Он подходит к Гильденстерну. Открывает рот, чтобы заговорить. Не делает этого. Вступает лютня. Он оборачивается лицом к третьей бочке. Вступают другие инструменты. В конце концов становится очевидным, что в этих трех бочках разместились со своими инструментами играющие ту мелодию, которую они до этого в спектакле уже трижды исполняли, актеры.
Музыка продолжается.
Розенкранц садится рядом с Гильденстерном; оба смотрят в зал.
Мелодия подходит к концу.
Пауза.
– По-моему, это целый оркестр. (С тоской.) Ужасна смесь зерна с половой...
Гильденстерн
– О даждь нам днесь мотивчик новый.
Крышка средней бочки откидывается, из нее показывается голова 1-го актера.
Актер
– Ага! Все в одном корыте! (Вылезает, обходит все бочки, стуча по крышкам.) На выход! На выход!
Невероятно, но все актеры вылезают из бочек, со своими инструментами, только без тележки; несколько узлов. Не хватает только Альфреда, 1-й актер доволен.
Обращаясь к Розенкранцу:
– Где это мы?
Розенкранц
– В плавании.
Актер
– То есть мы еще не приехали.
Розенкранц
– Ну-с, готовы ли мы для Англии?
Актер
– Что до меня, то все в порядке. Вряд ли они там в Англии слишком требовательны. А-а-альфред!
Из бочки 1-го актера вылезает Альфред. Актеры все еще в костюмах пантомимы: король с королевой, Альфред – королева, отравитель и две фигуры в плащах.
Гильденстерн
– Что вы здесь делаете?
Актер
– Путешествуем. (К актерам.) Отлично – а теперь отойдите на задний план.
Актеры отходят немного в глубь сцены.
(К Гильденстерну.) – Рады нас видеть? (Пауза.) Пока что вы выбрались из этой истории отлично.
