Хуан Рыжий
Наш век таков, что четырех поместий
Не хватит на приданое, ей-ей.
На это смотрят, как на дело чести,
И у дворян, и у простых людей.
Что командор? Не учинил бы мести.
Ведь как Лауренсью оскорбил злодей!
Бывал ли кто бесстыдней и блудливей?
Повесить бы его на той оливе!
,
Ортуньо,
Флорес. —
Те же.
О, не трудитесь,
Останьтесь так.
Сеньор, садитесь
На ваше место, как всегда.
А нам нетрудно постоять.
Пожалуйста, прошу вас сесть.
Мы вам оказываем честь.
В ком чести нет, тот оказать
Ее не может.
Сядем в круг.
Минутку с вами потолкую.
Сеньор, вы видели борзую?
Я знаю по рассказам слуг,
Алькальд, что это просто чудо:
Такая легкость на бегу!
Сказать по совести могу:
Собачка бегает не худо.
У вора не такая прыть
Или у труса в день сраженья.
Велите ей без замедленья
Одну зайчиху мне словить.
Так из-под ног и скачет прочь,
Когда за ней ни погонюсь.
Да где ж она? Словить берусь.
Здесь близко. Это ваша дочь.
Как? Дочь моя? Лауренсья?
Она со мной горда.
Другая столь же миловидна, —
Вот здесь как раз ее супруг, —
А, не кичась, нашла досуг
Со мной встречаться.
Очень стыдно.
И вас, сеньор, не похвалю:
Такие речи неучтивы.
Какой мужик красноречивый!
Ты, Флорес, этому вралю
Дай Аристотеля прочесть,
Его «Политику».
Сеньор,
Мы жить хотим, как до сих пор,
Чтя вашу честь и нашу честь.
В Фуенте-Овехуне много
Живет достойнейших людей.
Вот беззастенчивый злодей!
Но чем, скажите, ради бога,
Я вас обидел, рехидор?
Вы недостойно говорите.
Вы чести нас лишить хотите,
И слушать это нам — позор.
Вы притязаете на честь?
Вот кавалеры Калатравы!
Иные носят крест кровавый,
А кровь у них, коль их поскресть,
Мутнее нашей.
Может быть,
Я вашу кровь грязню, мешая
Ее с моей?
Раз кровь дурная,
Она не может не грязнить.
Дурна она иль не дурна,
А вашим женам это лестно.
Сеньор, такая речь бесчестна.
Все это — клевета одна.
Как скучно с этим мужичьем!
Ах, то ли дело города!
Там знатным людям никогда
Нет никаких помех ни в чем
Мужья там польщены весьма,
Когда к их женам ходят гости.
Ну нет, сеньор, вы это бросьте!
У нас достаточно ума.
И в городах есть бог всевышний,
И есть карающий закон.
Это он
Кого же гонит? Кто здесь лишний?
Я говорю вам: удалитесь!
Очистить площадь! Сей же час!
Я умоляю вас, сдержитесь.
Они на сходку всем селеньем
Сберутся за моей спиной.
Боже мой,
Я удивлен своим терпеньем.
Пусть все по одному уйдут
И разойдутся по домам.
Мой бог, не верится глазам!
Кто как, а я пройду вот тут.
уходят.
Командор,
Ортуньо,
Флорес.
Что скажете? Каков народ?
Они не склонны лицемерить,
А вам не хочется поверить,
Что недовольство их растет.
Иль я им не хозяин, что ли?
Сеньор, совсем не в этом дело.
А похититель самострела?
Гуляет с ним на вольной воле?
Вчера безвинному досталось
В вечернем мраке возле дома
Лауренсьи. Что-то мне знакома
Его фигура показалась.
Ему я в оба уха дал.
Сегодня, верно, смотрит косо.
А где укрылся сам Фрондосо?
Здесь где-то бродит, я слыхал.
Здесь нагло бродит человек,
Грозивший смертью мне!
Как птица
Или как глупая плотица,
Он здесь и кончит бренный век,
Польстясь на свист иль на крючок.
Мне, от кого бойцы Гранады
И Ко́рдовы не ждут пощады,
Мальчишка, жалкий пастушок,
К груди приставил самострел!
Нет, свету близится конец.
То смелость любящих сердец.
Он вас убить не захотел,
И вы теперь его должник.
Я подождать еще хочу.
Не то пожару и мечу
Я предал бы в единый миг
Все это гнусное селенье.
Я стерегу издалека
Удобный случай, а пока —
Рассудком взнуздываю мщенье.
А что Паскуала?
Отвечает,
Что ей до свадьбы недалеко.
Сказать короче, просит срока?
Зато расплату обещает
Наличными. Вся прелесть в них.
Опять шутила?
Так что она?
Ее жених
С нее не сводит глаз, сердитый
На то, что я сную вокруг
И что, в сопровожденьи слуг,
Вы ей наносите визиты.
Как только ревность отшумит,
Вас примут так же, как и прежде.
Приятно жить в такой надежде!
Однако мужичок следит…
Занята
Лишь тем, чтоб быть приятной вам.
Для встречи с ней, я вам скажу,
Не надо ни ключей, ни лестниц.
