Жаркец: Один раз.
Креше: Один раз?
Жаркец: Да, один раз.
Креше: В неделю?
Жаркец: Нет. В месяц.
Креше: Один раз в месяц?
Жаркец: Да.
Креше: Так вы не очень-то преуспели.
Жаркец: Ну, сейчас… (Пауза) Это обычно бывало в начале месяца, после зарплаты. Раз в месяц мы делали это. И два раза в месяц то, другое.
Креше: Что другое?
Жаркец: Ну, то, другое. Понимаешь?
Креше: (ничего не понимая) A, да. То другое. (Пауза) Значит, три раза в месяц?
Жаркец: Что три раза в месяц?
Креше: Ну, делали это.
Жаркец: Нет. Это мы делали раз в месяц, а то, другое — два раза в месяц. (Пауза. Креше ничего не понимает, но не хочет в этом признаться) Понимаешь?
Креше: А, понимаю. Это — раз в месяц, а то другое — два раза в месяц.
Жаркец: Ну, да. (Пауза) Наверно, и вы так же.
Креше: Наверно. Ты что имеешь в виду?
Жаркец: И часто, и редко. (Пауза) Я бы хотел тебя еще кое о чем спросить, если ты не против.
Жаркец: Конечно, спрашивай, не стесняйся. Мы с тобой сегодня стали интимными братьями, как сказал бы наш хорватско-сербский писатель Крлежа.
Креше: Мне интересно, каким был ваш брак. Как вы ладили? Я имею в виду каждодневные отношения. Только искренно.
Пауза.
Жаркец: Я отвечу тебе очень искренно, если ты мне пообещаешь, что и ты мне ответишь на мой вопрос.
Креше: Конечно! Искренность за искренность. (Пауза) Давай, рассказывай.
Жаркец: Может, здесь и нечего рассказывать. Ты же знаешь нашу Драгицу: часто в дороге, редко дома. Когда я спрашиваю ее, почему ты так редко дома, она мне говорит: что ты меня спрашиваешь, кабан? Разве ты не знаешь, что такое эмансипация! Ты знаешь, что я зарабатываю в три раза больше, чем ты, и что у нас в доме ничего не было бы, если бы я столько не работала.
Креше: Она никогда не выносила упреки.
Жаркец: Я всегда содержал в порядке дом. Наша квартира была чище, чем военный госпиталь. Каждый день после обеда я пылесосил, раз в неделю стирал и гладил белье. Посуду мыл и вытирал только я. А она еще была не довольна.
Креше: Как это?
Жаркец: Говорила, что я плохой муж, потому что не умею готовить, и что она в три раза больше стоит. А с моей зарплатой мы бы уже давно померли с голоду.
Креше: А ты действительно не умеешь готовить?
Жаркец: Не умею и не люблю. Я пробовал много раз, но у меня на самом деле не получается. У меня любое блюдо плохо выходит, без цвета, запаха и вкуса.
Креше: А Драгица любит хорошо поесть.
Жаркец: Что самое страшное, если бы она постоянно была дома, то не пускала бы меня на баскетбол.
Креше: Ты любишь баскетбол?
Жаркец: Очень. Это самый лучший вид спорта. А ты?
Креше: Я не пропускаю ни один соревнования, когда желтые играют в Сплите. Единственно, когда Драгица дома, я не могу пойти. Она не пускает.
Жаркец: Когда я обо всем думаю, то понимаю, что Драгица отняла у меня лучшие годы моей жизни.
Креше: Ох, да. Как мне грустно слушать твою исповедь. Много ты намучался с этой женщиной.
Жаркец: Много. (Пауза) Скажи мне, как ты познакомился с Драгицей?
Креше: Ты что имеешь в виду?
Жаркец: Ну, как произошло ваше знакомство?
Креше: А, ты об этом? Тебе действительно интересно?
Жаркец: Конечно.
Креше: Ну, знаешь, это случилось в прекрасные весенние дни, когда ласточки готовились сорваться с ветвей деревьев и подняться в безоблачную высь. В моей душе тогда была какая-то тревога, сердце так сильно колотилось, а левая бровь все время подергивалась. Я чувствовал, что в эти дни должно что-то случиться, что изменит всю мою жизнь. И действительно, однажды утром, когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь паутины ветвей сонных берез, искали пути к сердцам людей, и когда веселые птички своим щебетанием делали существование людей более-менее сносным, я тем судьбоносным утром шел медленным шагом, почти паря над землей, касаясь ее только кончиками пальцев ног. Когда я проходил вот так восторженно мимо одного туалета, ничего не видя, не думая ни о чем, но чувствуя все вокруг, я вдруг услышал голос: «Эй, господин!» Это был женский голос. Но я не обернулся, подумав: «Я не тот счастливчик, которого женщины называют господином». Но этот голос, снова несясь по воздуху, произнес: «Эй, господин!» Я остановился. Оглянулся. И мои глаза увидели молодую женщину. В руке у нее был обычный кошелек. Это была Драгица, имя которой я тогда еще не знал. И она говорит: «Эй, господин, это вы потеряли кошелек?» Я говорю: «Нет, не я». А она мне: «Мне кажется, вы его уронили». Я говорю: «Нет, у меня никогда не было такого кошелька». А она мне: «А что же теперь делать? Вы единственный свидетель. Вы должны мне помочь». И тогда я предложил ей отнести кошелек в полицию. А она говорит: «Только если вы мне поможете. Вы же свидетель. В полиции могут подумать, что я что-нибудь взяла из кошелька, если там вообще что-нибудь есть». И вот так мы вместе открыли кошелек, в котором были только две каких-то мелких купюры. Потом вместе пошли в полицию, где полицейский сказал нам, что из-за такой мелочи мы могли вообще не приходить. А как только мы вышли из отделения, она мне предложила… Что же она мне предложила?
Жаркец: Пойти в кино.
Креше: Откуда ты знаешь?
Жаркец: Да так.
Креше: Она предложила мне пойти в кино, а мне казалось, что я умру от счастья. Сердце было готово вырваться из груди, выскочить и биться где-то на свободе.
Жаркец: Красиво!
Креше: Да, красиво. (Пауза) A можно и я задам тебе интимный вопрос?
Жаркец: Конечно, спрашивай, что хочешь.
Креше: Знаешь, я когда знакомлюсь с кем-нибудь, с мужчиной или с женщиной, меня начинает мучить любопытство: как у этого человека все случилось в первый раз.
Жаркец: Тебе это интересно?
Креше: Да, интересно. Ответы на этот вопрос всегда такие интересные. А с другой стороны, эти истории бывают такие смешные, неожиданные. И грустные, и веселые, и необычные, и банальные.
Жаркец: Тебя интересует, как это было у меня?
Креше: Да, именно у тебя.
Жаркец: Я об этом еще никому никогда не рассказывал.
Креше: Ну, я же твой лучший друг.
Жаркец: Лучший?
Креше: Ну, если не лучший, то особенный.
Жаркец: Знаешь, это…
Креше: Неразглашение и секретность гарантированы. Рассказывай все сначала и подробно.
Жаркец: Это случилось, когда мы отмечали сдачу экзаменов после десятого класса.
Креше: После десятого класса?
Жаркец: Да. Я не очень компанейский человек, редко выпиваю. Но в тот вечер все напились, как поросята. А я пил какой-то красный сок, а часов через шесть до меня дошло, что это ликер. И вдруг я опьянел так, как никогда в жизни. И попросил одну свою одноклассницу, чтобы она помогла мне выйти на свежий воздух. Ноги у меня вообще не шли. Она сидела напротив меня за столом, и было в ней килограммов сто, то есть видно было, что на нее можно опереться… в пьяной ситуации. Она взяла меня подмышки и понесла в сад. Но когда они шла по тропинке через сад, споткнулась о какой-то камень и упала в траву. А поскольку она держала меня подмышкой, я упал на нее. Вот так я невинность и потерял.
Креше: С такой толстухой?!
Жаркец: Во всем был виноват камень.
Креше: Думаешь, камень?
Жаркец: Да, камень. Да я еще и пьяный был. Поэтому мягко и упал. Она вся была такая мягкая. Короче говоря: провалился я в нее. (Пауза) A ты, как ты потерял невинность?
Креше: Это было давно. В мой день рождения, когда мне исполнилось двенадцать.
Жаркец: В двенадцать лет?!
Креше: Да, в день рождения.
Жаркец: Я читал, что вы, далматинцы, созреваете быстрее, чем европейцы. Но врать мне не надо.
Креше: Я не вру, правда…
Жаркец: Только не надо! Мы же не подростки.
Креше: Да, правда. Это было в день рождения. В двенадцать лет.
Жаркец: Может, я и поверю, что в день рождения, но что в двенадцать лет — никогда.
Креше: Ладно. Не в двенадцать.
Жаркец: Вот так. А теперь рассказывай правду.
Креше: Это было в мой день рождения, когда мне исполнилось двадцать четыре года. За год до того, как я пошел работать.
