Денис: Тирамису! Я обожаю тирамису. Спасибо, Роби. Только немного попозже.
Роберт: Конечно. Мы никуда не спешим. Может, еще вина?
Денис: Можно.
Роберт наливает Денису, потом Лео, затем себе. Роберт поднимает бокал.
Роберт: За выставку Дениса. Чтобы завтра все прошло замечательно.
Денис: За прекрасных повара и кондитера! На здоровье!
Лео: На здоровье!
Все чокаются и пьют.
Денис: Прекрасное вино.
Роберт: Домашнее, с Корчулы.
Лео: Из Смоквицких полей.
Денис: К счастью, в Париже отличный выбор вин. Без хорошего вина я уже не представляю ни обед, ни ужин.
Пауза.
Лео: На открытие выставки придет и мой директор.
Денис: Тот седой?
Лео: Да, тот самый. Когда я дал ему приглашение, он очень обрадовался. Он обожает презентации, выставки, спектакли, модные вечеринки. Он замечательный человек.
Денис: Боюсь, как бы его не разочаровать.
Лео: Почему?
Денис: На открытии будет один идиотский перформенс. Кое-что, чего здесь еще не было. Я обещал сделать выставку при условии, что будет такой перформенс. Я посылал им видеокассету с тем перформенсом, который был в Париже. Им нужно было только пригласить местных актеров и сделать такой же. Они все подтвердили, мы обо всем договорились, но сейчас я понимаю, что из этого ничего не выйдет.
Роберт: Почему?
Денис: Актеры естественно потребовали слишком большой гонорар, директор галереи не согласился, они не уступили… Короче, вместо сумасшедшего, незабываемого открытия выставки, меня ждет провинциальный, соцреалистический, официальный имерзкий ритуал.
Лео: Жаль! Но что делать.
Роберт: Но все равно, важнее, чем открытие и перформенс, все-таки твои фотографии. Люди ведь придут ради твоих фотографий, а не ради какой-то там программы.
Денис: Все равно, приклеят мне те стереотипы, те ярлыки и ту усредненность, от которых я всегда бежал. Я никогда с этим не соглашался. А сейчас мне не остается ничего другого, как играть в фильме, в котором я не хотел сниматься. Или надо учинить скандал. Но и для скандала нужна понимающая и талантливая публика, а здесь еще до этого не доросли и не созрели.
Роберт: Но мы там, где мы есть.
Пауза.
Денис: Я счастлив видеть, что ты счастлив… Видно, что вы с Робертом счастливы.
Лео: А я счастлив, что у тебя в Париже все идет хорошо.
Денис: Идет, идет. Все здорово. Мне грех жаловаться.
История третья. СТРИПТИЗЕРЫ
Сцена третья
Руди стоит в раздевалке, а по трансляции слышны последние слова Макса из предыдущей сцены о стриптизерах: «После музыкального номера вы либо получите „стыдливого жеребца“, либо каждой из вас будут возвращены деньги, которые вы заплатили на входе в клуб». Начинает звучать музыка, а через мгновение в раздевалку входит взбешенный Макс.
Макс: Идиот, ты подсунул мне полного кретина! Какой стыд! Ужас! Он убежал со сцены, убежал!
Руди: Шеф, но я был уверен, что…
Макс: Что значит, «уверен»?! Ты должен знать, с кем ты имеешь дело. Изображаешь из себя менеджера, берешь проценты, а мне подсовываешь черт знает кого, приглашаешь непроверенных сопляков!
Руди: Я был уверен, что он сможет и…
Макс: Сейчас ты будешь гореть в адовом огне. Сейчас ты пойдешь и сделаешь то, что должен был сделать он.
Руди: Но я не смогу. Я никогда этого не делал, мне неудобно.
Макс: Браво! Ты несешь всю ответственность за этого «стыдливого жеребца». «Никогда этого не делал, неудобно»! Супер! Это и следовало доказать. Давай, выходи на сцену и раздевайся или выкладывай тысячу евро, которые я должен вернуть посетителям.
Руди: Но у меня нет таких денег. Ты же знаешь, что в прошлом месяце я влетел в долги!
Макс: Тогда иди работай!
Руди: Макс, извини, но я не смогу.
Макс достает револьвер и направляет его на Руди.
Макс: А я не спрашиваю тебя, можешь ты или нет. Ты должен! Понял? Давай, марш!
Руди: Опусти пистолет, он может выстрелить!
Макс: Конечно, может. И выстрелит, если ты не выполнишь все, как положено. От начала и до конца!
Руди: Я все сделаю, только опусти пушку, пожалуйста, опусти!
Макс: Вот такого я тебя люблю. Давай, голубок, беги на сцену и раздевайся! Тебя ждут твои кобылки.
Сцена четвертая
Иво тренируется в несуществующем зале. На лице у него пластырь. Через некоторое время в зал входит Павел. У него на щеке тоже пластырь. Он становится параллельно с Иво и начинает заниматься. Они оба занимаются долго, очень долго, ни один, ни второй не произносят ни слова. Павел иногда посматривает на Иво, но Иво смотрит перед собой, как смотрят военные на посту, полностью игнорируя Павла.
Павел: Я бы хотел обо всем поговорить. (Пауза.) Мы должны все разъяснить. Я не хотел… не преднамеренно. Ты должен понять. (Пауза.) Мне тоже не легко. (Пауза.) Зоки больше не хочет общаться со мной. Ему не приятно, что я знаю о его жене… Я сказал ему, что это вырвалось у меня по пьяни, что я не уверен, что это мои предположения. Но он даже не хотел со мной об этом говорить. Я знаю, что ужасно то, что я сказал. Я был пьян. Мы все были пьяными, слово за слово. Ты меня спровоцировал… Всю эту ситуацию. Я теперь не знаю, что для меня хуже: или то, что я сказал Зоки правду, или то, что он думает, что я все это про вас с его женой выдумал. В любом случае, после того вечера моя дружба с ним не имеет никакого смысла. Мне даже его жена позвонила и наорала на меня, что я уничтожил всю ее жизнь, что Зоки стал невыносимо ревнив, во всем сомневается, что они каждый день ругаются. И я теперь действительно не знаю, что…
Иво: Замолчи!
Пауза.
Павел: Мне хуже всех.
Иво: Пожалуйста, замолчи! Я не хочу тебя больше слышать!
Длительная пауза.
Павел: Разреши, я скажу еще только одно. Ты должен это услышать, больше я не буду… Я хочу, чтобы ты знал, что мне очень дорога наша дружба. Мне жаль, что я так запутал все в твоей жизни, мне жаль, что все так вышло. Но теперь, когда я потерял Зоки, ты должен знать, что я не хочу терять твою дружбу. Мне больно, что ты меня игнорируешь, что не отвечаешь на мои телефонные звонки. Я думаю, что мы с тобой должны сохранить нашу дружбу, что она должна быть выше всего этого. И что в следующие двадцать лет, как и в предыдущие…
Иво: Хватит! Слушай меня внимательно! Ты, рациональный исправитель мира, сраный невыносимый моралист, мне тяжело, что я потерял Зоки, и что он знает, что я трахал его жену. И мне тяжело, что я потерял Эну. Ты все испортил, ты все нам обгадил. И здесь мне нечего больше сказать. Но тяжелее всего для меня то, что ты все еще лопочешь о нашей дружбе и давишь на меня своим присутствием. Пойми: то, что исчезло между мной и Зоки, исчезло и между мной и тобой. И мы никогда больше не сможем дружить, никогда. И так же, как каждое твое слезливое сообщение на автоответчике, вызывает у меня изжогу, так и твое присутствие в этом зале. Я тебе напоминаю, что в этот зал первым начал ходить я. И я жду от тебя, что ты найдешь для себя другое место, какой-нибудь другой зал, чтобы было не так мучительно и тебе, и мне.
Длительная пауза. Какое-то время Иво и Павел занимаются дальше. Потом Павел вдруг останавливается, собирает свои вещи и уходит. Иво продолжает заниматься еще какое-то время. Потом останавливается и со злостью ударяет по «боксерской груше».
Сцена третья
Ян сидит в комнате и читает книгу. Раздается звонок в дверь.
Ян: Открыто!
В комнату входит Томо.
Томо: Привет!
Ян: Привет!
Томо: Отец дома?
Ян: Нет.
Томо: Жаль. Я пришел попрощаться. У меня через три часа самолет.
Пауза.
Томо: А где отец?
Ян: Какое тебе дело?
Томо: Мне есть дело. Я бы хотел попрощаться с ним… Хотя… я обижен и на него, и на тебя за то, что вы все эти годы скрывали от меня правду.
