Светлана Багдерина - Бояре: подземная одиссея

…Чернослов прислушался под дверью зала пиров царского дворца: ужин шел своим чередом — звенели кубки, ножи и вилки, ровным гулом доносились голоса, перекрывая переливы гуслей.

Лейтенант Ништяк его Черной Сотни, как придумали они называться, вопросительно глянул на него, но колдун, торжествующе усмехнувшись, покачал головой.

Грубая сила, лобовая атака…

Фи.

Ему пришло в голову кое-что получше.

Чернослов был любителем театральных эффектов. Причем провинциальный ли это был театр, существующий исключительно молитвами актеров, или столичный баловень меценатов — безразлично. Чем эффектнее, чем театральнее — тем лучше.

Ну, какое впечатление могут произвести ворвавшиеся в сердце — или желудок? — замка посреди мирной трапезы солдаты в чужих доспехах?

Максимум — пара подавившихся, да и то не насмерть.

А какое впечатление произведет вот это?

И Чернослов, самодовольно ухмыльнувшись в жиденькую, как суп бедняка, бороденку, щелкнул пальцами, и обе створки дверей, со скрежетом и визгом выдрав десятисантиметровые кованые гвозди петель из косяков, грохнули об пол.

Еще щелчок — и центральная люстра обрушилась с потолка на стол, давя и калеча гостей и хозяев…

Если бы была.

Заклинание колдуна, направленное на моментальный разрыв цепи предполагаемой люстры, не найдя назначенной цели, закрутилось радужным колесом, засвиристело, пробило дыру в самой серединке расписанного под гжель потолка, и, ухая и рассыпая розовые и желтые искры, ушло в ночное небо.

Огоньки сотен свечей в зеркальных подсвечниках на стенах на мгновение нервно заколебались и снова выпрямились как стойкие солдатики.

Два человека за столом натужно закашлялись.

Кто-то одиноко захлопал в ладони и выкрикнул: «Браво!..»

Через секунду его поддержали другие.

— Бис!..

— Бис!..

— Молодца, старикан!

— А кролика теперича из шапки достань, ловкач!..

— Не, пусть с веревками теперь хвокус покажет!..

— Ларишка, Ларишка, чего они говорят, ащь?.. — натужно закричала в ухо соседке старуха в жемчугах и синей парче.

— Хвокус, говорят, бабушка, с веревками надо показать!

— Ащь?..

— Хвокус!!!.. С веревками!!!..

— Какие такие веревки!!! Кролика давай доставай!!!

И под ноги колдуну полетела пригоршня медяков.

— А я говорю — с веревками! — и еще одна пригоршня мелочи, пущенная мощной рукой, осыпала его с ног до головы, оставив попутно на лице несколько маленьких круглых синячков с трехглавым орлом.

— Да кому твои узлы-веревки интересны, боярин Никодим!

— А твои кролики, боярин Порфирий? Не наелся ты, что ли?

— Чего они говорят, Ларишка, ащь?..

— Хвокус!!! Какой!!! Показать!!!

— Пушть лучше ш платками, ш платками чего-нибудь ижображит!.. — посоветовала старуха.

— С кроликами!

— Нет, с веревками!

— Лучше ш платками, ш платками, милок!..

— А кто вообще хвокусника пригласил на ужин? — перекрывая разрастающуюся ссору, раздался возмущенный голос царицы. — Что у нас тут — праздник какой?

— И верно, — сбавил тон сторонник веревок. — Чего это вы тут… Тут такое горе, беда практически, а вы как дети бестолковые… Что вам тут — праздник?

— И потолок зачем-то испоганил… — недовольно пробурчал второй спорщик.

— Ларишка, Ларишка, чего они говорят, ащь?

— Несчастье, говорят!!! Гнать надо хвокусника!!!

— А-а… Это-то да… Это надо… Ладно, пошмотрели — и будет, — прошамкала смущенно любительница платков. — Штупай шебе, мил человек. Попожже приходи. Жавтра.

— А двери на место поставь, ловкач, — почти сердито указал царь.

— А то на кухне не накормят, пока двери назад не вернешь, я распоряжусь. Ну, не стой же на месте как болванчик. Наведи порядок и ступай, кому говорят, — махнула на самозваного фокусника как на муху рукой Ефросинья.

Чернослов стоял перед столами, там, где обычно выступали во время пиров скоморохи и престидижитаторы, и от растерянности не находил нужных волшебных слов.

Уж на ТАКОЙ эффект он точно не рассчитывал.

С паническим гневом сообразил он, наконец, что теряет инициативу, и снова взмахнул рукой, яростно бормоча под нос отрывистые неразборчивые фразы — то ли заклинания, то ли ругательства.

За подсвечниками со звонким хрустом полопались зеркала, срезая и гася толстые белые свечи, и сразу стало темнее и страшнее.

— Я пришел… — грозно начал было он, но голос его утонул в раскатистом реве:

— Каков нахал, а! Пришел он тут! Воевода, Букаха, ты чего сидишь, смотришь? Выволоки-ка подлеца, да всыпь ему на конюшне, как ты умеешь!

— А вот я ему! — из-за стола, сурово насупив брови и поджав губы, начал подниматься военный, некрасивый, но здоровенный. — Пусть на себя теперь пеняет, скоморох! Ох, полетят сейчас клочки по закоулочкам! Ух, как я зол!..

— Вот-вот, покажи ему!

— Ишь, приперся!

— Хвокусник, тудыть твою за парапет!

— Попрошу в приличном обществе не лаяться, граф Рассобачинский!..

— Собака лается!..

Кажется, где-то кто-то говорил что-то про какую-то инициативу?..

— Вы не поняли! — протестующее протянул чародей руки к аудитории. — Меня зовут Чернослов…

— Да хоть Чернослив!..

— Покажи ему, покажи!..

— Хвокусник, раскуси тебя кобыла!

— Я же попросил в приличном обществе…

— Сам собака!..

— Ух, как я зол!..

— МЕНЯ ЗОВУТ ЧЕРНОСЛОВ УЖАСНЫЙ И Я ПРИШЕЛ, ЧТОБЫ ПОКАЗАТЬ ВАМ ВСЕМ ГДЕ РАКИ ЗИМУЮТ!

— Ларишка, Ларишка, чего он говорит, ащь?

— Приглашает нас!!! На речку!!! На пикник!!!

— А-а, на речку… На речке я давно не была. Ш лета ужо поди. Во школько выежжаем? Не прошпать бы, Ларишка! Шпроши, Ларишка, шпроши!..

В коридоре, перекрывая гогот лейтенанта, мерзко хихикали солдаты.

— МОЛЧАТЬ!!! — взревел отчаянно колдун, стиснув кулаки и подняв к продырявленному потолку выпученные глаза. — Идиоты!!! Неужели не понятно!!! Это переворот!!!

— Я тебе дам — переворот… Я тебе сейчас покажу — переворот… Ух, как я…

Воевода Букаха вылез, наконец, из-за стола, обогнул его и, недобро покачивая головой, вышел на финишную прямую, ведущую к виновному в нарушении спокойствия и пищеварения честных людей.

Чернослов взглянул на него почти нежно: «Вот тебя-то мне и нужно…»

И, не произнося больше ни слова, ткнул кулаком в направлении настроенного на легкую победу воеводы и выкрикнул страшное слово.

Воздух перед ним лопнул, грохнул, взорвался каплями раскаленного свинца, и сбитый с ног ошеломленный, обожженный Букаха толстым гузном хлопнулся об пол и опрокинулся на спину, дрыгнув ногами.

— Убиваю-у-у-у-ут!!!.. — хрипло затянул было он, но, перехватив взгляд колдуна, тут же захлопнул рот и на всякий случай зажал его руками.

— Я!!! Не позволю!!! Издеваться!!! Над собой!!! — свирепо выкрикивал Чернослов, и с каждым словом со скамьи, сбитый ударом невидимого кулака, падал на пол или на стол кто-то из гостей. — Когда!!! Я!!! Говорю!!! Все!!! Должны!!! Молчать!!!..

— Стража! Стража! Ко мне! — привстал с места и тут же на всякий случай пригнулся царь Симеон. — Стража!!!..

— Ори, ори, — осклабился колдун. — Я с ними уже повстречался, и теперь они мне служат, а не тебе. А ты тут больше никто, старый дурак.

Моментально рассмотрев и тут же отбросив вариант ответа «сам дурак», Симеон гордо выпрямился и поправил съехавшую в переполохе набекрень корону.

— Я царь!!!..

— Был царь, да весь вышел.

Чернослов ткнул в его сторону пальцем, прошипел несколько слов, и головной убор лукоморских монархов приподнялся с головы Симеона сантиметров на десять, повисел несколько секунд в воздухе, словно оглядываясь, и быстро поплыл прямо в раскрытую ладонь колдуна.

— Эй, эй, постой, ты куда?!.. — кинулся было за ней царь, но непреодолимой преградой лег на его пути необъятный боярин Никодим, все еще барахтающийся, запутавшись в полах двух шуб, на полу.

— Царь теперь я, — демонстративно-медленно опустил Чернослов золотой венец на свою желтую лысину и презрительно вскинул голову. — А ты — плесень тюремная.

— Да я тебя!!!..

— Симеонушка, Симеонушка, не надо!..

— Отпусти, женщина!..

— Не пущу!!!..

И тут то ли по непонятному сигналу, то ли просто соскучившись стоять просто так в коридоре, когда тут, в зале шло без них такое веселье, его солдаты ворвались и встали за спиной у колдуна угрюмой ощетинившейся железом стеной.

— Осмотритесь по сторонам, — злобно-издевательски обвел рукой стены зала Чернослов, обращаясь к жмущимся в ужасе и отчаянии к царю — единственному центру сопротивления — боярам. — Это все вы видите в последний раз. Я брошу вас в казематы, подземелья, тюрьму или что тут есть у вас для гноения непокорных, и вы сдохнете там, если я не решу казнить вас до того. Кстати, — пришла ему в голову неожиданная мысль. — Кто-нибудь знает, где у вас тут тюрьма? Желательно в уютном мокром холодном подземелье, полном крыс, плесени, гнили и мокриц?