— Не отдам, — заявила я из принципа.
Сокол раздраженно махнул на меня рукой и вышел.
— Что там? — полюбопытствовал Серый.
— Рецепты, как он и сказал.
Тетрадь была исписана почти полностью: красивый разборчивый почерк, ровные строчки. Некоторые названия давались на латыни, а в мерах фигурировали то граммы, то унции, то привычные щепотки и ложки, но при желании можно было разобраться. Только в настоящее время у меня подобных желаний не было.
Чай я заварила. Не «муть в пакетиках», но и не эксклюзив на травах — черный крупнолистовой, который вчера купили. Бутерброды (честь ему и хвала!) приготовил на всех Антон.
Завтрак прошел без поучительных лекций и личных откровений. Но потом, когда Натали и светлый ушли к себе, Сережка вдруг принялся расспрашивать Сокола: не о Ван Дейке, не об обрядах, а в общем — о силе, об одаренных, как это работает, где это используют. Колдун поначалу удивился, но отвечал с готовностью, а после так увлекся, что уже не ждал вопросов и сам объяснял что-то не на шутку заинтересовавшемуся парню.
Я пыталась прислушиваться к их разговору, наверняка это было интересно и познавательно, но почему-то пролетало мимо меня. Из головы не шло предсказание баньши: он умрет, все уже решено… Я смотрела на Сережку и не могла понять, как ему удается быть таким спокойным, говорить, улыбаться. Может быть, у него тоже есть предчувствия и они говорят ему, что все будет хорошо?
А еще крик Натали: «Спаси!» Так требовательно, словно никто, кроме меня, ничем не сумеет помочь. А я сумею? Я вообще не знаю, что делать! Я даже не знаю, зачем я тут. Бросилась, как в омут с головой. На работу плюнула, квартиру оставила, а у меня там, между прочим, мыши не кормлены, жаб не целован. Правда, мама обещала заходить…
— …мама… — ворвался в мои сумбурные размышления голос темного.
— Что?
— Твоя мама звонит. Хочешь поговорить?
— Мама? — Я несколько секунд соображала, почему моя мама звонит на телефон Соколу, пока не вспомнила, что он сам оставил ей номер, а наши с Сережкой мобильники по указанию темного отключены и валяются где-то в сумках.
— Так хочешь? — И в трубку: — Сейчас, Анна Михайловна, она, кажется, еще не совсем проснулась.
Я потянулась к телефону, но колдун отдернул руку.
— Я не знаю города, подумай заодно, где можно встретиться. За твоей мамой присматривают ребята Антона, но возможно, следит еще кто-то. Не хочется, чтобы через нее вышли на нас. Не волнуйся. — Он заметил, как я испугалась, впервые осознав, что маме тоже может грозить опасность. — Головой ручаюсь, что с ней ничего не случится. Просто подумай, как можно незаметно забрать у нее пакет. Может, пусть она оставит его в какой-нибудь камере хранения или…
— Вот что фильмы о Бонде с людьми делают, — насмешливо посетовал Серый. — Скажи теть Ане, чтобы на работу сумку взяла. Она ведь там же работает? А мы зайдем, как раньше.
— Не вы, а мы, — со значением поправил Сокол, когда я, недолго поговорив с мамой, объяснила ему план. — Пойдем мы с Асей, а ты останешься здесь.
— А как же «пока смерть не разлучит нас»? — спросил Сережка, и темный торжественно назначил Натали исполняющей обязанности смерти на время нашего отсутствия.
Времена, когда я стыдилась признаться, кем работает моя мать, остались далеко в прошлом. Мама у меня ведьма — интересное и достаточно прибыльное занятие. А все остальное — для пенсионного фонда. Совсем немного осталось до выхода на заслуженный отдых, а пока можно за символическую зарплату елозить тряпкой школьные коридоры и читать по ночам книжки в каморке сторожа.
— Мамы разные нужны, мамы разные важны, — флегматично заметил Сокол.
На улице уже стемнело, когда мы вышли из дома и, делая вид, что не замечаем плетущегося за нами «алкаша», дошли до автобусной остановки.
— Она не всегда была техничкой и сторожем, — зачем-то сказала я. Да, поторопилась с выводами: задевает меня такое пренебрежение, до сих пор задевает.
— И кем же она была? — Темный придержал меня, не дав тут же кинуться к подъехавшей маршрутке.
— Учительницей. В этой же школе.
В последний момент мы все-таки проскочили в готовые закрыться двери автобуса, оставив у обочины растерявшегося светлого.
— Иностранный язык? — спросил Сокол, расплатившись за проезд.
— Нет. Русский язык и литературу преподавала. Ученики ее любили.
— Верю. А что потом?
— Суп с котом.
Ввалившаяся на следующей остановке компания развязных подростков заставила народ в салоне потесниться, меня вплотную прижали к стоящему рядом колдуну, и он обнял меня за плечи, ограждая от напирающей толпы.
— Прости, — шепнул, извиняясь то ли за вынужденные объятия, то ли за свой вопрос.
— Ничего.
Рядом освободилось место, но я не стала садиться, заметив повисшую на поручне пожилую женщину с тяжелой сумкой. Отступила в сторону, чтобы дать ей пройти, но тут же была отодвинута юным хамовитым созданием, в момент водрузившим на сиденье свой тощий зад. Я онемела от такой наглости и возмущенно воззрилась на прыщавое нечто.
— Че? — спросило у меня оно, лениво чавкая жвачкой.
— Повежливее нужно быть, юноша. — Сокол отечески похлопал пацана по плечу. — Старших уважать.
За спиной заржали приятели нахала, но сам мальчишка вдруг изменился в лице, сглотнул — дернулся выпирающий кадык — и смущенно опустил глаза.
— Извините, — пробормотал он, сползая с сиденья. — Садитесь, пожалуйста.
— Ой, спасибо, — просияла, протискиваясь мимо нас, женщина. — Какой мальчик хороший.
Маршрутку качнуло, а вместе с ней и темного, и уже мне пришлось поддерживать его, чтобы не упал. И зачем ему это? Натали говорила, как тяжело дается ему подобное воздействие, вот и не лез бы…
— Выходим. — Он встряхнулся и подтолкнул меня к двери.
— Рано же еще.
— Хвост.
Оглянувшись, я увидела знакомый «пежо». Подстраховались Антошины ребята, хоть Сокол по-хорошему просил отпустить нас без сопровождения.
— Там только водитель.
— Я заметил.
Поэтому и ушли легко: выскочив из маршрутки, пробежали через какой-то двор, потом в маленький скверик и на другую остановку, на другой маршрут. Придется пересаживаться, но зато «пежо» поблизости не видать. А куда именно мы идем, Антону неизвестно. Незачем, чтобы его люди привлекали к моей матери лишнее внимание.
Неподалеку от школы, где работала мама и где когда-то училась я сама, развернулась стройка. Развернулась она, надо сказать, лет двадцать назад. А потом свернулась. Остался длинный забор, бетонная коробка в пять этажей и горы строительного мусора. Строительство пытались возобновить не единожды, забор обновляли, горы разгребали, но всякий раз все возвращалось на круги своя. И отчего, спрашивается, не закончить? Место хорошее, фундамент сработан на совесть, коммуникации уже проложили: подвели тепло, воду, электричество подали к расположенной в подвале щитовой…
— Сюда. — Я указала колдуну на прореху в заграждении.
Если за школой и следят, то за этим долгостроем вряд ли.
Сейчас все здесь снова выглядело заброшенным, не было даже освещения на площадке и, как я надеялась, сторожа. Еще и ночь выдалась темная, безлунная. Практически на ощупь мы добрались до входа, и уже там я включила маленький карманный фонарик и подсветила спуск в подвал.
— Вот.
Мощную, пережившую два десятилетия дверь наискось пересекала толстая полоска металла, венчавшаяся полой трубкой болтового замка.
— М-да… — Колдун почесал затылок. — Постой тут, а я поднимусь, попробую кусок арматуры выломать.
— Ну попробуй… если заняться нечем.
Привстав на цыпочки, я обшарила пыльный выступ над дверью и протянула Соколу ключ. Хорошо, что есть на свете неизменные вещи.
Поднапрягшись, темный выкрутил и спрятал в карман здоровенный болт и со скрипом открыл дверь.
— Дамы вперед?
— Без проблем.
Или он думал, что я испугаюсь?
Туннель был не широкий, но и не тесный. Лампочки на потолке конечно же давным-давно перегорели, и менять их никто не собирался, но фонарика вполне хватало, чтобы видеть ровные бетонные стены, вдоль одной из которых тянулись обернутые стекловатой и рубероидом трубы. А вот кабель уже сперли — только крепления остались. Хороший был кабель, толстый.
— Странно, что бомжи это местечко не облюбовали.
— О нем мало кто знает, — разъяснила я. — А то были бы тебе и бомжи, и наркоманы, и пьяные подростки.
А вот мы с Сережкой про тоннель знали. Круг света вырвал у тьмы кусок стены с нацарапанными на ней буквами: «С+Н=Д». Сначала там была «Л», а потом Серый провел внизу еще одну черточку…
