- Надо вернуться, – сказала она, когда наши губы расцепились, – а то эти двое опять надумают себе.
Алька встала, отряхнула пятью точку и качающейся походкой направилась в сторону двери, я последовал ее примеру и тоже поковылял в сторону теплого помещения. Зайдя внутрь, я увидел ухмыляющеюся Альку, которая смотрела в сторону нашего стола. Повернувшись туда я обнаружил, что Бальра, как и Джуба, тихо спали положив головы на стол, отличие было лишь в том, что ящер уснул прям на тарелке. Подойдя по ближе, мы обнаружили что три бочки выпиты досуха, даже капельки не осталось, а пол вокруг стал мокрый и чистый, они все-таки убрали наш беспорядок.
- Да, – протянула Алька, – долго мы с тобой там сидели.
- Или это они просто быстро пили.
Алька, держась за столы, подошла к барной стройке, начала искать что-то под ней и в итоге достала, продолговатую бутыль, сделанную из прочного темно-зеленого стекла, в которой плескалось что-то мутно-алое, больше похожее на кровь.
- Драконье слезы, – покручивая бутылку пояснила она, – пять лет выдержки.
- Слушай, – присаживаясь за стойку сказал я, – может уже не стоит, а то мы и так прилично выпили.
- Ну, во-первых, благодаря одной особе, все выпитое у меня уже вышло, – Алька протирала свежие стаканы, – а во-вторых, ты еще мою историю не слышал, так что садись давай, наливай и слушай.
Я с трудом откупорил бутылку, не привык я это делать ножом, разлил в оба стаканы примерно равное количество мутно-красного напитка и немного отпил. После первого глотка стало ясно, почему они драконьи, напиток шел очень мягко и нежно, как хорошие вино, ну или слезы, но вот когда он достиг конечной цели, обожгло так, будто я залпом выпил литр медицинского спирта.
- Ух ты, – Алька зажмурилась, – хорошее, чтоб его.
- А что это вообще? – прохрипел я, щурясь от жжения в желудке.
- Вино, – закашлялась она, – просто очень крепкое. Ну ладно, закончим с историей напитков и перейдем к последней сказки на ночь – она уселась на против меня и начала мечтательно водить пальцем по краю бокала.
“В отличие от предыдущих рассказчиков я сюда не приезжала, а родилась здесь, дом мой в трех кварталах от великого рынка, но это не самое главное. Жила я с родителями, все были счастливы, отец работал на шахте, мама шила разные вещи, а после продавала за небольшие деньги, в общем на жизнь нам вполне хватало, но потом, когда мне было восемь лет, мама заболела, у нее открылась язва или что-то такое и началось внутренние кровотечение. Местные лекари ничего не могли сделать, хоть и старались. Она умерла через два дня.
Отец похоронил ее, а после принялся заливать горе, он ее очень любил, она была его единственной любовью за всю жизнь. Продолжалась эта попойка около двух месяцев, он перестал выходить на работу, общаться с друзьями, он просто сидел дома, смотрел на ее портрет и плакал, но потом я приняла решение помочь ему, я каждый день пыталась его чем-то занять, отвлечь от бутылки и плохих мыслей. То придумывала причину сходить со мной куда-то по очень важному делу, то прикидывалась больной, то где-то умудрялась поранится, и он за мной ухаживал. После двух недельной терапии он вспомнил, что у него еще есть дочь и что ей также грустно и больно от потери мамы.
Когда он полностью просох и пришел в себя, все вернулось на круги своя, он снова устроился на шахту, там его приняли сразу же, ведь он там был на хорош счету, да и тем более все знали о его горе и сочувствовали, а я же начала заботиться о хозяйстве, чтобы хоть как-то помогать отцу, но потом настала ночь огня. Примерно через полтора года после того как отец снова начал работать, его повысили до начальника смены и в эту же ночь она ему выпала, он должен был выйти вместе с бригадой Больро и Акульпа, чтобы успеть выполнить один очень важный и большой заказ, по добыче серебра.
И он вышел, а потом примерно в два часа ночи, седьмого числа в месяц Эрефина, прогремел взрыв такой силы, что все окна в городе были выбиты, а люди, которые по стечению обстоятельств оказались на улицы, были сбиты с ног мощнейшей ударной волной, некоторым не повезло на столько, что они свернули себе шеи. Когда я в ужасе выбежала из дома, я увидела огромный столб пламени, который исходил из того места, где была шахта. Я, да, как и все уцелевшие и способные двигаться горожане, побежала в ту сторону, узнать о случившимся и о тех, кто выжил, но подойти близко нам не удалось, примерно за десять километров стало теплее, что не свойственно для пустынных ночей, а когда до шахты оставалось около четыре – пяти километров, начался невыносимый жар, он обжигал кожу и легкие, поэтому надежда на то, что кто-то там выжил полностью пропала.
Примерно дня через три, когда я выплакала все глаза и в порыве истерики перебила большую часть посуды, ко мне пришла Фильмира, сестра моей мамы, она то мне и сообщила, что мой отец, как и три его товарища, остались живы и сейчас находится в каменном доме, проще говоря, пыточная и допросная карателей. Воспрянув духом и получив надежду, я умоляла ее сходить со мной туда и узнать, что с моим отцом, после получасовой распилки мозгов, Филь все же поддалась, и мы пошли, но придя туда, я пожелала об этом. По словам дежурящего в тот день карателя, мой отец и три его подручных обвиняются в подрыве шахты, с целью диверсии и сейчас видеться следствие по их делу. Я сделала глупость, когда начала кричать и доказывать, что мой отец не мог этого совершить, я даже пыталась прорваться туда, но получила лишь удар по лицу, ведь карателем что ребенок, что взрослый, все едино.
Через две недели был всеобщий суд, где моего отца и его товарищей обвиняли в том, что они намеренно покинули шахту, дабы исполнить свой коварный план по подрыву, но были героически схвачены отрядом карателей, а историю с тем, что они поехали в городской склад, за провиантом, придумали для прикрытия своих деяний. По мимо простых зевак, на этом суде присутствовали родственники и товарищи тех, кого не стала в ту ночь, а так как единственными выжавшими были только четверо, на них и спустили всех собак. Под дикие крики, угрозы и плевки в их сторону, по единогласному решению, было принята высшая мера наказания, казнь, а приговор привести в исполнение немедленно, дабы родственники погибших, своими глазами могли видеть, как будут отомщены из близкие.
Всех осужденных поставили кругом, связали руки и ноги между собой, на головы одели мешки, а после двое карателей привели черных шахов. Никогда не забуду их черную шерсть и эти кровавые блюдца вместо глаз. Как ни трудно догадаться, когда судья отдал приказ, три здоровых псины метнулись к приговоренным и начали рвать их на куски. По ночам я часто вскрикиваю, а бывает даже просыпаюсь вся в поту и слезах, ведь то, как кричали те бедолаги, вместе с мои отцом, то как эти звери отдирали от них куски, я не забуду никогда, как и не забуду те радостные крики, которые возносили похвалу этим выродкам карателям, думая, что справедливость восторжествовала, но я-то знаю, что отец мой не виновен, он скорее бы пошел в каратели, чем подрывал бы шахту со своими друзьями. А после такого, как я лишилась последнего родителя, опеку и надзор надомной на себя взяла Фильмира, она меня и кормила, и учила, и спать укладывала.
Ну а когда мне исполнилось шестнадцать лет я решила, что хватит сидеть на попе ровно и нужно устраиваться на настоящею работу. За две недели я обошла все лавки и мастерские нашего района, но везде получила один ответ, что мне нужно немного подрасти, а лучше всего еще и сменить пол, но в один день, когда я возвращалась домой с очередным отказом, меня встретила Векста, на тот момент мы еще небыли знакомы, но ее это не помешало, увидев мое расстроенное, почти что плачущее лицо, она, переборов всю робость внутри себя, подошла, познакомилась, начала аккуратно меня расспрашивать: почему ты такая грустная? Тебя кто-то обидел? И после ментальной пытки, я рассказал ей о том, что не могу найти работу, а кушать хочется.
Выслушав мой рассказ, она отвела меня сюда, в трактир, который я даже не рассматривала, как рабочие место, и как оказалось зря, ведь через полчаса я уже выслушивала наставления от господина Овала, как и что нужно делать за стойкой, а потом, он прознал о моем горе, ни то от Вексты, не то от Филь, которая часта к нам заглядывала, и начал обо мне заботится наравне с теткой, то премию даст, то еды оставшейся, то подарок на день рождения сделает, да такой роскошный, что аж стыдно становится.
