Воцаряется неловкое молчание. Жан переминается с ноги на ногу, Рей сжимает мою руку и присутствует при всем молчаливой тенью. Дует ветер, завывает в печных трубах.
– Кстати, вам девочка не нужна? – неожиданно для себя спрашиваю я.
– Что? – Жан немного туповат, но я специально показываю пальцем на Рей, чтобы он точно понял меня.
– Она будет вашим ребенком. А то вы сами… того… не сможете.
– Почему это? – уточняют в окне.
– Ну… в силу ряда особенностей… физиологии.
– Намекаешь, что я слишком худой? – напрягается Жан. – И не смогу выносить?
Я мысленно считаю до ста, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего. Надо будет потом балладу сочинить. О том, как я доказывал мужику, что он – не баба.
– Нет. Ты не худой… скорее костлявый. Но… ты ж мужик.
Воцаряется тишина. Я начинаю догадываться, что здесь что-то не так.
– Кто мужик? – тихо спрашивают в окне.
Указываю на Жана. Глаза паренька сужаются, он сжимает зубы и… хохочет. Громко, захлебываясь и утирая слезы.
Все. Он окончательно сбрендил. Молча ухожу, утаскиваю Рей за собой.
– Фтор, погодите! Жан, то есть… я – девушка.
Действительно. И как это я раньше не догадался?
Неожиданно за спиной раздаются вопль, грохот, звуки выстрелов, вспыхивает яркий, ослепительный свет. Оборачиваюсь и наблюдаю, как из окна вместо Макса по пояс высовывается здоровый волосатый мужик с арбалетом в руках. Сощурив один глаз, он палит в Жана. Тот мастерски уворачивается, умудряется при этом довольно шустро бежать в мою сторону. Аид опережает его на сто метров и, схватив меня за ворот куртки, дергает за собой:
– Беги, идиот!
Я прихожу в себя и, едва не навернувшись, рву вслед за светлым.
Интересно… эта ночь когда-нибудь закончится?
Сидим у нас дома. Рей впервые – сама – отпустила мою руку и теперь возится с вытирающим слезы и сопли Жаном. Аид меланхолически заваривает чай в котелке, помешивая его по часовой стрелке со строго заданными интервалами.
– Так! Тихо! – Все смотрят на меня. – А теперь по порядку: что это конкретно было? И почему ты сидишь тут? Тебе что? Пойти больше некуда?
– Ну… я… я…
– Я понял. Ты девка, которая стала стражницей. Я, правда, несколько удивлен, что в стражу принимают женщин.
– Не принимают.
– Как это?
– Не… не принимают.
Аид передает гостье кружку с напитком, девчонка благодарно ему улыбается и наконец прекращает всхлипывать.
– Только прошу! Не рассказывайте никому. Если меня поймают до совершения подвига… мне конец. И мы с Максом… Его отец не допустит нашего брака!
Беру у светлого кружку, отпиваю, медленно прихожу в себя. Так. Спокойно! Надо просто во всем разобраться. В меня уже не палят из арбалета. Удивляться происходящему я устал. Сейчас я дома, мне тепло и сравнительно уютно, так что можно послушать ее историю, а после выгнать на улицу и со спокойной душой пойти спать. В конце концов, кто знает, возможно, из ее рассказа удастся состряпать неплохую балладу, которая прославит меня в веках. А что? Романтика в своем роде.
– Давай по порядку. Как тебя зовут?
– Генриетта. Но я уже привыкла к имени Жан.
– Зачем ты пошла в стражу?
– Отец Макса… запрещает нам пожениться.
– Почему?
– Макс из приличной семьи, они богаты, их род происходит от первых купцов этого города, его отец мечтает о титуле, он уже Максу невесту из знати присмотрел. Обедневшей, конечно.
– Угу. И Макс… не сопротивлялся, когда его заперли в комнате?
– Ты же видел его отца. Он психопат. Чуть что – берет арбалет и стреляет на поражение.
– Н-да. Видел. И моя трепетная душа до сих пор в шоке.
– А у темных эльфов есть душа?
Мрачно смотрю на Генриетту. Аид подливает мне чая.
– Так, еще раз – зачем ты пошла в стражу?
– Если я совершу подвиг, то меня произведут в капралы и оставят в страже! Даже если обнаружат, что я – девушка. А городская стража всегда горой за своих, и отец Макса просто не сможет больше стоять между нами. А то я ему такую ревизию буду каждый месяц устраивать, что он вмиг нищим сделается и на паперть пойдет.
Кошусь на Рей, которая уже положила голову на колени этой гарпии и довольно сопит. На лице Жана-Генриетты счастливая улыбка, взгляд – мечтательный. А девочка-то, смотрю, не промах.
– И что за подвиг ты решила совершить?
– Пока не знаю. Надеюсь, что-нибудь подвернется… К примеру, можно попытаться убить насильника… или маньяка, который будет терроризировать город по ночам.
Хмыкаю и отпиваю чай из кружки. Девушка внезапно грустнеет и опускает голову.
– Макс через три дня уедет. Отец отправляет его с караваном из города, чтобы навсегда нас разлучить. Макс успел сказать мне это перед тем, как нас грубо прервали.
– То есть у тебя осталось всего три дня.
– Как вы считаете… есть шанс, что город попытаются разрушить или маньяк объявится?
Задумчиво смотрю в ее полные надежды глаза. Как-то не хочется вот так сразу разбивать мечты юной барышни.
– Вряд ли.
Разбил.
– Я так и знала… Ладно. Простите, что побеспокоила.
Киваю и тоже встаю. (Если дама встала, а ты еще сидишь – у нее больше шансов тебя прирезать, заколоть или ударить тупым предметом.)
И тут в дверь стучат. Причем так, что ее сносит с петель. В проеме появляется окровавленный, шатающийся, мокрый Макс, держащий в руках арбалет отца.
– Генри! – выдыхает он и падает в комнату.
Крайне мрачно на него смотрим. Все, кроме Жана, тьфу, Генриетты, запутался я что-то в ее именах или имени – не знаю, как правильно. В ее глазах – ужас, надежда и желание отомстить всем и сразу. Надеюсь, они уйдут минут через пять.
Ага. Ушли. Как же!
Макса надо переодеть. Макса надо уложить. Макса необходимо перевязать, разодрав при этом на бинты мою единственную шелковую рубашку. И просто необходимо положить на кровать Рей.
Я зол. Я страшно зол. Все крутятся вокруг этого обалдуя, который только и знает, что сидеть в светлице и ждать принцессу на белом коне. Вот мы, темные эльфы, лучше сдохнем в одиночестве, чем придем умирать на порог чужого дома. Это наше кредо – одиночка с душой убийцы. Прекрасные и независимые… гордые и загадочные… Ладно. Я заканчиваю. Иду приводить «прынцессу» в чувство, пока уровень моего возмущения не достиг точки «зарежу и выкину».
Всего два удара помогают привести Макса в себя! Причем я даже бью его несерьезно. Так, пара пощечин – всего-то делов. Правда, от первой он влетает головой в стену, а от второй пытается закрыться рукой.
– Ну здравствуй. Я – бард.
Глаза Макса становятся большими и недоверчивыми. Генриетта, сидящая рядом и сжимающая руку любимого, кивает, пронизывает меня бешеным взглядом. Явно хочет отомстить за пощечины.
– Чего тебе здесь надо?
– Я… я шел за вами…
– Дай угадаю: но долго не решался войти.
– Ну… да. Я же… я в таком виде. Не хотел, чтобы принцесса меня увидела.
– Кто? – Впрочем, мог бы и не спрашивать. Он смотрит на Генриетту таким взглядом, что все понятно без слов. – Так. А почему ты в крови?
– Я понял, что отец хочет убить Генри, и легонько его пнул… а он почему-то вылетел из окна и упал на мостовую.
– Макс… как ты мог! – В глазах Генриетты слезы. – Он же твой папа.
– Ну… он был жив, когда я спустился, и даже пытался остановить меня. Но я все-таки вырвался и пришел за тобой.
– Ты – чудо! – улыбается девушка.
– Ты – в сто раз чудеснее! – краснеет Макс.
– А ты – в тысячу!
– А ты…
– А я настаиваю, чтобы вы ушли из этого дома или заткнулись, наконец!
Ура. Меня слышат. Народ изучает мою перекошенную физиономию. Пытаюсь взять себя в руки и вернуться к теме беседы.
– Так. Ладно. Во всем этом я вижу только одно рациональное зерно.
– Какое? – Аид – само внимание. Он снова подливает мне чая.
Сколько я его уже выпил-то? А, неважно. Главное – не отвлекаться.
– Значит, так, из всего вышесказанного я понял следующее: если девчонка совершит подвиг (ясно дело, что не без моей помощи!), то станет первой женщиной-стражницей. Так?
– Ну да, – кивают они.
– И у тебя есть на это ровно три дня. Так? – Опять кивок. – Отлично. Тогда предлагаю заключить со мной контракт. Я предоставляю тебе возможность совершить героический поступок и сочиняю балладу о великой любви и подвиге, а ты рекламируешь меня среди стражи как отличного певца и непревзойденного мастера рифмы. Идет?
– Договорились. Но как именно ты собираешься помочь мне совершить подвиг, после которого я буду награждена лично капитаном стражи? Да еще и при большом стечении народа?
Хм. Еще и народ нужен. Видно, чтобы потом этот подвиг не забыли и не сказали, что монстра убил кто-то другой. Это сильно усложняет дело.
– Это мои проблемы, – отвечаю ей. – Мне важно другое: контракт подпишешь?
Генриетта пожимает плечами и ложится рядом с Максом.
– Составь. Я посмотрю. Если меня все устроит, подпишу.
