Я оглядела сражающихся налитыми кровью глазами, сжала в руке скользкую от чужой крови саблю и пошла наводить свой порядок на отдельно взятом куске пустыни. Мне так хотелось. К этому звали моя кипящая от возбуждения кровь и сосущее чувство усиливающего голода.
Не знаю, сколько длилось избиение противника. Меня в это время просто не было. Моим телом двигало нечто пугающе-жуткое, сидящее внутри меня и заставляющее собирать богатый урожай смерти.
В какой-то момент левая рука обзавелась второй саблей, и оба лезвия стали описывать смертоносные круги, выкашивая ошеломленного противника. Все сопровождалось жутким, леденящим кровь врага ревом.
А враги даже не сопротивлялись. Или мне так показалось? Либо я двигалась намного быстрее, нежели обычный человек, либо они впали в оцепенение от моего нападения.
Вскоре все было кончено…
Я стояла, сжимая в руках сабли, на маленьком пятачке, усеянном мертвыми телами и обильно политом кровью. В широко раздувающиеся ноздри врывались запахи битвы, и наступало насыщение. Постепенно успокаивалась отнимающая разум черная пурга перед моим внутренним взором. По всему телу разливалась томная нега.
Ко мне подошли оставшиеся в живых члены моего отряда. Покрытые потом, пылью и кровью мужчины опустились на одно колено и положили свое оружие на песок, склонив передо мной головы.
– Наш пророк предсказал… – тихо начал предводитель, не поднимая на меня глаз. – Что придет дитя пустыни и возглавит наш род, приведя его к процветанию…
– Но-но! – перебила я его, втыкая сабли в песок и очищая оружие от крови. – Без фанатизма! Ваш пророк, дай Творец ему долгих лет жизни и светлого разума, как-то все абстрактно предсказал… И явно не обо мне. Дитем меня назвать трудно, уже грудь вымахала…
– Это да, – вякнул кто-то из задних рядов.
– Вот! – ткнула я в этом направлении пальцем. – Слова настоящего мужчины с хорошим зрением! Во-вторых, я не сама пришла, вы меня привезли…
– Это такие мелочи, – вклинился предводитель, не желая расставаться со своей мечтой.
– Ты мою грудь называешь мелочью? – нахмурилась я, прокручивая в руках сабли. – А если я обижусь? – Обрадовала их компанию: – Кстати, мне нельзя ничего возглавлять. Я существо чрезвычайно вредное и страшно подверженное настроению. Неизвестно что натворить могу. Вот как сейчас…
– Но все-таки, – не сдавался предводитель. – Все указывает на…
– Все указывает на то, что меня пора покормить! – твердо прервала я его. – Иначе уже никто никуда не пойдет!
Предводитель не стал искушать судьбу в лице моего ненасытного желудка и быстро согласился.
Мы отошли на приличное расстояние от места сражения. Меня усадили на бархан, выдав верблюжью попону и фляжку с водой. Мужчины насобирали сухого саксаула, и вскоре весело затрещал небольшой костерок.
Вскоре мне выдали несколько полосок вяленого мяса, плошку похлебки, ячменную лепешку и чашку с горячим душистым чаем.
– Спасибо, – поблагодарила я, принимая подношение. – Как раненые?
– Выживут, – кратко ответил предводитель, усаживаясь рядом. – Что-то еще, дева?
– Оставь «деву» себе, – посоветовала ему я. – Меня тут Амариллис назвали, и мне это имя нравится. Так что можешь меня так называть.
– Я – Рашид, – представился предводитель. – Возглавляю один из кланов рода.
– Очень приятно, – прочавкала я, дожевывая лепешку.
– А?.. – решил провести дружескую беседу мужчина, внимательно разглядывая меня прищуренными глазами.
– Разговора по душам не будет, – заверила его я, потягивая чай. – У меня душа устала и разговаривать отказывается. Так что извини, Рашид, в другой раз. Если с Агиларом о нем договоришься.
– А если я ему тебя не верну? – еще больше прищурился Рашид. – За такую деву мы можем и повоевать.
– Не стоит, – фыркнула я чаем. – Я всегда буду на его стороне. И потом – чего напрягаться? Он меня сам найдет. – Я прислушалась к ощущениям. – Уже ищет. На рассвете будет здесь.
– Откуда такие сведения? – удивился Рашид, не слишком мне доверяя.
– Из глубины души, – вздохнула я, потуже заворачиваясь в попону. Стало чуть прохладнее.
Где-то неподалеку заиграл дутар.
– Ой! – обрадовалась я, переводя тему, пока меня еще о чем-то необъяснимом не спросили. – Музыка!
– Азиз! – крикнул предводитель. – Наша дева хочет послушать твою игру!
Я не стала указывать мужчине, что девой я была уже очень давно, чтобы не вызывать новых расспросов и уговоров побыть ею еще.
К нам приблизился стройный гибкий мальчик с только начинающим пробиваться пушком на лице и низко поклонился.
– Мой сын, – гордо сказал Рашид. Приказал: – Сыграй нам что-нибудь.
Полилась грустная мелодия, трогающая душу.
Внезапно на ум пришли слова, которые сложились в строчки, и я замурлыкала себе под нос:
С ума ты сходишь от любви.
Она к тебе навек пристала,
Она твоей душою стала,
Твои копируя шаги.
С ума ты сходишь от любви.
Она твои обняла плечи,
Притиснув яростно к груди.
Боролся ты, сражаясь с чувством,
Достоинство свое храня.
Неблагодарное искусство –
Любить меня, а не себя…[17]
Музыка стихла.
– Госпожа, – позвал меня Азиз. – Можно я запишу ваши стихи?
– Пользуйся, – расщедрилась я, чувствуя себя чуть ли не благодетельницей.
В это время из-за бархана показалась симпатичная морда маленького лопоухого ослика. Я шустро вскочила с места, невежливо уперлась в нее рукой, запихивая обратно и причитая:
– Нашли время, когда прийти! Они и так не знают, что со мной делать!
– Да мы послушать! – обиделся Веселый Дервиш.
Ослик согласно закивал и состроил умильные глазки.
– Кто там? – вытащил саблю из ножен Рашид. – С кем вы там разговариваете?
– Тут ко мне дедушка на огонек зашел, – сказала я. – С другом! И уже уходят! Чаю для них не надо, самим мало!
– Откуда он взялся? – хмурил брови кочевник, к которому начали стекаться все члены отряда.
– Мимо шел! – загораживала я пришельцев. – Случайно! И на меня наткнулся!
– Вообще-то, – подал голос Веселый Дервиш, – мы тебя специально искали, чтобы сказать:
Коль ты герой – то сразу худший из людей,
Если отшельником живешь – так вообще злодей,
И будь хоть ты талантлив, как великий гений,
Спокойно проживешь, лишь если прячешься в безвестье.
И добавил:
В ночной тиши вступаю в храм родной,
Не буду здесь просить Творца себе судьбы иной,
Недавно коврик я стащил отсюда –
Он истрепался, будет мне другой.
– Сказали? – вызверилась я. – Все! Я поняла, запомнила гробокопательские сентенции и начинаю веселиться!
– А почему твой дедушка так странно разговаривает? – удивился Рашид, обходя меня стороной, чтобы полюбоваться на ослика.
Право слово, не на Веселого Дервиша же ему глазеть!
– Потому что моя внучка, девушка с глазами цвета амариллиса, – хитро прищурился старик, пряча усмешку, – никогда не слушает старших. Приходится ей постоянно об этом напоминать.
– Все, деда, – истово закивала я, не зная уже, как прикрывать эту парочку. – Я просветлела рассудком и зашевелила мозгами. Могу я теперь побыть в одиночестве с этими милыми мужчинами?
– Да пожалуйста, внученька! – хмыкнул старик. – Только помни, что ты – не то, кем кажешься, а та, кем себя ощущаешь! – И растаял, подлец такой!
– Веселый Дервиш! – полетел по отряду тихий шепот, и все дружно брякнулись на колени.
– Приплыли! – уныло сказала я. Помолчала, глядя на коленопреклоненных мужчин, и безнадежно поинтересовалась: – Тут нигде поблизости большого дерева нет?
– Зачем вам? – осторожно спросил Рашид, всем своим видом показывая, что если надо, то сейчас же посадит, вырастит и мне преподнесет.
– Повеситься хочу, – призналась я. – Или, в крайнем случае, вырвать с корнем и отгонять назойливых незваных гостей!
Все в жизни меряется сексом. Мало – импотент, много – бабник, средне – вообще не обсуждается…
АмариллисНа рассвете до нас дополз белый конь в пене и Агилар в пыли. Он застал дивную картину: меня, сидящую на вершине бархана и завернутую в попону, и кочевников, окруживших этот бархан, все так же стоящих на коленях. Идиллия! Я клацала зубами от холода – они клевали носами от недосыпа.
– Ты обещала меня ждать! – рявкнул разъяренный мужчина, удостоверившись, что я живая.
– Я же не сказала – где, – фыркнула я. – Сижу жду, как видишь.
Агилар побагровел.
– Вижу! – заорал он еще громче, пытаясь продраться сквозь строй оживших кочевников. – Как только я за дверь, так ты по уши в мужчинах!
– По ноги, – педантично поправила его я. Отчитала дымящегося от ревности воителя: – Не надо мне приписывать несуществующие заслуги. Сколько раз повторять – мне чужого не надо!
