- Сердце мое… родное.
- Боха… что ты делаешь?
- Целую тебя… Хотелось бы всю целиком, но… Сколько ты будешь меня мучить, скажи?
- Что?.. Что мне сказать тебе? Я…
Закончить мысль я не смогла. По крайней мере выразить ее вслух. Да и про себя слова мои тоже распались, штворками ошалелыми взлетели… Лишь только поцелуй его – центр мира. Смысл бытия… А что он там спрашивал? Там… Где-то там… Я вспомнила!
- Нет, Боха!
- Почему? Я опять что-то сделал не так?.. Или, наоборот не доделал?.. Нет?.. Не сказал? Когда?.. Дарёна, не молчи!
- Ты не просил прощения.
- За что? – брови Бохи не хуже штворок, ввысь взлетели. – За что?
- Если не понимаешь сам, то смысла нет его просить… Выпусти меня из рук своих… Боха? Пожалуйста.
- Прости. Я понял. Погоди, молчи! За то, что поверил не тебе, за то, что с наказанием поспешил и требовал уличного унижения… Простила?
- Да.
Хоть так.
- Сердце мое, в предстужье с благословения богов сыграем свадьбу.
- Свадьбу?
- Да что теперь не так?
- Так не было еще «благословения богов»…
Несет меня сегодня буераками воспоминаний. И на чем остановились, греясь у печи?
- … и вот-вот должны уже вернуться.
Нет. Я ведь даже ответила Бозене.
- Ой, госпожи, глядите! Снег!
Павлину замужество не изменило. Все так же культивирует в себе аналитическую жилку и девичью сентиментальность. Однако, на второе времени у нее сейчас почти что нет – с тех пор, как Игнас отплыл на Зайру, дабы возглавить там нашу Торговую палату, Павлина заняла его местечко. Суетливое оно, конечно. И, как выяснилось, перспективное. Хотя, не уверена, что Государь проявит точно такую же настойчивость и в продвижении Павлины. И ключевое слово здесь «подальше». «В продвижении подальше». Нашел объект для ревности! Но, за Игнаса я, все же, рада. И уверена в нем как в самой себе.
- Какая красота!
Бозена плакала… Стояла у узкого окна, смотрела на эти хлопья, в полном штиле парящие с небес на землю, и тихо плакала. Ну что мне с ней делать? Еще три месяца! Обхватила рукою плечи девичьи, упрятанные в шаль. И через миг услышала хлюп носом с противоположной стороны. Еще через мгновение мы обе с Бозеной подозрительно скосились на мокроглазую Павлину:
- Только не говори мне, что и ты…
- Павлина? – выдавила Государева сестра.
Та будто встрепенулась:
- Что? А, нет! Просто в мире всё так… совершенно. Вы сами посмотрите.
Посмотрели… Снег идет.
- Д-да… - вздохнула. Просто вспомнился совсем другой мне снег. Смотровая площадка башни с треногом трубы на ней. И он… - Да, чень кудлатый!
- Дарья, ты о чем?
А я о чем?
- Вспомнила. На днях у нас открытие Первой школы ремесел, а главный холл в ней до сей поры пустой. И я дала задание Дороте найти на чердаках запрятанные еще со времен наместника живописные полотна. А главное, портрет Государыни Дарьен. Ведь ее именем мы называем заведение. И что?
- И что? – воззрилась дочь Государыни на моего секретаря.
- И что? – повторила та, закусив в раздумьях губку. – Ростинка должна была забрать его еще с утра. Его и две утвержденные вами картины замка Катборг. И вы, Владетельная госпожа, хотели в кабинете директора школы повесить портрет Государя Бохаслава. А вот это трудно. Да. Я живописца уж давно нашла, но он не смог ни сам ни через меня договориться о позировании с нашим Государем.
- Да неужели? – вот нисколько не удивлена.
- Пусть с Бозены пишет. А что? У тебя теперь всегда слегка припухший нос, ну вылитый Владетель-Государь. А скулы и властный подбородок можно взять с парадного портрета вашего отца. Пусть выкручивается! И вообще, в портретах действующего Государя главное – корона.
В последнее время мне все чаще кажется, что я погрязла в мелочах. Они приятные в большинстве своем, но какие-то обыденные, что ли. Причем мой неопределенный статус в замке нисколько их не убавляет. А может, виновата я сама? Может… Но, постоянно скребёт по сердцу ощущение причастности со стороны. Будто бы жизнь проходит. Идет – идет – идет и все время мимо. И ты словно тянешься руками за этой быстротой и глубиной…
- Дорота, ты куда?!
Вот зря кричала. Статус (хоть и неопределенный), чтоб его! Но, женщина себя определенно странно повела - тут же свернула за угол. Я замерла у края лестницы, отсчитывая вместе с секундами в уме ее причины: «Не услышала меня?», «Спешила слишком рьяно?», «Не узнала?» или, возможно, «Пряталась?».. Старческий маразм вряд ли ее в ежедневных скачках по делам догнал уже и подленько настиг. И что здесь остается?.. Поспешить вослед! Я поспешила.
Снег до сих пор валил. Он будто бы спешил укутать, наконец, незащищенную земную наготу от холода. И в бледно-сером свете дня ветви деревьев под его пуховой тяжестью покачивались, словно соглашались, что пора. Я чуть не проскочила мимо Мурла на крутом колодезном борту. Кого он тут выслеживает такой нахохленный? Или встречает? Единственный, если встречает Государя, потому как тот решил внезапно опоздать. Да так серьезно, что все (кроме сурового кота) сбежали. Я вот возвращалась от Зофи из ее лаборатории. И да здравствует никому не известный в этом мире глицерин!.. Глицерин…
Дорота, кажется, свернула прямиком в Зубатку-башню. Странно, ведь к родовой двухуровневой оружейной в ней есть и по коридорам замка переход от половины Государя. Лишь перед дверью, занесенной снегом, женщина остановилась, поддернув тряпичный узел в худенькой руке, и скоро щёлкнула ключом в замочной скважине. А что в ее узле? Весьма похоже на коробку. Прямоугольную и узкую. Или… картину? Я столько их пересмотрела за последние пять дней, что всюду живопись мерещится и разливается. Да сколько можно прятаться?
- Дорота?!
- Оть?!
- Что ты здесь делаешь?
- Так я с проверкою, Владетельная госпожа. Посчитать сколько свечей нужны в замену тут, нужны ли тряпочки да маслице для чистки сабель да мечей да топоров. Это ж все в порядочке хранится, хоть уж давно не используется во множестве своем. И вы же сами хотели отобрать у Государя старейшие мечи для этой, как оть…
- Экспозиции в музее. И почему же «отобрать»? И как бы я это сделала? В данном случае значение слова «отобрать»… - и вот тут я встала. Уже внутри, среди сверкающего чистотой оружия по белым стенам, зажжённых восковых свечей и у узкой лестницы наверх. – Дорота? Ты мне зубы знатно заболтала.
- Да от чего ж, Владетельная госпожа? – всплеснула ручками, свободными уже, она. – На зубные заговоры муж мой одарен богиней Ностой, славься ее деяния и бытность в небесах.
- Ну, хватит!
- Значит, хватит, - с явным сожалением признали мне в ответ.
Да что здесь происходит?
- Где твой узел?
- Да тут. И он… ох, простите, не первый уж. И не один такой.
Второй этаж оружейной был полон света от лишенных ставен окон. Здесь даже рос один, но буйный куст в горшке. Я слышала о нем. «Блюститель чистоты» - любимое растение наместника. Покойного уже. Как и уважаемого в прошлом казначея. Бохаслав его своим Указом казнил. Еще до моего возвращения, а семью сослал всю в Вошку. И интересно, тот вялый цветочек на сундуке уж не Матуса ли?.. О чем я думаю? О чем я думаю, боясь взглянуть на ЭТО? Портреты, что б их. Расставленные по лавкам, подоконникам, углам изображения прекрасных млад. Пятнадцать штук всего! И среди них есть Бара, бывшая невеста Государя. Хотя, от чего же «бывшая»?
- Откуда… подобная коллекция невест?
- Скопилась.
- Что?
Бохаслав стоял у лестничной дыры, хмуро отряхивая снятой шапкой снег с одежды. Вернулся, значит. А Дороты нет!
- Скопилась. Я тебя искал, Дарёна. А ты вот здесь, оказывается.
- Любуюсь, - выдавила я. – И когда начнешь повторный свой отбор? Ты мне лишь свисни заранее, чтоб не мешалась, как в прошлый раз. Я сразу укачу. Я уже и место выбрала себе. Городок такой хороший – Шлюн. Кокошник загоню еще один и заживу там.
