– А что в бутылке-то? – подозрительно прищурился Афон, предпочитая больше не верить на слово незнакомцам.
– Да самогонка! Молоком очищенная. На миндале да на мелиссе настоянная! В чай добавлять – милое дело! – отмахнулся старик и, поманив меня за собой, скрылся за дверью.
– Ладно. Пойду. – Я не сдержала улыбки, глядя на обескураженное лицо Афанасия. – Да не переживай ты так! Я бы тоже белену с молоком перепутала на раз! И очень бы расстроилась по этому поводу, как и ты!
– Вообще-то я больше переживаю за то, что это не белена! – Афон печально вздохнул. – Знаешь, как ее достать трудно?
– Ядов, что ли, у вас, колдунов, на друзей не хватает? – Теперь удивляться пришлось мне.
– Да нет! Этого-то добра полно! – отмахнулся Афон. – Да только она реально хорошо спинную хворь правит! А еще ее можно в некоторых заклинаниях использовать, вроде мистического зеркала!
– Зеркало… – В моей памяти всплыло это слово. – Точно! Афон, я хотела с тетей поговорить, да боюсь, что через зеркало меня Пепельный увидеть может.
– Не только увидеть, а еще и мысли твои прочитать! Например, о том, что я пообещал вытащить из застенков Ника! – «утешил» Афанасий. – Но ты не горюй. Я научу тебя, как и что сделать, чтобы оставаться вне зоны действия этой магии. Все просто! В бане достанешь зеркало, обведешь им вокруг себя и скажешь такие слова: «Не кламши не ищут, не знамши не подслушивают». И после этого смело вызывай тетю. Но… один минус – действие заклинания короткое. Так что – чем быстрее, тем скорее!
– Поняла! – приободрилась я. Только бы эту белиберду не забыть! На всякий случай дотронулась до корсета – проверила, на месте ли зеркальце.
Тут скрипнула дверь, и в комнату снова заглянул дед Олесь:
– Ну что? Долго еще топтаться будем, девушка?
Я ойкнула и бросилась за ним.
Баня издалека виделась большим, только заваленным на один бок строением, а на деле оказалась совсем маленькой. Прижавшись к боку дома, она попыхивала в вечернее небо прозрачным дымком. Окон нет – только крошечная бойница.
– Заходи. – Дед Олесь распахнул дверь в предбанник и кивком указал на деревянные шайки, ковш и веник. Рядом на лавке стопкой лежали полотенца и какие-то вещи. – Грязную одежду скинь, опосля постираешь. А после баньки, вон, чистые портки и рубаху наденешь, коль не брезгуешь. Извиняй, бабьей одежи нет.
– Ну… – Я пожала плечами и невольно оглядела себя. Как можно спутать шаровары из гарема принцессы (пусть грязные, порванные о колючки, но шаровары) и серую рубаху, например… с сарафаном? А лапти, что мне сплел по дороге Афон, точно не перепутаешь с золочеными туфлями, что я носила у папеньки во дворце! – Я уже и забыла, когда бабью одежду-то носила. Если, конечно, вы не принимаете мою рванину за наряды высшего света!
– В высшем свете я отродясь не был, – хозяин окинул меня совсем не стариковским взглядом, – но дерюгу от шелка отличить смогу. И тебе сейчас я даю переодеться именно в дерюгу. Так что – не обессудь, красавица.
– И я очень вам за эту дерюгу благодарна! – без улыбки кивнула я. – Надоело, что каждый встречный-поперечный считает меня полонянкой. Спасибо Афанасию, вывел из земель Шамаханских!
– Покидало же тебя по миру, девонька. – Дед Олесь задумчиво пожевал ус и заторопился. – Ладно, мойся. Мыльный корень в ковше найдешь. А я пока квасу с медом наведу да чай запарю.
Я подождала, когда за ним захлопнется дверь, задвинула тяжелый засов и с наслаждением принялась срывать с себя пахнущие гарью тряпки.
На удивление, в бане оказалось совсем не темно! В бойницу пробивались последние лучи заката и, отражаясь от висевшего на стене стекла, раскрашивали отсветами небесного пожара почерневшие от влаги и жара бревенчатые стены.
Про магическое зеркало я вспомнила лишь, когда с меня сошло десять потов. Я так увлеклась мытьем, что почти извела на себя весь мыльный корень ну и соответственно выплескала почти всю воду.
Как же хорошо смыть с себя гарь, пыль, страхи, тоску… И остаться чистой… легкой… словно пушинка: дунь – полетит…. Ан не дают лететь переживания, и любовь проклятая не дает лететь. Прижимает к прошлому, лежит камнем на сердце, крепче оков каленых держит.
Ник… как ты мог не сказать мне правду? Вместе бы мы что-нибудь придумали и от демона Пепельного отвязались бы! А теперь что? Теперь поздно! Надо идти и не думать. И не сомневаться!
Открыв дверь, я выскользнула из жара в предбанник, нащупала зеркальце и снова вернулась. На всякий случай. Чтобы никто не подслушал…
Так… как же там Афон говорил?
Не знамши не подслушивают, не кламши не ищут?
Пытаясь унять дрожь, я коснулась пальцем стекла.
Что я скажу тете? Она, наверное, с ума сходит…
Где-то в Пекельном мире…– Ну что? Вспомнил слова подчинения? Решился мне в помощи довериться?
Тонкий въедливый голосок прокрался в туман сна, заставляя сознание медленно возвращаться в мрачную серую реальность.
Пленник открыл глаза, и улыбка коснулась его губ.
– Кобылка….
– Она самая! До чего докатилась! Сама предлагаю потенциальным клиентам помощь, а они рожу воротят! Ой, извини, если обидела, да только твое лицо, мил друг, иначе и не назвать! Ну, так что? Вспомнил слова или мне тебе напомнить?
– Не нужно! – шепнули обожженные губы, и пленник торопливо забормотал: – Встань передо мной, как лист перед травой…
– Ну вот! Совсем другое дело! – Крылатая мушка покружилась у носа пленника и приземлилась ему на руку. – Что-то ты совсем плохо выглядишь, Ник. Вовремя я спасать тебя прилетела!
– И как ты думаешь меня спасти? – Пленник поднялся с каменной лежанки, сел. – Это невозможно!
– А я думаю, что возможно! – возразил ему нахальный писк. – Ты же как-то в первый раз отсюда выбрался? Рассказывай! Внимательно слушаю!
Ник помолчал, вспоминая, и решительно качнул головой.
– Не помню!
– Как это – не помню? – Кобылка даже увеличилась в размерах не то от удивления, не то от злости. – Что ты мне заливаешь? Как ты можешь это забыть? Это же незабываемый момент в жизни! Ну, или один из незабываемых…
– Я тебя не обманываю! – Вдруг где-то раздался грохот. Ник огляделся и прижался к каменной стене, подальше от прутьев решетки. – Уходи! Это пятиглавые собаки! Пепельный выпускает их поживиться, и если кто-то из пленников окажется у решетки, то может остаться без руки или ноги…
– Мрачные у тебя тут развлекаловки! Но ты мне все же своими псинами голову не морочь! – Кобылка презрительно покосилась в серую хмарь, где уже слышалось голодное тявканье псов. – Вспоминай, как выбрался, и будет тебе счастье!
– Честно, не помню! Точнее, будто бы и помню, но начинаю вспоминать детали, и все меркнет. Как будто и не было ничего! – Ник устало, одними губами, снова улыбнулся и безразлично уставился в начинающий оживать сумрак.
– Ясно! Стимула нет, да?
Пленник не ответил, только вздохнул.
– Да! – ответила сама себе кобылка, взлетела и зависла перед его носом. – Поднять?
– Что? – Ник настороженно скосил глаза на непрошеную гостью.
– Стимул! – прозудела та и стремительно принялась наворачивать перед ним круги. В сгустившемся воздухе, словно в ковше с водой, появился расплывающийся женский силуэт. Ник замер, во все глаза разглядывая видение. Нагая красавица вдруг заговорила родным голосом Василисы.
Ник прислушался.
Да это же заклятие! Простенькое, но сильное. Чтобы отвлечь внимание тех, кто в этот момент может о ней думать. Только слова перепутаны…
С трудом уняв бешено колотящееся сердце, он разлепил пересохшие губы и тихо позвал:
– Василек!
– Тетя? – Красавица из магического зеркала настороженно вгляделась ему в глаза, и вдруг гримаса ненависти и страха исказила ее лицо. – Ты?! Ненавижу! Ненавижу тебя! Ненави-и-ижу-у-у!
Пленник с глухим стоном отшатнулся. Закрыл руками лицо.
– Ну, ты тут пока стимулируйся на подвиги, а я полетела. Дел, не поверишь, невпроворот!
Стихающий писклявый голосок заставил Ника отвести руки от лица и оглядеться. Магического зеркала больше не было.
И хорошо!
Кобылка тоже исчезла.
Просто прекрасно!
Зачем он поверил этому духу? Ведь знал же, что ничего хорошего не будет! Только добровольно добавил себе мучений, не хватало ему Пепельного!
Перед глазами снова возникло лицо любимой. И ненависть. В глазах, в словах, в голосе и в… сердце!
Она его ненавидит!
Ах, какая она красавица…
Стимул?
Отличный стимул!
Задыхаясь, я отшатнулась от зеркала. Неужели перепутала слова заклинания? И Пепельный меня услышал! Более того! Он посмел меня мучить! Явился ко мне вместо тети и голосом Ника произнес мое имя!
Ненавижу!
Сердце еще продолжало бешено колотиться, а я уже снова произносила заклинание, только на этот раз уже так, как мне сказал его Афон:
– Не кламши не ищут, не знамши не подслушивают! – И с опаской снова потерла пальцами серебристое стекло.
