– А мораль у сказки такова: коль ты скуп – помножь расход на два, – внезапно сказала Алесса. Негромко, словно бы просто повторяя слова скомороха для себя, но ее услышали все. «Экономисты» снисходительно заулыбались, явно собираясь как-то прокомментировать «выскочку», но Его Величество обернулся к Виллю:
– А что думает наш крылатый волк?
– Это хорошая мораль, Повелитель, – подтвердил аватар.
Стайн многозначительно переглянулся с госпожой Соллой, граф одобрительно кашлянул. Алесса хранила ледяное спокойствие, ничем не выдав торжества. Действительно, кровь – удивительная сила…
– Гляньте-ка, снеговик с метлой пляшет! Во магики чудят! – Выкрик обернулся дружным хохотом.
– Браво, сударыня! – Шантэль зааплодировал, и ученица просияла. – Думаю, не помешает выпить за победу.
– Я сейчас наколдую…
– Вы хотите, чтобы я пил заколдованную воду?
– Да где же я вам найду белого вина?!
– Кто же на Ярицу пьет вино?
– Вы будете пить медовуху? Или… – сударыня Трисса понизила голос, – водку?!
– Для водки, пожалуй, еще не вечер, а медовуха не помешала бы.
Лицо девушки вытянулось, словно л’лэрд на самом деле тяпнул стопочку и занюхал рукавом прямо на глазах ученицы. С этими барышнями раздумаешь корни пускать, вспомнив, что две тысячи лет – не так уж много по сравнению с вечностью.
– Я сейчас принесу, – наконец отмерла сударыня.
– Благодарю.
В ожидании ученицы и медовухи Шантэль лениво рассматривал танцующих. Время идет, а люди все те же – шумные, суетливые, жадные до веселья по поводу и без. Только лица меняются, а человеческая натура неисправима. Все бегут-бегут, торопясь жить, спеша все успеть. Рядом с ними иной раз чувствуешь себя черепахой, безуспешно догоняющей шустрых, вечно юных ящерок, и одна из них сейчас вынужденно подстраивается под эту черепаху, ждет ее, отказывая себе в том ритме жизни, к которому привыкла с рождения. И черепаха, уже готовая было остановиться и уснуть навсегда, поневоле начинает быстрее двигать лапами, счищает мох с панциря, вспоминает, что когда-то любила танцевать…
Воздух по правую руку загустел и налился теменью, какая собирается накануне большой грозы. Шантэль понял, кто пришел почтить вниманием одного из своих баловней, но все же не сдержал изумленного вздоха. Сколько десятилетий не виделись!
– Видеть тебя – счастье для меня, Великая Кружевница.
Богиня провела по его щеке тонкими изящными пальцами:
– Здравствуй, дорогой мальчик. Боюсь, что в этот раз не стоит радоваться встрече со мной.
Тем временем ширму сложили, выставив сцену на полный обзор. На нее взошла молодая женщина с темными распущенными волосами до пояса, подхваченными плетеным ремешком, покружилась, распустив ромашкой кожаные клинья поверх обычной полотняной серой юбки, поклонилась…
Толпа взревела. Еще бы! Госпожа Медяника пользовалась не меньшей популярностью, чем оружейник Гейнар Вальд, правда, в ином виде искусства. И музыканты у нее были свои.
– Иди потанцуй с Алессой, – жестом приказав Виллю склониться, шепнул император.
– Но…
– Иди, кому говорю. Ей скучно. Это приказ, – отрезал мужчина и, дождавшись, когда аватар подаст девушке руку, торопясь исполнить распоряжение своего Повелителя, ворчливо добавил:
– Ох, уж эти детки…
Ох, уж эти люди. За попытку сблизиться с любым членом семьи любой из силльмиеллонских королей, не раздумывая, отправил бы лучшего аватара за Серую реку. В Рощу Клятвопреступников, откуда не возвращаются. Так отец рассказывал, отвечая на вопросы любопытного сына, но тут же прибавлял, что подобное святотатство ни одному аватару не приходило в голову. Никогда… Хотя чему верить теперь?
Аватар слышал, как Повелитель, смеясь, произнес: «Думаю, гномам стоит выделить дополнительную охрану». Не все, конечно, остались довольны таким решением. Как же, девчонка в политику полезла! Но его архисвятейшество напомнил о пятом грехе – скупости, граф Иборский стал что-то доказывать советникам по торговле…
– Я думала, меня забросают помидорами, – шепнула Алесса, кладя руку Вилля на свою талию. – А ты еще небезнадежен…
Его как волной окатило. Вроде бы расставили все точки над «ё», а теперь снова разбирают с такой болью возведенную стену. Нельзя так… колебаться. Сломаешься.
Но аватар рук не разжал.
– Я забыла спросить, какую медовуху вы любите, так что взяла на свой вкус: средней крепости, с имбирем и лимоном. А когда допьете, увидите предсказание на донышке. – Сударыня Трисса вручила наставнику берестяную кружку под янтарной шапкой пены и приникла к своей. Судя по бойкой речи и блестящим глазам, вкус к конкретному сорту напитка привился только что путем вдумчивой дегустации.
– То, что надо.
По правде говоря, сейчас подошло бы все крепче кефира.
Медовуха показалась сносной, а к последнему глотку – даже неплохой. Ученица управилась первой и ждала л’лэрда, не спеша показывать свое «предсказание».
– Что у вас, сударь?
– «Завтра будешь пить рассол, а сегодня – мед на стол». Гениально. А у вас?
– Сами читайте!
– «Коль напьешься до упаду – оседлай того, кто рядом», – заглянул в кружку л’лэрд. – Барышня, если упадете, прикажу отвезти вас Винтерфеллу, а он под седлом не летает.
– Сударь Шантэль, все в порядке? У вас лицо какое-то… грустное…
Музыка ручейком полилась в уши, тревожа давно уснувшие воспоминания. Роскошный зал, кажется, уходящий ввысь под Небесный Полог. Светлый паркет, лаково блестящий отражением сотен огней. Хрупкий шелест платьев. Запах миндаля.
– Да, пожалуй, я немного заскучал… Сударыня, вы не откажете мне в маленькой просьбе?
– Нет, конечно!
– Сударыня Трисса, позвольте пригласить вас на танец.
– Но ваша нога…
– Да пес с ней! Сто лет не танцевал.
– Прямо-таки сто!
– Сто двадцать шесть, если быть точным.
– …Скажи, как… Как это будет?.. Хотя нет, не надо. Не хочу знать… Я готов, Кружевница… почти готов… Я готов.
– Почти… Дорогой, я не смогла бы дать ответ, которого не знаю. Но я рада, что ты сам сделал мудрый выбор. Теперь не теряй времени – наслаждайся каждым днем.
Сколько преданий не спето, не сказано:
Редкие судьбы с рожденья повязаны,
Так уж нам выпало – быть среди них,
Да только крылья одни на двоих.
По неостывшей росе я покину дом.
Тихие воды раскинулись омутом,
Над чернотою пойду я на свет
Призрачных крыльев, за соколом вслед.
Там, где были следы, лишь кругами вода,
Мои клятвы услышит камыш.
И все дальше от дома иду в никуда,
Но я вижу тебя: ты летишь…
* * *
…Больно, когда оземь крылья ломаются,
Там, в небесах, отвернутся – не сжалятся.
Сами куем себе жизнь или смерть:
Вспыхнуть искрой или медленно тлеть.
Ветер в сокольем пере дышит силою,
Не улетай, видишь – я же бескрылая,
Солнце к бесстрашным жестоко, вернись!
Ты канешь в небо – и я кану вниз…
Там, где были следы, лишь кругами вода,
Мои клятвы услышит камыш.
И все дальше от дома иду в никуда,
Но я вижу тебя: ты летишь.
Сколько преданий забыто, утеряно,
Связаны судьбы, да вытерты временем…
Стих последний аккорд, но ни он, ни она этого не заметили. Голова малышки доверчиво лежала на груди ушастика, а он прижимался к ней щекой. И правильно, ведь их песня еще играет в сердцах. Надолго ли, зависит от обоих.
Увы, смертные не щадят ни свою жизнь, ни жизнь своих близких. Глупышки… Только демоны по-настоящему видят огненное богатство каждого восхода, чувствуют настроение изменчивого неба, слышат, как затихающей мелодией арфы просыпаются реки по весне, знают цену крохотной пылинки в солнечном луче – все, что смертные называют так просто и безлико. Мир. Сейчас он замер в ожидании удара, точно преданный пес, чей хозяин вдруг поднял кнут. Пришелец с Земли рассказывал, во что превратился его мир, и Веррея очень не хотела, чтобы это повторилось здесь.
Ни о чем не подозревающие смертные веселились, с головой окунувшись в атмосферу праздника, но в этом чане бурлящего меда нашлась ложка дегтя. Плохо грустил остроухий л’лэрд, невкусно. Горько-прегорько. Нельзя так переживать, нельзя пугать росинку, которой так сладко думается рядом с тобой.
Остроухий поднял взгляд, и Веррею окатило ядовитой волной столь искренней ненависти, что спина заледенела. Остальные эмоции отрезало.
– Пойдем выпьем чего-нибудь, – предложила Алесса.
– Я не пью на службе. – Аватар оглянулся на императора. – Но компанию тебе составлю.
Хотелось чего-то необычного, и они отправились бродить вдоль лотков. Попрошайки, карманники и смуглявые гадалки, шныряющие в толпе, как мальки среди лениво колышущихся водорослей, не приставали. Воздух, бродящий над питейным рядом, можно было смело потреблять вместо того, что громоздилось на прилавках; народ здесь толпился особенно веселый да разговорчивый.
