— А таки и вам… — Девица хохотнула. — Семак хочете?
— Нет, благодарю вас…
— Таки шо, совсем не хочете? — Семечки она лузгала крупные, полосатые, отчего-то напомнившие Себастьяну толстых колорадских жуков.
И от этого сходства его аж передернуло.
— Хорошие. — Девица сплюнула скорлупку на пол. — Мамка с собою дала. Сказала, на, Нюся, хоть семак с родного-то дому…
Голос девицы сорвался на трубный вой, и Себастьян вновь подпрыгнул.
Или не он, но пан Сигизмундус, женщин втайне опасавшийся, полагавший их не только скудоумными, но и на редкость упертыми в своем скудоумии. А сие сочетание было опасно.
— А шо вы все молчитя? — Девице надоело лузгать семки, и остаток она ссыпала в кожаный мешочек, висевший на поясе. — Вы такой ву-умный…
Это она произнесла с придыханием и ресницами хлопнула.
Пан Сигизмундус вновь зарделся, на сей раз от похвалы. Хвалили его редко.
— Я ученый.
— Да?! — Девица сделала шажок.
В нос шибануло крепким девичьим духом, щедро приправленным аптекарскою водой, кажется, с запахом ночной фиалки.
— А шо вы учите?
— Ну…
— А то у нас в селе учительша была… все твердила: читай, Нюся, книги, вумною станешь… ха, сама-то в девках до энтой поры… вот до чего книги доводят!
Себастьян попятился, но девица твердо вознамерилась не дожидаться милостей от судьбы. Оно и понятно: где там обещанный свахой жених? До него сутки пути на поезде, а опосля еще и бричкой.
И как знать, дождется ли он?
Небось, пока сговаривались, пока судились-рядились, тятька думал, мамку уговаривал — больно не хотелось ей Нюсю от себя отпускать… вдруг да и нашелся кто поближе? А если и не нашелся, то мало ли каким окажется? Сваха-то сказывала красиво и карточку дала с носатым мужиком, да только у ей работа такая — сватать. Небось как тятька корову на ярмарке продавал, то тоже врал, будто бы сливками чистыми доится, а норову кроткого, аки горлица… нет, не то чтобы Нюся свахе и вовсе не верила, но вот…
Вдруг жених энтот косой?
Кривой?
Аль вообще по женской части слабый, а Нюсе деток охота народить и вообще честного бабского счастия кусок. Оное же, счастие, было тут, на расстоянии вытянутой руки. Тощенькое, правда, да только оно и понятно, что исключительно от одиночества. Небось холостые мужики завсегда что волки по весне, с ребрами выпертыми, с глазами голодными, а оженится да и пообрастет жирком на честных семейных харчах. И опять же видать, что не местный, так Нюся его с собою возьмет. У тятьки хозяйство великое, с радостью примет помощничка, а маменька и вовсе, как поймет, что Нюська домой возвернулась, от радости до соплей изрыдается.
И от этой благодатной картины на сердце становилось легко.
— Упырей учу… — пролепетал Сигизмундус, который в светлых девичьих глазах прочел приговор. — То есть… не упырей учу… изучаю… работу пишу… по упырям…
Нюся поморщилась: все ж таки городские людишки, с которыми до сего дня ей случалось сталкиваться лишь на ярмарке, были странны.
Это ж надо придумать: учить упырей!
С упырем в селе разговор один — колом да в грудину. И чесноку в рот, чтоб лежал смирнехонько и на людей честных не зарился. А тут… какой вот толк от ученого упыря? И чегой про них писать-то?
Нюся даже засумлевалась, надобен ли ей этакий жених, но опосля представила, как в недельку-то идеть до храму да с супружником под ручку. И сама-то важная, по случаю этакому принарядившаяся. Небось маменька на радостях не пожалеет тулупу с парчовым подбоем, какого ей тятька в позатом годе справил. А под тулупом — платье по городской моде, чтоб пышное, богатое, и бусы на шее, красные, в три ряда. Но главное — супружник. Ему тоже надобно будет одежонки какой приличной приобресть, скажем, портки полосатые, как у старосты, и пиджак с карманами да пуговицами медными. Жилетку опять же ж, потому как без жилетки красота неполная будет…
И вот все на Нюсю глядят, шепчутся, дивятся тому, как она, перестарок, сумела этакого мужика найти. Хотя, конечно, в примаки, да зато ученый… про упырей небось знает больше, чем тятька про своих коров…
— А шо… — Нюся подобралась еще ближе, и в глазах ее появилось хорошо знакомое Себастьяну выражение. Этак кошки дворовые глядели на воробьев, прикидывая, как бы половчей ухватить… воробьем себя Себастьян и ощутил.
И сглотнул, приказывая Сигизмундусу не паниковать.
Чай, храмы далече и жрецов поблизости не наблюдается, и, значит, честь Сигизмундусова пока в относительной безопасности.
— А шо, — повторила Нюся, томно вздохнувши. Вспомнились маменькины наставления, что, дескать, мужик страсть до чего поговорить охочий, а как говорит, то и глохнет, будто бы глухарь токующий… главное, вопросу верного задать. И Нюся нахмурилась, пытаясь понять, каковой из всех вопросов, что вертелись на ее языке, тот самый, правильный, поспособствующий воплощению простой девичьей ее мечты. — А шо… упырь в нонешнем году жирный?
Маменька, правда, не про упырей тятьку пытала, но про свиней, так то и понятно. Тятька за своими-то свиньями редкой аглицкой породы душою болеет, волю дай, так и жил бы в свинарнике… упыри, вона, не хужей. У них же ж тоже привес важный.
Сигизмундус от этакого неожиданного вопроса слегка оторопел.
Сглотнул.
И всерьез задумался над глобальной научной проблемой: имеет ли жирность упыря значение для науки, а если имеет, то какое.
— В прошлом-то годе, помнится, споймали одного, так тощий, смердючий, глянуть не на что. — Нюся приспустила маменькин цветастый платок, который накинула на плечи для красоты.
Платок был даден для знакомства с будущим женихом, а следовательно, использовался по прямому назначению. Ярко-красный, в черные и желтые георгины, он был страсть до чего хорош, и Нюся в нем ощущала себя ни много ни мало королевною.
— Всем селом палили… ох и верещал-то…
— Дикость какая, — пробормотал Сигизмундус, в глубине души считавший себя гуманистом.
Палить… живое разумное существо… хотя, конечно, существовали разные мнения насчет того, следует ли считать упырей разумными. Находились и те, кто полагал, будто бы все так называемые проявления интеллектуальной деятельности, которые упырям приписывают, есть всего лишь остаточные свойства разума…
Себастьян мысленно застонал.
Какие упыри, когда вот-вот оженят? И сие напоминание несколько охладило Сигизмундусов пыл.
— Так а шо? — Нюся подобралась настолько близко, что протянула руку и пощупала край Сигизмундусового пиджачка. — У нас народ-то простой, вот ежели б вы были, то вы б упыря научили…
Она задумалась, пытаясь представить, чему эту косматую нелюдь, которая то выла, то скулила по-собачьи, да только от того скулежа цепные кобели на брюхо падали да заходилися в тряске, научить можно.
— …дом стеречь, — завершила Нюся.
И представила, как бы хорошо было, ежели б на цепи и вправду не Лохмач сидел, который старый ужо, глухой и лает попусту, но взаправдашний упырь…
— Или еще чему… А пиджачок вы где брали?
— На рынке. — Себастьян сумел заставить Сигизмундуса сделать шажок к свободе, сиречь к проходу.
— В Брекелеве? — поинтересовалась Нюся, назвавши самое дальнее место, из ей ведомых.
В Брекелев тятька за поросями аглицкими ездил. На подводе. Оттудова петушков сахарных привез красного колеру и рукавицы из тонкой шерсти.
— В Познаньске…
Нюся подалась вперед, тесня Сигизмундуса к стеночке — чуяло сердце девичье, трепетное, что уходит кавалер.
— В Познаньске… — Она вздохнула тяжко, как корова при отеле. — Вот, значит, чего в столицах носют…
— И-извините. — Сигизмундус изо всех сил старался не глядеть ни на лицо девицы, ни на выдающуюся ее грудь, которая прижимала его к стене поезда. — Мне… мне надобно… выйти надобно… по нужде…
Сигизмундус разом покраснел, потому как воспитанный человек в жизни не скажет даме о подобном, но иной сколь бы то ни было веский предлог в голову не шел.
Впрочем, дама не обиделась.
— До ветру, что ль? — с пониманием произнесла она.
И отступила.
Проводив будущего супруга — а в этом Нюся почти не сомневалась — взглядом, она обратила внимание уже на вещи, каковые полагала почти своими. Конечно, путешествовал дорогой ее Сигизмундус — имечко Нюся у свахи вытянула, хотя та и норовила замолчать, да только зазря, что ль, Нюся характером в мамку пошла? — так вот, путешествовал Сигизмундус не один, но со сродственницей, каковая Нюсе не по нраву пришлась. Сразу видно — гонорливая без меры. И что толку от этакого гонору, ежели до сей поры в девках ходит?
Нюся присела на лавочку будто бы невзначай.
Нет, от этакой сродственницы избавляться надобно, да только как?
А просто… замуж ее выдать, за того самого жениха, которого для Нюси сготовили. От и ладно получится! Все довольные будут…
