Очередной приступ кашля согнул напополам. Отплевавшись, Вилль запил из стакана. Так идет гораздо легче. Но аватары не должны идти легким путем – ведь это удел слабых. Вылить воду? Нет, пожалуй, не стоит. Воды в графине на донышке, а звать Фленку можно будет, только когда спальня проветрится. Иначе служанка Алессе наябедничает.
«Ну и трын-трава!» – порешил Вилль. Несмотря на ежей в горле и удушье, стало как-то полегче. Острые грани реальности смазались, вместе с дымом выкуривалась душевная усталость, и аватар чувствовал, что вот-вот наступит просветление. Сконцентрироваться на Цирюльнике…
– Ты ку-у-уришь?! – с изумленным придыханием зашипели сзади. – Винтерфелл, сдурел совсем?! Брось каку, пока я тебе ухи в табачный лист не скрутила!!!
Вилль меланхолично посмотрел через плечо. Алесса лежала животом на подоконнике, не замечая, что халатик распахнулся, послужив шикарной рамой портрету хрупких смуглых ключиц и шеи; на малиновом от ярости лице полыхали зеленые по той же причине глазищи, – смелый контраст для художницы. Поначалу парня смутила идея императора поселить в смежных комнатах на первом этаже гвардейца и принцессу, затем понял, что все сделано для пущей безопасности последней, а сегодня в закромах разума заскреблось иное, очень странное объяснение сего поступка. Теперь было просто по барабану. Барабан… Ба-ра-бан! Представилась вдруг пантера, марширующая по Равенне с барабаном на шее, во всю горлопанящая гимн империи. А за ней – полк мышей-оборотней с горнами.
Вилль прыснул, вследствие чего вдругорядь чуть не оказался головой в сугробе.
– Он еще и ржет! – всплеснула руками девушка. – Вот смотри, конь незаседланный, прибьет тебя капля никотина – ко мне потом не ползи! Выбрось!
Воля Повелительницы – закон. А в семье аватар слово мужа – закон. Н-да, дилемма…
Вилль глубокомысленно затянулся, но выпустил дым, так и не вдохнув.
– Курение – яд! Сам себя гробишь, осел! Брось немедля, кому говорю!
Принятие яда добровольно есть верный путь к самоубийству, сиречь, клятвопреступление.
– Осел бросил. – Вилль выбросил сигарету, слез с подоконника и прикрыл окно, оставив щелку для сквозняка.
В диалоге с Алессой-Повелительницей чувствовалась какая-то незавершенность, но в чем именно она заключается, аватар не мог понять. Вообще состояние было странным. Трезвый вроде, и ноги не подкашиваются, а вместо мыслей – винегрет. Приподнятый настрой пропал. Аватар снова остался наедине с огромной пустой комнатой, тьмой и ржавой каемкой пожарища за окном…
«Слушай и запоминай, Арвиэль. Нерушимые Правила – это незыблемый стержень сущности каждого из avatte d’Shaattar. Мы живем ради них и за них умираем…»
Гвардеец отпрянул: стекло в правой створке отражало его, повзрослевшего, серьезного, немного угрюмого – такого, каким Арвиэль запомнил отца.
«Аха-ха-ха! – У отражения слева были глаза шедхе и дерзкая улыбка, некогда растопившая ледяную атэ’сури Таннаис. – В Бездну Правила! Живи, как хочется, пока дышишь! Еще успеешь наплакаться! Мы ждем тебя, клятвопреступник…»
«Помни о Правилах, Арвиэль. Семья Повелителя – табу для тебя».
«Да не слушай его! Слетай к Леське, она – твоя, и только твоя!»
Захлопнув обе створки, Вилль до боли сжал переносицу, на миг зажмурился и снова открыл глаза. В стекле отражался призрак. Тяжело дышащий, с обвисшими руками и высоко задранной бровью. За спиной призрака горело черное небо и бил набат.
«Вспомни, что сказала Альтея, убийца! Там, где ты проходишь, остаются трупы!»
«Ты должен был остаться с семьей, Арвиэль. Должен был умереть с семьей. Почему ты не ушел с нами, сын?»
– Уйдите оба! – Бросившись ничком на кровать, Вилль накрылся подушкой, но голоса проникали сквозь ткань и перья. Убеждали, спорили, кричали…
Он едва шевельнулся, когда на плечо опустилась рука.
– Отстаньте!!! Ну, пожалуйста…
– Вилль, это я, Леська. – Подушку высвободили из мокрых, слабых пальцев. Аватару помогли перевернуться на спину, тревожно вгляделись в лицо, погладили по лбу холодной рукой – хорошо.
– Солнышко, ты смотрел, что покупаешь?
– Отраву… Не самую дорогую, но не дешевку.
Принцесса поджала губы:
– Ясно. Лежи, никуда не вставай и жди меня.
При всем желании встать не удалось бы: тело, включая голову, казалось набитым отсыревшими опилками. В распахнутое настежь окно дуло, остужая горящее лицо, перебирая волосы незримыми пальцами. Мебель плавала в сумраке, под потолком наворачивала круги ополоумевшая люстра, кровать переминалась с ножки на ножку. Вилль сомкнул тяжелые веки, и перед глазами вспыхнула россыпь кроваво-алых звезд. Они мельтешили, перемещались, слагаясь в узор. Звездочки эти были сущностями: последние жертвы Цирюльника отчаянно пылали, а другие смиренно дотлевали, навсегда прощаясь с Царствием Серым…
«…Любой нежити необходимо логово… Мы неоднократно прочесывали Равенну и дважды – пригород… За Цирюльником наверняка стоит кто-то из моих коллег…»
«Значит, кто-то из них может прятать его в своем доме…»
Вилль слышал, как науми мягко спрыгнула с подоконника, чем-то забулькала у стола.
– Давай пей. – Голову приподняли, губ коснулся теплый край чашки, в горло полилась сладковатая терпкая горечь.
– Что это? – Аватар сморщился. Рот наполнился противной вязкой слюной.
– Лекарство. Но побочный эффект, как от марганцовки с похмелья…
Вилль едва успел выбежать в уборную.
Действительно, полегчало, хотя стало познабливать. Приведя себя в относительный порядок, гвардеец вернулся в проветренную спальню – Алесса как раз закрыла окно и снимала с камина повешенное для прогрева одеяло. Когда Вилль закончил возиться в теплом гнездышке, присела рядом.
– Если старейшинам аулов нужен ответ, которого не сыщешь в смертном мире, они поднимаются высоко в горы, садятся на излюбленный уступ над пропастью и воскуривают трубку с чаресом[35]. С появлением Волчьего Глаза к ним спускаются духи пращуров, чтобы дать совет от тех, кто умудрен смертью… В состав наполнителя твоей «отравы» входит горский чарес.
– Ох, Пресве… Тьфу, шушеля мать! – По крайней мере, всей жути нашлось объяснение, хотя видение себя самого в огне не отпускало. – Алесса, прости меня, пожалуйста. Я просто осел.
– Упрямый, твердолобый, не желающий идти на компромисс даже с самим собой, – подтвердила девушка. – И что тебе духи сказали?
А духи сказали: «Сдохни».
Аватары не способны жалеть и не обременяют своей болью близких, даже родных – такими их создала Пресветлая, однако выросший среди людей Вилль видел, как это происходит у них. Он не собирался жаловаться, но, с другой стороны, понимал, что в одиночку сейчас просто сломается.
– Некромант Теофан стал первым, кого я убил своими руками. – Несмотря на дурноту, Вилль сел. – Альтея считает, что я должен был дать ему шанс, но разве предатель мог бы исправиться? Он заслужил смерть – так я Альтее и сказал, а она ответила, что мои следы наполнятся кровью. Я не поверил, и зря. Так и происходит. Посольство расстреляли, потому что Одаренным понадобился я, из-за меня погиб Венедикт, его жена, селяне из Белого Ключа, одну хорошую женщину убили, когда мне помогли выбраться из СОК… Неужели я приношу только беды?
– Значит, и мои руки в крови тех, кого я не успела или не смогла вылечить.
– Ну что ты! Невозможно спасти всех!
– Ты сам ответил на свой вопрос. – Алесса улыбнулась и неожиданно поддела пальцем подбородок аватара – совсем как раньше. – Эй! Я – неплохой знахарь, Леська Залесская. Кем бы мне ни пришлось притворяться, знахарем я и останусь, а ты – парнем, который спас мне жизнь и научил верить. Для Симки ты – дорогой хозяин, а для императора, в первую очередь тот, кто вернул ему любимую женщину… и дочь. Ну разве ты приносишь беды?
– Я уже не знаю, кто я и что делаю. Только одно очевидно: нужно уничтожить Цирюльника любой ценой.
– Ты отличный боец, верный друг и парень, каких я раньше не встречала и никогда не встречу. Не закрывайся от меня и помни, что и я услышу тебя всегда и везде, чем бы ты ни решил со мной поделиться. Когда бы ни решил. Я рядом, Вилль. Всегда.
– Всегда… Алесса, кажется, я понял, что… – Вилль хотел сказать «все делал неправильно», да вместо этого подскочил в постели. – Я понял, Лесь! Понял!
И чарес был тут совершенно ни при чем.
Тот же вечер. Тот же дом, и библиотека с самим хозяином те же, только собеседников стало трое. Сидящий на подоконнике шатен лет двадцати семи щелчком пальцев распускал и гасил на ладони огненную розу – словно для развлечения, а сам из-под ресниц следил, не обернется ли белокосая девушка, будто бы разглядывавшая старинное панно с Тремя Царствиями, вышитыми шелковой нитью толщиной в волосок. Знакомая аватару Солла Фэй рассеянно листала анатомический атлас. Напускная невнимательность сторонников устраивала архимага больше, нежели пристальный взгляд оппонентов и поджатые губы, с которых вот-вот сорвется змеиное слово.
