– Вместе надо вставать! – мрачно заключил в конце концов ее сын.
– Это как? – я озадачилась.
– А вот так – на одну сторону перекатываемся, ты в один край одеяла завернешься, я – в другой. Так и встанем. А как вытолкаем всех, там… разберемся уж!
Для начала нам пришлось разбираться со сползанием с кровати. Попервой поползли каждый в свою сторону – натянув одеяло до упора. Потом переглянулись, дружно ругнулись – и поползли друг другу навстречу. Не такая и широкая эта кровать оказалась – я еще сообразить не успела, что снова не так что-то пошло, как уж лбами столкнулись. Точнее, я краем кокошника парню едва глаз не выбила, да еще и руками друг с другом запутались – хорошо хоть, не ногами! Ругнулись еще разок (у Егора в этот раз сочнее вышло), переглянулись со страдальческим видом. Наконец, определившись, поползли в мою сторону, извиваясь гусеничками.
Надо сказать, все присутствующие, залюбовавшись на наши старания, даже ругаться и свадьбу обсуждать бросили. Так и смотрели едва не с разинутыми ртами, чуть наклонив головы – чисто публика на ярмарке у балагана собралась! Даже рядком выстроились, чтоб всем видно было – сначала Ганька, за ним Варвара, Яга, кот… и даже ворон Прохор Григорьевич, под шумок пристроившийся на макушке у Ганьки. Богатырь селянский по-лошадиному прядал головой, но ворон сидел цепко.
– Деньги надо бы за это представление брать, – сквозь зубы пробормотала я.
– Иди, возьми у матушки чего! – хохотнул парень.
Мы как раз достигли края кровати, и возникла новая проблема – как бы так встать, чтоб одновременно. Сначала-то Егор едва меня не спихнул с края, ну да я ему в бок одеяльный крепко вцепилась – не отдерешь, да еще зыркнула злобно, чтоб понятней было. Так теми же слипшимися гусеничками и развернулись потихоньку, а там и ноги спустили. Встали, не глядя друг на друга, крутанулись, чтобы каждый в свой край завернуться – и оказались плотно притиснутыми спиной к спине. Застонали хором и принялись внутри одеяльного кокона кое-как поворачиваться, то и дело пихая друг друга. Я при этом едва не расшиблась об угол шкафа. И что за мода – вместо нормальных сундуков шкафы цельные ставить!
– Красивая пара! – вздохнула в “зрительном зале” Яга.
…И как мы их выставлять будем? Еще и спеленутые, считай, по рукам и ногам!
Егор затравленно оглянулся… или мне только показалось, что затравленно.
А в следующий миг парень одним движением приспустил с плеч одеяло, выпростал из-под него руки, обхватил одной меня за талию, второй распахнул дверцу шкафа – и сиганул в него!
Я только вскрикнуть и успела.
– Тихо ты! – шикнул парень. – Услышат!
– А так нас не найдут? – скептически отозвалась я, недоумевая, почему в захлопнувшуюся за нами дверцу шкафа все еще не ломится никто.
– Не сразу! – ухмыльнулся Егор.
Странно… никаких вокруг одежек-то и не оказалось. Да и вообще места многовато для шкафа. Вон там и вовсе оконце под потолком. А запнулась я… о ступу! Рядом прялка валяется… да это ж кладовая! Я ее уже видела. Только вроде бы она в другой стороне от опочивальни была…
– Сын Яги я или кто? – парень повел плечами. – Неужто ж в своем-то доме путь не открою?
Я хмыкнула, наконец понимая. Шкаф в опочивальне – он и впрямь шкаф. Только через его дверь Егор своими чарами дорогу в кладовку открыл. Так что теперь нас по всему дому ищут – вон, уже и слышно, как по коридору бегают, перекликаются.
– А дальше-то что? – уточнила я. – Все одно найдут…
– А вот это, – широко ухмыльнулся он, похлопав по боку ступу, – мы еще посмотрим!
13
Проще всего было вытолкать в оконце под потолком ступу – по ширине она как раз пролезла. Тютелька в тютельку.
Проще всего – не значит легко. Всего лишь проще всего остального.
Потому что мы вообще-то по-прежнему были в одном одеяле! И никакой запасной одежки этот нехороший человек в кладовке почему-то не держал!
В конце концов, плюнув, я отпустила одеяло. Будем считать, что я одета по иномирной моде. Пусть любуется!
– А ты так голозадым и собрался бежать? – скептически уточнила я.
Егор тяжко вздохнул.
– У меня есть одеяло! – с достоинством, тем не менее, возразил он. – Кстати… я, конечно, ни на что не намекаю, но вот рубашка на тебе, к примеру, моя…
– Еще чего! – я на всякий случай обхватила себя руками, плотнее запахивая рубаху. – Не видать тебе моих прелестей!
Парень вздохнул еще тяжче.
– Прелести – ладно… а вот рубашка бы не помешала, да.
– Порты бы тебе не помешали! – фыркнула я. Ишь ты – прелести ему ладно! Тоже мне!
В конце концов Егор, извернувшись, выдернул пододеяльную простынь, безжалостно оторвал ее край и обмотал себе вокруг бедер. Вид у него вышел дикарский и не очень-то пристойный – но все ж хоть не с голым задом. Да и всяко удобнее, чем с одеялом таскаться.
А потом мы решали, как вместе со ступой удрать из кладовки.
О том, чтобы использовать дверь, и речи не шло. Особенно когда в эту дверь кто-то толкнулся – благо Егор сразу задвижку накинул, так что сразу незваные гости к нам завалиться не смогли.
– Эгей! – послышался за дверью голос Ганьки. – Кажись, туточки…
Дробный топоток сообщил, что прочие зрители кинулись досматривать представление.
– Быстрее! – Егор кивнул на стоящую под оконцем перевернутую бочку. – Лезь, я ступу подам!
– Шиш тебе! Первая не полезу! – вовремя это я о прелестях подумала. Потому как если я в этакой рубахе на бочку залезу, снизу вид будет… нет уж!
Пожав плечами, Егор одним движением вскочил на бочку и оглянулся.
Я попробовала поднять ступу… а тяжелая, зараза!
Только попыхтев несколько мгновений, я сообразила, что совсем уж от всех перипетий ум потеряла. Это с каких же пор колдунье, дочери Кощеевой, руками надо тяжести тягать-то?
Злясь на себя, я резко взвихрила вокруг клубы зеленого тумана, подхватила ими ступу и подбросила ее вверх. Егор, подхватив, вытолкал ее в оконце. Странно, но звука падения не последовало. Следом я уже по простому, как копье, метнула помело. А потом парень, схватившись за раму, легко подтянулся и перевалился животом через нее.
Я, разогнав туман, запрокинула голову. А ведь права была! Снизу вид открывается… хороший вид!
Дверь кладовки уже сотрясалась от мерных гулких ударов, и я, оглянувшись, вскочила на бочку, бросила вперед себя одеяло – пригодится! – и полезла следом за Егором. Подтянуться так же легко, правда, не удалось – пришлось туманом себя поднимать. Долго бы так не пролетала, пожалуй, но чтобы схватиться за оконную раму, хватило. Только кокошником о раму ударилась да ругнулась поначалу.
Так, а теперь – скорее, пока дверь еще держится. А не то Ганька будет мои “виды снизу” оценивать!
Мысль оказалась до того бодрящей, что я резко ввинтилась в окошко. И тут же меня подхватили и вытянули сильные руки. И поставили куда-то на чуть пошатнувшуюся поверхность.
Ступа висела в воздухе, и метла торчала из нее прутьями вверх. Вполне, как оказалось, просторная ступа – во всяком случае, вдвоем мы в ней без труда поместились. Даже что-то вроде узкой скамеечки по краю внутри есть, чтобы сесть можно было. Только, если двое садятся, выходит, или коленками перемешиваются, или бедрами друг к другу прижимаются… ну да чего не сделаешь, когда венцом угрожают.
– Ку-у-уда?! – громыхнуло из оконца голосом Яги, и Егор, подхватив помело, резко оттолкнулся им от стены избушки.
14
Ступа постепенно набирала высоту, а я, свесившись через ее край, разглядывала оставшуюся внизу опушку. Посмотреть там было на что! Потому что сейчас по ней с кудахтаньем заполошно бегали… две избушки на курьих ножках! Только у одной на коньке крыши все было как у нормальной избы, а у другой – хохолок красовался. Из окошка в этой избе торчала, наполовину высунувшись, и что-то вопила Яга. Кажется, обе избушки ее вопли про “а ну вертайся” воспринимали на свой счет. И вертались. Старательно.
