Марина Светлая (JK et Светлая)
The Мечты. Весна по соседству
Пролог
Для начала любого романа весна – самое подходящее время года. Во-первых, как известно, весне присущи романтические безумства, будь то орущие за окном котики или же великовозрастный Ромео, карабкающийся в окно третьего этажа по пожарной лестнице или, тем паче, по водосточной трубе. Во-вторых, весна – это всегда рождение нового или возрождение старого, что как нельзя лучше символизирует душевное состояние героев, независимо от того, знакомы они читателю или вновь прибывшие. Ну и в-третьих, весна дает широчайший спектр возможностей, когда место действия истории – приморский городок, куда солнце заглядывает раньше всего. За цветением миндаля в марте следуют апрельские изумрудные оттенки по побережью, а там и до майского буйства красок недолго. Ну а лето – так и вовсе самое лучшее время для того, чтобы провести его на море. Хотя и кажется, что от марта до июня дорога бесконечно далека.
Потому и мы предлагаем читателю перенестись в новую весну, а именно в месяц март по календарю, и ненадолго заглянуть в будущее, которое ожидает наших старых знакомцев.
Итак, улица Молодежная. Гунинский особняк, как его с некоторых пор называют. Двор с цветущим миндальным деревом и дизайнерскими островками зелени, на которых уже пробились к свету первоцветы, высаженные в креативном беспорядке. На крылечке – Антонина Васильевна. Под ее крепкими, как столпы мироздания, ногами – неувядающая и не теряющая присутствия духа кошка Марта, которую в подъезд впускать запрещено, потому как котики не понимают значения фресок Гунина ни в историческом, ни в художественном и ни в каком другом аспектах. Они только под стенами гадят, отчего намертво въедается запах, и реставраторам пришлось хорошо потрудиться, чтобы привести все в порядок.
Марта – одна из немногих уцелевших обитательниц дома на улице Молодежной. И то лишь потому, что ее у себя припрятала баба Тоня на время бандитского рейда, когда приезжали получившие сигнал работники ЖЭКа, будь они неладны, геноцидить кошачье стадо. Почти всех отловили, гады. Еще и распылили чего-то, якобы от крыс. А крыс в Гунинском особняке отродясь не было! Небось не от крыс, а от людей!
И вот теперь стоит перед бабой Тоней эта дура Марта, беременная – весна же. И глядит на свою спасительницу голодными глазами. И неведомо ей, что Чернышовы тоже просекли, что не все коты изловлены, а значит, грядет новый этап войны. Потому уж который день Антонина Васильевна была весьма и весьма озадачена, как бы связаться с Гринписом или кто там по котикам главный в мировом масштабе.
В этом вопросе ей бы очень пригодилась Клара Буханова, но сегодня той было не до котиков, судя по воплям из их квартиры на первом этаже. Причем, как ни странно, впервые за многие годы голос прорезался у Бухана, а не у его громогласной супруги.
- Тьфу ты! Бестолковые! – рассердилась Антонина Васильевна и глянула на Марту. – И ты не умнее. Все-то вам по мужикам, а! Не могла перетерпеть, пока уляжется. Вот куда нам твой приплод?!
Кошка ей не отвечала, лишь ласково, что бывало с ней крайне редко, потерлась о бабТонины щиколотки и призывно мяукнула, что в переводе с кошачьего должно было означать только одно: «Жрать давай, карга старая!»
Антонина Васильевна тяжко вздохнула, глянула на часы – время было вечернее, пятничное, вот-вот начнется «Любовный напиток» по телевизору. И вдруг заприметила вошедшую в ворота и топавшую по дорожке к дому Женю Малич. С ней она и решила поделиться своей тоской.
- Ну представь! И эта тоже беременная! – загрохотала баба Тоня, ткнув в кошку, будто бы обличила ее в чем-то неприличном.
- Здрастье, бабТонь, - проговорила Женя, подходя к соседке и останавливаясь рядом. – Вы так удивляетесь, будто в первый раз.
- Ну так нашла время! – возмутилась пожилая соседка. – Какая уж тут разница, первый или нет. Перетравят же!
- Да она прятать умеет, сами ж знаете, - улыбнулась Женька и слегка поежилась в широком пальто цвета индиго под неожиданным порывом ветра, еще зимнего и промозглого. Тот растрепал по плечам Женькины волосы, облепил юбкой ее ноги, а шерсть Марты, длинная и густая ввиду времени года, встала дыбом.
- А ты не очень-то умеешь, - буркнула баба Тоня, пристально глядя на нее из-под нахмуренных бровей.
- Это вы о чем?
- О чем, о чем... дед Андрей сильно раденький, что дожил до внуков?
- Чего бы ему не радоваться? – Женька весело глянула на мадам Пищик.
- Да его, блаженного, хлебом не корми, дай порадоваться чего, ага, - усмехнулась Антонина Васильевна. Но режим осуждающего любопытства приглушила. Включила участие: - Хотя в твоем возрасте оно уже и правда решаться пора было. И молодец, что рожать собралась – потом бы не стала. А сейчас здоровье еще позволяет. Одного не пойму я, Женька, что ты отца к ответственности не призовешь, а? Или ты того? Для себя?
- Иногда чрезмерная ответственность только вредит, - доверительно сообщила Женька. – Так что для себя – оно спокойнее.
- Это что же? Безотцовщиной растить? – опешила баба Тоня. – Ты чего это?
- Двадцать первый век на дворе. Что такого?
Антонина Васильевна на мгновение и правда задумалась: что такого? Работа у этой бестолковой есть. Отец, который подсобит, тоже. Малич-самый-старший двух девок вырастил, кому, если не ему, воспитание доверить можно. Да и сколько матерей-одиночек вокруг – ничего, барахтаются. Но дух традиционализма в консервативной мадам Пищик был силен.
- Такого – ничего! – заявила она. – Но ты у нас девка видная. Замуж бы тебе!
- Ну вот зачем мне замуж, бабТонь? – вздохнула Женя, устав держать лицо. – Чего я там не видела?
- Чтоб у ребятенка отец был! – наставительно сообщила Антонина Васильевна. – У тебя вот – был. Ребенку папа нужен. Особенно, если пацаненок родится. На УЗИ сказали, кто?
- Сказали! Бабское у нас царство будет. А чужого отца нам не надо. Сами справимся.
- Чужих отцов, как и чужих детей, – не бывает. Кто воспитал, тот и отец, Евгения. Уж ты-то знаешь!
Женька вздохнула и промолчала. Но именно это баба Тоня и восприняла, как колебания, сомнения и готовность прислушаться к исполненным мудрости советам пожилой матроны. Исключительно из добрых побуждений, никак не думая о том, что перешла все границы воспитанности и стоит на грани откровенной беспардонности (впрочем, беспардонные люди по жизни не в курсе, где эти грани с границами), она провозгласила:
- Вот из Гарика отличный бы папаша получился! Вы с ним почти ровесники, своего сынка толком и не видел – спасибо его мегере. Так что вполне теперь может нерастраченные чувства на твоего ребенка пустить. И ты же знаешь – стоит пальцем поманить, так он примчится, а?
- Гарик? – не сдержавшись, рассмеялась Женя. – Гарик-то примчится…
Климов и вправду в последнее время все чаще появлялся у родителей, а достославный Москвич – во дворе Гунинского особняка. Не иначе семейная жизнь не особенно ладилась.
- Не хочешь Гарика? – соизволила испросить Жениного мнения Антонина Васильевна.
- А есть еще варианты? – в тон ей поинтересовалась Женя.
- Ну а сосед наш новый! Как на тебя смотрит! Я такой голодный взгляд только у дуры Марты и видела! – и баба Тоня снова ткнула пальцем в кошку, а та, обрадовавшись, что на нее обратили внимание, протяжно взвыла. Жрать-то так и не дали.
Одновременно с кошачьим воем раздался вой из квартиры на первом этаже. Бухан не своим голосом вопил: «Где топор?! Ты, гадина, куда топор дела?!»
Женька ошалело воззрилась на окна соседей, позабыв и про Марту, и про предлагаемых вездесущей Антониной Васильевной женихов.
- Что у них там? – спросила она соседку. – Буханов до горячки допился?
- Да нет, вроде, трезвый, - покачала головой баба Тоня. – Он когда пьяный – букву «р» плохо выговаривает. Про Кларкиного Филиппыча узнал, вот и сходит с ума.
