Женя быстро нашла взглядом среди гостей Богдана и кивнула.
- Да. И, кажется, перестал считать меня злой мачехой. Это же хорошо?
- Определенно лучше, чем было. Какая из тебя мачеха? – улыбнулся Роман. В то время как на душе было так дерьмово – хоть переворачивай столы и шезлонги нахрен. Даже парнишка семнадцати лет отроду все понимал, а он не понял. Какого черта он не понял? Какого черта все это сейчас, когда врос в нее так, что почти невозможно отодрать. А что было бы потом? Через неделю? Месяц? Год? Когда ее обман бы вскрылся, а он физически переплел бы собственную кровеносную систему с ее.
Ему сейчас паршиво, как не было когда уходила Нина. А что было бы дальше?
От этого самого «дальше» Романа отвлек голос ведущего, со сцены принявшегося чествовать именинника. Часы неуклонно стремились к одиннадцати. На это самое время планировалось предоставить слово виновнику торжества. «Стендапер» был предупрежден, что слово будет непростое, а исполненное матримониальных намерений, потому сейчас он усиленно наводил тень на плетень россказнями о том, как жизнь после сорока пяти только начинается. И что-то про вторую молодость.
«Да хоть третью! – выкрикнул Моджеевский в ответ со своего места. – Вы мне потом еще Скорпов поставите?»
«Желание Романа Романовича закон!» - вещал оценивший включившегося Романа ведущий, когда тот уже целовал Женькину щеку и шел к сцене. Теперь его шаги были легкими, будто бы вернулся весь хмель, который он сознательно растерял.
Поднявшись к микрофону, Моджеевский нарочито задорно постучал по нему и проговорил:
- Раз-два, раз-два, прием! Как слышно?
Народ в клубе загудел, выказывая одобрение и приглашение вещать. И Ромка начал:
- Ну раз слышно хорошо, то мне хотелось бы поблагодарить всех тех, кто сегодня пришли поздравить меня – я рад видеть вас, друзья, и еще более рад, что наши встречи не так уж часты – хотя бы не успеваем друг другу надоесть. Потому что, как показывает жизнь, работа это одно, а ежедневное общение – совсем другое. Я рад приветствовать вас, тех кто были со мной последний год, и тех, кто были со мной все годы, пока я шел к этому дню. Мои достижения – это ваши достижения. Потому что без таких, как вы, не было бы никакого Романа Моджеевского. Я очень счастливый человек. Всю жизнь меня окружали люди, в разные периоды готовые подставить плечо. Правда, конечно, те же самые товарищи готовы и подножку организовать, если это требуется, но ведь и я... готов, - Моджеевский широко улыбнулся и услышал смешки, отчего и сам рассмеялся. – Как говорится, ничего личного, просто бизнес. И общие интересы, которые иногда расходятся. И тем не менее, столько лет мы лепим друг друга и оставляем пространство для роста. Каждый из нас – это возможность и перспектива, а уже потом все остальное, человеческое. Желаю вам побольше возможностей и перспектив. И еще желаю мудрости оставлять за плечами то, что перестало представлять из себя то и другое. Этот год... он был насыщенным, да... Панкратов! Помнишь, как я у тебя кредит брал, а ты не давал? Я справился в одиночку, а сегодня ты здесь, еще и дочку приволок. Надеюсь, вам весело? Весело? Ну я рад! Вискарь твой любимый заказывал. А с тобой, Валер, мы вместе новую магистраль прокладывали. И тендер выиграли тоже вместе. Общая же победа. Кстати, Панкратов, здесь поучаствовать тоже еще можно! Милости просим в наш чемпионский клуб. Или вот... сделка в Мюнхене открывает целую кучу перспектив. Мы вырвались на немецкий рынок и это только начало. Панкратов, я снова к тебе обращаюсь. Башкой думать начинай уже. Ты меня на сколько старше? Пора! А вообще, ребят, дай бог, следующий год будет не хуже. Интереснее. Но и за прошедший – спасибо!
Шум хохота из зала пополам с аплодисментами заглушил попытки ведущего как-то прокомментировать речь Романа Моджеевского. Однако, судя по его растерянному выражению лица, импровизировать он затруднялся. Заготовки были другие. Значит, и к лучшему, что все продолжают диалог с ним, с Романом. Никто ничего не знал, кроме организаторов. Так тому и быть.
И только Богдан, снова стоявший возле Жени, ошарашенно смотрел на собственного отца, а потом быстро глянул на его спутницу:
- Что за... он же другое должен был...
Той оставалось лишь улыбаться.
- Твой отец всегда знает что, когда и как лучше, - попыталась она пошутить и заодно успокоить себя.
Под ложечкой билось не осознание, что Роман не исполнил намерения объявить о грядущей свадьбе, а болезненное чувство, что ему – плохо. Вот сейчас, когда он шутит и заставляет смеяться других, ему – плохо.
Потом музыканты снова заиграли что-то из Scorpions – по заказу именинника. А тот, спустившись со сцены, продолжил переговариваться с народом вокруг на пути к Жене.
«Да, мы пока не упоминали о контракте, решили, что сейчас самое время».
«Нет, с лесом вопрос решаем, остальное фигня».
«А может, к нам на дачу в выходные съездим, на рыбалку выберемся? А лучше на охоту. Сто лет не стрелял».
«Ген, нифига себе у тебя пацан вымахал уже? Пятнадцать лет? Да он выше меня!»
«Давай твое предложение обсудим потом. В офис ко мне приезжай во вторник – будет как раз нормально, проспишься».
- Поехали отсюда, - выпалил он, едва оказался носом к носу с Женей.
- А Богдан? – совершенно растерялась она.
- Доберешься один? – повернулся к нему Ромка, кажется, и забывший о его существовании на этом замечательном вечере. Сейчас была только одна цель – уйти. Как можно скорее.
- Доберусь, - буркнул сын, но выглядел таким же растерянным, как и Женька. – Но если мать выгонит – к вам заявлюсь, учтите!
- Давай лучше к деду на дачу. Там Серый сторожует – впустит. А завтра разберемся, ладно?
- Ладно, - хмыкнул Моджеевский-младший, совсем как отец, и протянул руку. – Валите!
Роман быстро пожал ее, потом ухватил Женю и, уже не оглядываясь, ломанулся на выход, на пути лишь отшучиваясь от тех, кто спрашивал, куда это они собрались с собственного праздника. Ответ был для всех идентичен: «Воздуха хлебнуть!»
Оказавшись в машине, под крылом Вадика, Моджеевский позволил себе наконец содрать с губ приклеившуюся улыбку и теперь, почти не отрываясь, смотрел на Женьку, потому что следовало наглядеться впрок. Потом уже не станет, а сегодня еще можно.
- Что происходит? – прошептала она, привычно устраиваясь у него под боком и наконец выдыхая напряжение всего этого совершенного нелепого вечера.
- Да ничего не происходит, - заставил себя ответить Рома и обнял ее за плечи. Женино тепло и Женин запах окутывали его облаком, в котором не хотелось ни о чем думать. Ни о каком завтра.
- Ты не объявил о свадьбе…
Ах, вот оно что... Спохватилась? Забеспокоилась? Не по себе стало?
Моджеевский даже глазом не моргнул, чем мог бы очень гордиться, если бы был хоть немного более вменяемым. Спокойно и очень уверенно он ответил ей, будто ни в чем не бывало:
- Я подумал, что ты права. Во всем. Незачем делать из наших отношений достояние общественности. Наш брак – наше личное дело, сами и решим все. Как тебе план?
- Замечательный, - негромко проговорила она и положила голову ему на плечо. – Богдан тоже удивился. Он знал, да? А я ему сказала, что тебе виднее. Надо было на завтра тоже отпуск взять, не хочу на работу.
- Придется. И у меня дела, надо в офис ехать... Поцелуй меня, Жень.
Подняв голову, она посмотрела ему в лицо. Глаз в темноте салона видно не было, а наступившее молчание прерывалось его неровным дыханием. Коснувшись его губ своими, Женя запустила пальцы в его волосы и проурчала:
- Я соскучилась.
- Правда? – услышала она его требовательный голос.
Ответом ему стал ее поцелуй, полный нежности и нетерпения одновременно. Роман не выдержал, перехватил ее под ноги и перетащил к себе на колени, не разрывая их губ. Руки его зашарили у нее по спине, находя обнаженную кожу, потом переместились на грудь, скрытую тонкой тканью платья, и он выдохнул ее имя, отчего и сам позабыл, где они и почему он делает то, что делает.
