— А как ты их отбираешь? Случайным образом?
— У меня случайностей не бывает! Кто первым обратился, с утречка, того и слушаю. Как там говорит народная мудрость… не помню, какого народа: «Кто рано встает, тому бог дает».
— Ясно, — кивнул Шамбамбукли. — Так что там с этим парнем?
— Что-что… вот, помогаю теперь, — Мазукта указал рукой на кипу бумаги. — Стихи пишу прочувственные. Не знаю только, клюнет ли она… Опыта в таких делах у меня не очень много.
Шамбамбукли в недоумении почесал затылок.
— Чего-то я не понимаю… А зачем это нужно? Он же тебя не стихи просил для него писать, а чтобы девушка влюбилась. Ты что, не мог ей просто приказать влюбиться, и всё?
— Шамбамбукли, ты дурак! — торжественно провозгласил Мазукта. — Извини, сорвалось, не смог удержаться. Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Ну-ка, вспоминай, чему тебя учили, какие основополагающие принципы мироздания ты знаешь?
— Закон сохранения…
— Так, раз!
— Ну, этот… с динамикой что-то…
— «Всё течет, всё изменяется». Два! Дальше?
— Эээ… «На всё воля Творца»?
— «На всё воля Творца, но сердцу не прикажешь!» — поправил Мазукта. — Это единственно ограничение, наложенное на демиургов. Если бы мы могли управлять еще и побуждениями… тогда совсем неинтересно было бы!
— А-а… Ясно.
— Ну вот. А теперь оттого, что у какого-то болвана бессоница и плохой аппетит, я должен ломать голову, заниматься всякой ерундой! — Мазукта в раздражении смахнул бумажки со стола. — Ну не поэт я, не поэт! По мне, так лучше опять в жерло вулкана, богом ремесел на полставки, кайлом махать — но не видеть никакой писанины! И хоть бы было из-за чего, а то ведь фитюлька какая-то, ни кожи ни рожи! Да вот, сам взгляни.
Мазукта указал перстом.
— Видишь, во-он та?
— Вижу… — медленно произнес Шамбамбукли.
— Ну вот, в нее он и влюбился. И чего нашел? Мелкая, тощая, и ногти обгрызены… Разве что глаза большие, но глаза, это, знаешь ли…
— Знаю…
— А он, понимаешь, весь в расстроенных чувствах, жить без нее, говорит, не согласен, любовь, говорит, с первого взгляда! Хочу, говорит… Шамбамбукли?..
— М-м?
— Ты меня слушаешь?
— Угу…
— А почему не дышишь?
Шамбамбукли вздохнул так глубоко, что заколыхались занавески, и глуповато улыбнулся.
— Э-эй, аллё, ты в порядке? — забеспокоился Мазукта.
— Ага…
— Шамбамбукли, да что с тобой? — испугался Мазукта. — Ты здоров? Шамбамбукли?.. Шамбамбукли!!!
Впервые в его бесконечной жизни Мазукте стало по-настоящему страшно.
* * *
— А если попробовать такой вариант… — неуверенно начал демиург Шамбамбукли.
Демиург Мазукта поднял на друга усталый взгляд.
— Ну?
— Я обернусь быком, а когда она придет купаться на берег, выйду и… и она залезет ко мне на спину, а я ее увезу!
— Куда?
— Куда-нибудь. Сработает, как думаешь?
— Сработает. Если она склонна к скотоложеству или ты — к насилию.
Демиург Шамбамбукли помотал головой.
— Да, действительно, чего это я… А как ты думаешь, если я прольюсь на нее дождем?..
— То она промокнет.
— Золотым дождем, — уточнил Шамбамбукли.
— Ну, значит, ее пришибет самородком. Это же человек, не забывай. Они страшно хрупкие.
— Не пойдет, — вздохнул Шамбамбукли. — Ну а если так — в полночь я влечу ей в окно вороном, ударюсь лбом об пол…
— И набьешь шишку.
— Да не перебивай ты! Ударюсь об пол и превращусь в прекрасного юношу…
— Давай я попробую угадать, — предложил Мазукта. — Итак, представим себе, что ты — девушка. Юная и простодушная, живущая в отсталой, полной предрассудков стране. И к тебе в полночь в окно влетает ворон. Мало того — превращается в незнакомого мужчину!
— В прекрасного юношу! — обиженно уточнил Шамбамбукли.
— Знаешь, я думаю, ей будет не до того, чтобы к тебе присматриваться. Итак, возможные реакции: упасть в обморок, завизжать как резаная, позвать на помощь, огреть тебя по лбу сковородкой…
— Хватит, хватит! — перебил Шамбамбукли и потер лоб. — Ну а что же мне тогда делать?
— А почему бы тебе не заявиться к ней таким, какой ты есть?
— Да ну, что ты… Я стесняюсь.
— А быком не стесняешься?
— Быком — это другое дело! Быку, знаешь ли, многое позволено…
Шамбамбукли вдруг замолчал на полуслове и принюхался.
— Пахнет чем-то… Мазукта, у тебя что-то горит!
— Где?! — Мазукта вскинул голову и пошевелил ноздрями. — Нет, это не у меня. Это… А, знаю, это от людей потянуло, жертвенным дымом. Так что ты хотел сказать?
— Я тут подумал…
— Нет, погоди-ка! — Мазукта порывисто встал и завертел головой, отыскивая, откуда пахнет гарью. Наконец, найдя источник, он близоруко приставил ладонь к глазам, некоторое время напряженно вглядывался вдаль, а затем коротко, с чувством, выругался.
— Что там? — обеспокоено спросил Шамбамбукли. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Отбой! — проворчал Мазукта. — У них там народные гуляния. Ярмарка, карнавал и всякие зрелища для развлечения толпы.
— А, ну тогда ладно, — рассеянно кивнул Шамбамбукли. — А что, если я тогда превращусь не в ворона, а в какую-нибудь другую птицу? Лебедя или…
— Можешь больше не суетиться, — мрачно перебил его Мазукта. — У людей сегодня праздник. Мне в жертву только что принесли очередную юную девственницу.
* * *
Демиург Мазукта вошел в комнату и небрежно сбросил мокрый плащ на пол.
— Ну, и что ты тут сидишь, весь в расстроенных чувствах?
— Да так… — пожал плечами демиург Шамбамбукли.
Мазукта проследил за его взглядом и ухмыльнулся.
— А, смотришь… Ну, я ведь говорил тебе, что незачем волноваться. Нашли же в конце концов.
— Угу.
— В этой реинкарнации она очень даже симпатичный эмбрион.
— Угу.
— Что «угу, угу»?! Ты так и будешь сидеть и ждать целых шестнадцать лет?
— И четыре месяца.
— Что?
— Шестнадцать лет и четыре месяца, — повторил Шамбамбукли. — Сейчас ей почти двадцать одна неделя.
Демиург Мазукта подтащил кресло и сел напротив Шамбамбукли.
— А ты знаешь, что пока ты тут предаешься депрессии, в твоем мире дожди, туман и унылая погода? Ты о людях подумал?
— А я и не знал, что тебя волнуют люди, — вяло удивился Шамбамбукли.
— Нет. Люди волнуют тебя, — объяснил Мазукта. — А меня волнует твое состояние! Так что давай, взбодрись, займись чем-нибудь.
— Чем?
— Тебе что, нечего делать? Тогда пойдем, мне поможешь.
Шамбамбукли неохотно поднялся на ноги и покорно уставился на Мазукту.
— Брр! Ненавижу этот твой обреченный взгляд! — передернулся Мазукта. — Но в покое я тебя не оставлю, и не надейся. Одевайся и пошли.
Он сорвал с крючка сухой плащ, решительно запаковал в него Шамбамбукли и подхватил с пола свой собственный, с которого уже натекла лужа.
— Пойдем, тебе понравится.
Мир, в который демиург Мазукта привел демиурга Шамбамбукли, оказался сер и неприветлив. Под ногами хлюпала жидкая грязь, с неба лились потоки воды, ветер то и дело швырял капли под капюшоны демиургов.
— А здесь кто в депрессии? — удивился Шамбамбукли и плотнее затянул ворот.
— Никто. Это называется «тропический ливень». Пошли.
Демиурги поднялись по скользкому склону, обошли гряду камней и уткнулись носом в высокую деревянную стену.
— Ага, пришли! — Мазукта довольно улыбнулся. — Где-то здесь была дверца…
— А что это такое? — спросил Шамбамбукли.
— Корабль, не видишь?
— Здесь, в горах?
— А ты предпочел бы лезть за ним в болото?
— Нет, но…
Шамбамбукли оглядел сооружение. На корабль оно было мало похоже. Если честно, то больше всего оно напоминало деревянный гроб с орудийной башней, и от этой ассоциации Шамбамбукли опять помрачнел.
Мазукта тем временем нашел в стене корабля плотно закрытую ставню, распахнул ее и крикнул внутрь:
— Ау! Вы там как, готовы?
Из окошка резко пахнуло зверинцем, и раздался многоголосый рёв — курлыканье, рычанье, мычание, ржание и даже чавканье.
— Отлично! — Мазукта снова задраил окошко и окликнул Шамбамбукли. — Эй! Хватайся, понесли.
— Куда? — опешил Шамбамбукли.
— В другой мир, — пояснил Мазукта и, крякнув от натуги, приподнял свою сторону корабля. — Ну, чего стоишь, хватайся!
Шамбамбукли послушно ухватил корабль с другой стороны, и демиурги, кряхтя и отдуваясь, поволокли его на новое место.
— А зачем мы это делаем? — поинтересовался Шамбамбукли на первом же привале, едва переведя дух.
— Так надо, — ответил Мазукта, утираясь платочком. — В том мире, понимаешь, извратилась всякая плоть. Ну вот я и собрал генетически чистые экземпляры, по паре от каждого сохранившегося вида.
— А там устроишь Потоп?
