Дэвид Лодж - Мир тесен

— Ах, Перс, — прошептала она. — Это потрясающе. Поэма земли.

— Почему? Я бы сказал — поэма снега.

— А я подумала о творчестве земли — о тех гигантских рисунках, которые видны только из самолета.

— Но это также поэма солнца и поэма луны, поскольку солнце растопило снег в моих следах, а луна осветила их.

— Какая яркая сегодня луна, — тихо сказала Анжелика, стоя рука об руку с Персом.

— А вы когда-нибудь задумывались, — спросил Перс, — над тем удивительным фактом, что для нас и луна и солнце — небесные тела одного размера?

— Нет, — ответила Анжелика, — мне это никогда не приходило в голову.

— Сколько мифов и символов связано с этими кругляшами, словно братья-близнецы шествующими по небу один днем, а другой — ночью… А ведь это просто фокус с перспективой, результат соотношения расстояний от земли до солнца и до луны и их размеров. И вероятность, что могло случиться как-то иначе, наверное, один к миллиарду.

— Так это просто случайность?

— Я думаю, это одно из веских доказательств существования Создателя, — сказал Перс. — Присущее ему чувство симметрии.

— Как и Блейку, — улыбнулась Анжелика. — Вы, кстати, не читали книгу Фрая[19] «Устрашающая симметрия»?[20] Отличная книга.

— Мне совсем не хочется говорить сейчас об умных книгах, — сказал Перс, сжав Анжеликину руку и притянув девушку к себе, — Здесь, где только я и вы и лунный свет. — Я хочу поговорить о нас с вами. — О нас с вами?

— Анжелика, пойдете за меня замуж? — Конечно нет — воскликнула она, холодно рассмеялась и убрала руку. — Но почему?

— По множеству причин, Я с вами едва знакома и вообще я не хочу выходить замуж. — Никогда?

— Я не сказала «никогда», но сначала я хочу сделать карьеру, а это значит, что у меня должна быть свобода перемещения.

— Я не против, — ответил Перс. — Я буду перемещаться вместе с вами.

— И ради этого оставите работу?

— Если нужно — да, — сказал Перс.

Анжелика покачала головой:

— Вы неисправимый романтик, Перс, — сказала она. — Но почему вы решили взять в жены именно меня?

— Потому что я люблю вас, — сказал Перс, — и не разделяю идею сожительства вне брака.

— А вот я разделяю, — со смешком сказала она.

— Ах, Анжелика, не терзайте меня! Не надо мне говорить, что у вас были любовники!

— Но я не это имела в виду, — ответила Анжелика.

— Конечно, если вы не девственница, то я с этим смирюсь, — сказал Перс. Но потом добавил: Хотя лучше бы вы были девственницей.

— Ах, девственность — задумчиво сказала Анжелика, — Что это такое? Это наличие или отсутствие? Наличие девственной плевы или отсутствие пениса?

— Но это непременно и то и другое! — воскликнул Перс, заливаясь краской. — А вот я — девственник.

— Правда? — Анжелика посмотрела на него с любопытством. — Но в наши дни люди начинают спать вместе еще до свадьбы. По крайней мере, у меня такое впечатление.

— Это против моих убеждений, — сказал Перс. — Но если вы, в конце концов, согласитесь выйти за меня замуж, то я, может быть, пойду на некоторые уступки.

Анжелика прыснула:

— Вы, однако, не забывайте, что у меня иные взгляды! — Она вдруг ткнула пальцем в стекло. — Ой, смотрите! Кто это полетел? Ночная птица?

— «Холода. Сове — и то в лесу несладко было, траву в полях одела корка льда»[21]— процитировал Перс

— Откуда это? Ах да; «Канун Святой Агнессы»:

— Мне нравится эта строчка! В ней сошлись тепло и холод, домашняя бездомность, жизнь и смерть, и эта мысль проходит красной нитью через всю поэму.

— Полно вам, Анжелика! — воскликнул Перс. — Оставьте в покое лингвистическую поэтику и лучше вспомните, какой у поэмы конец:

— Станьте моей Маделиной, а я буду вашим Порфиро!

— Да? И пропустить окончание конференции? — Ну, до завтра я подожду:

Анжелика тихонько рассмеялась:

— А было бы забавно разыграть поэму завтра вечером. Ведь у нас будет средневековый банкет! — Я знаю.

— Вы бы пришли в мою комнату подсмотреть, как я ложусь в постель. И приснились бы мне в образе будущего мужа. — А вдруг не приснюсь?

— Надо рискнуть. Порфиро, кажется, позаботился об этом, — мечтательно сказала Анжелика, вглядываясь в залитые лунным светом лужайки.

Перс с недоверием посмотрел на ее изысканный профиль — точеный нос, немного капризно выступающая нижняя губа, крепкий, но мягко закругленный подбородок.

— Анжелика, — начал было он, но в этот момент раздался шум поднимающегося лифта. — Если это опять Демпси, — воскликнул Перс, — я сброшу его в шахту! — Он выбежал на лестничную площадку и, приняв боевую стойку, застыл перед дверями лифта. Двери отворились. За ними обнаружился Филипп Лоу.

— О! Привет, МакГарригл, — сказал он. — Я ищу мисс Пабст. Робин Демпси сказал, что она, возможно, здесь. — Ее здесь нет, — сказал Перс.

— Понятно, — сказал Филипп Лоу, очевидно, размышляя, не отстранить ли Перса, чтобы убедиться в этом самому, но потом передумал. — Вы поедете вниз? — спросил он.

— Нет, спасибо.

— Ну, тогда до свидания. — Филипп Лоу нажал на кнопку, и двери закрылись.

Перс поспешил вернуться в застекленный переход.

— Это был Филипп Лоу, — сказал он. — И чего, черт возьми, всем этим мужикам от вас надо?

Ответа не последовало. В застекленном переходе стоял столб лунного света. Анжелика исчезла.

Точно так же на следующее утро исчезло из пейзажа ее имя. За ночь ветер изменил направление и принес с собой теплый дождь, который растопил и смыл с земли весь снег. Отдернув в своей комнате занавески, Перс увидел мокрые зеленые лужайки и раскисшие от грязи клумбы. По небу бежали тяжелые, чреватые дождем тучи. Еще Перс увидел бегущего трусцой по лужам Морриса Цаппа в красном спортивном костюме, кроссовках и с погасшей сигарой в зубах. Быстро натянув на себя джинсы, свитер и кеды, которые одновременно служили ему домашними тапочками, Перс выбежал на улицу и, обдуваемый легким ветерком, вскоре нагнал американца, который, впрочем, трусил с меньшей скоростью, чем при обычной ходьбе.

— Доброе утро, профессор Цапп!

— Здорово, Персик, — пробормотал в ответ Моррис Цапп. Он вынул изо рта сигарный окурок, удивленно осмотрел его и швырнул в лавровый куст. — Тоже по утрам бегаешь? Ты меня не жди.

— Ни за что бы не подумал, что вы занимаетесь бегом.

— Это трусца, а не бег. Бег — это спорт, трусца — наказание.

— Так вам это не нравится?

— Нравится? Ты шутишь? Я занимаюсь этим только ради здоровья. После я чувствую себя ужасно, но в этом, наверное, и есть польза. И к тому же это очень модно в американских академических кругах. Успех у нас состоит не только в том, сколько статей ты опубликовал в прошлом году, но и сколько километров ты пробегаешь по утрам.

— Похоже, здесь это тоже входит в моду, — сказал Перс — Впереди бежит какая-то девушка. Но я не понимаю, профессор Цапп, зачем вам беспокоиться об успехе? Вы и так знамениты.

— Важно не только добиться успеха, но и сохранить его, Персик. И не забывать о торопливых молодых людях. — Кто это такие?

— Ты не читал книгу Корнфорда «Microcosmografia Academica»? Я могу цитировать ее наизусть: «Откуда-то снизу вы слышите нарастающий топот — это движутся безжалостные полчища торопливых молодых людей. И вы догадываетесь, куда они торопятся. Они торопятся убрать вас с дороги».

— А кто такой Корнфорд?

— Ученый — классик начала XX века, развивал идеи Фрейда и Фрэзера. Ты, наверное, знаешь, что Фрейд описывал первобытное общество как племя, в котором сыновья убивают отцов, когда те становятся старыми и немощными, чтобы завладеть их женщинами. В современном академическом обществе они присваивают себе наши гранты. И, разумеется, наших женщин.

— Все это очень интересно, — сказал Перс. — Примерно о том же пишет Джесси Уэстон в книге «От ритуала к роману».

— Ага, идея в целом та же самая. Кроме того, что в легенде о Святом Граале герой возвращает королю мужскую силу. А по версии Фрейда, сынки оскопляют своих отцов. И, по-моему, это больше похоже на правду.

— И потому вы бегаете трусцой?

— И потому я бегаю трусцой. Дать им понять, что меня рано списывать в тираж. Вообще, я еще не все взял от этой жизни. Я хочу стать самым высокооплачиваемым профессором-филологом в мире.