Но однажды случилось вот что: совпало.
И выборы, и Мишка начал репетировать, а стаффорд беситься и подвывать.
Сумбур вместо музыки, в общем.
Тут уж не выдержали соседи снизу и таки вызвали ментов.
Пришел участковый.
Спросил, что тут, собственно, происходит.
Мишка ему говорит:
– В этой комнате (откуда доносились дикие крики и звуки ударов) – предвыборная кампания, уже вот-вот закончится, в гостях депутат от Едра, выпимши и при оружии. В этой – репетиция известной рок-группы, сына депутата группа, а в этой – дрессировка и подготовка к охоте на медведя бойцовой собаки.
Участковый побледнел и говорит:
– Хорошо, я вам верю. Необязательно комнаты открывать… Но вы все-таки потише, – сказал он робко и вежливо. – Соседи жалуются.
– Но я же не жалуюсь, когда они варят самогон и сдают комнаты… ну, этим, девушкам, почасово. Плюс какие-то мешки: может, гексоген, почем я знаю?
Участковый схватился за сердце и ретировался.
II. Специалист из Мордовии
Кроме того, эти морские офицеры почему-то закрывают входную дверь на странные замки, которые ни за что не откроешь.
Ну вот, как-то раз Мишка не смог открыть замок, и офицеры ему говорят:
– Ну все, Михаил Андреич, вы испортили нам замок. Теперь придется дверь ломать, новую ставить, и платить будете вы, Михаил Андреич.
Мишка пошел в ближайший магазин, а там у него друг, узбек Алишер, на кассе работает.
Алишер говорит:
– Нэт проблема! Я – раз! – залезу на балкон и изнутри открою дверь.
Мишка ему:
– Ага, а офицеры вызовут ментов, и тебя, Алишер, посадят как медвежатника.
– Ладно, Миш, ты иди и жди звонка, щас все уладим.
Буквально через пять минут во дворе появляется жуткий тип, сразу видно – рецидивист, страшный, бритый и весь в наколках.
Как говорит Мишка – он атеист, и потому у него наколоты просто жилые дома (!!!). Без куполов типо.
Рецидивист жмет Мишке руку, плюет на ладони, открывает чемоданчик с «инструментами» и своими скрюченными, похожими на крабов ручищами за три минуты открывает сложнейший старый замок.
– Оп-па! Сделано! – радуется рецидивист.
Офицеры приходят в полный восторг и спрашивают Мишку:
– Кто это? Известный в Питере слесарь золотые руки?
Алишер им отвечает серьезно и с почтением:
– Это специалист.
Офицеры спрашивают, нельзя ли его телефончик: мало ли че?
Алишер говорит:
– Нет, он скоро уезжает в длительную командировку. В Мордовию.
– А когда вернется?
– Лет через пять, – отвечает Алишер. – Там тоже специалисты нужны, в Мордовии.
Вот еще кое-что от Мишки Дементьева.
Как-то Мишка пошел в какой-то бар.
А там сидел утонченный такой товарищ, искусствовед по профессии.
Искусствовед после рассказа об очередной потрясающей выставке вдруг горестно вздохнул, взмахнул скульптурными кистями рук и произнес таинственное:
– Иван ушел…
Собеседники закачали головами и стали искусствоведу сочувствовать.
Мишке стало интересно, что за Иван и почему он «ушел», и откуда он таки ушел.
И вот что выяснилось: несмотря на свой утонченный облик, этот самый искусствовед, специалист по Возрождению и работник чуть ли не Эрмитажа, однажды ночью подвергся нападению гопников. Гопники, подкравшись сзади, срезали у него сумку, дали ему по шее и убежали. Но искусствовед оказался нетипичным интеллигентом, догнал одного из них, избил, приволок домой и приковал наручниками к батарее.
– Так он у меня и жил, – рассказывал искусствовед. – Две недели. Через две недели я его отковал, и он уже просто так жил у меня. И вот сегодня ушел…
Сказал и заплакал.
Вон Денис Соловьев в культурном Питере лежит в траве с продвинутой молодежью и базовой семиотике их учит (о чем и сообщает в Фейсбуке).
А мне стоило заснуть на пляже в Сочи, как утром меня разбудил, трогая веточкой, толстопузый мужик в семейных трусах с надписью «Киеву полторы тысячи лет» и сказал:
– Давай побалуемся?
В культурном Питере (правда, на окраине) был у меня еще и диалог с подростками.
В автобусе, в полвторого ночи.
Подростки сильно матерились.
Ну, я им и сказала:
– Ну, вы ребята даете!
Они захохотали, а самый высокий сказал:
– А вам че, мат не нравится?
Сложный вопрос (подумала я, не желая походить на нашу Думу, которая мат запрещает).
– Нравится, – сказала я сдержанно. – Но в тексте, а не на слух.
Длинный подросток нахально подмигнул мне:
– Опаньки! Так я вам напишу свой мат на бумаге.
Я глазом не моргнула.
Взяла ему и свою визитку дала: там, правда, только имейл мой есть.
Длинный обомлел.
И говорит:
– Че, прям вот так на мыло вам мат прислать?
– Ага (говорю). И все производные: посмотрим, какой вы умелец.
– А че такое производные?
– Эх, вы! (сказала я укоризненно). Не знаете, что такое производные! От этих производных мат такой получается – залюбуешься! А вы только два слова говорите – и при этом они существительные!
Тут мне нужно было выходить, но я видела в окне автобуса, что они смотрят как-то растерянно.
Честно говоря, была и я однажды у психоаналитика.
Пришла и говорю:
– Вот у меня проблема, ужас просто…
Он взял блокнот и карандаш.
Я призналась как на духу:
– Мама меня постоянно троллит.
Он внимательно посмотрел и говорит:
– Продолжайте.
Ну, я и давай разговоры с мамой пересказывать.
Он начал хохотать.
А потом погнал меня таки.
И денег не взял.
До меня у него был убивец какой-то: все ныл – как я хочу вас убить, как я хочу вас убить…
– Все-таки про маму смешнее, – сказал психоаналитик. – Хотя, – прибавил он, – работу я свою люблю. А вы у меня время отнимаете.
Что бы еще такое рассказать психоаналитику?
Ведь не придешь же к нему просто так, потрепаться о сломанном ногте.
Мама говорит:
– А ты ему расскажи, что дала консьержке почитать Достоевского, а она обиделась, думала, что это издевка такая. Еще расскажи, как ты с постовым говорила о свободе личности и с дворником Нурали о феминизме. Порадуешь врача: у него таких, наверно, вообще не было.
Как достать психоаналитика (руководство)
Как-то мы с подругой выпивали с известным психоаналитиком. У меня дома.
Начали его допрашивать, мол, какие у нас фобии – как ему кажется?
– Нет у вас фобий, – отрезал он. – А если есть, то так, по мелочи… Неинтересно.
Нам стало вдруг обидно: как так, нету фобий? Мы переглянулись…
– Я лестниц боюсь, – сказала я.
– Чепуха, – отрезал он.
– Водопадов и верблюдов, – добавила я.
– Ерунда, – ответил он.
– Мама меня строит, – сказала я.
– Всех мамы строят, – ответил он невозмутимо.
– Мне снилось, что я переспала с Лениным! (привела я последний, как мне казалось, самый весомый аргумент)
– Всем снилось, – мрачно констатировал этот непробиваемый психоаналитик.
– У нее еще неодолимая тяга… к хомякам! – сказала торжествующе Ирка.
– Главное, чтобы хомяки об этом не знали, – вновь мрачно констатировал психоаналитик.
Но все же посмотрел на меня внимательно и говорит:
– Вообще я психов отпетых не лечу… У меня все более-менее здоровые…
– Я их не лечу, они у меня здоровые (процитировала Ирка старый анекдот, извините, про мандавошек).
Тут вошла мама и говорит:
– Она все время про Сталина со мной беседует.
– Это как раз нормально, – сказал психоаналитик весомо.
– С Лениным спит, со Сталиным разговаривает, – задумчиво произнесла Ирка. – Мысленно. Или во сне. Плюс хомяки… Надо что-то делать.
Он опять внимательно на меня посмотрел и говорит:
– Приходите на мои лекции. Познайте самих себя.
Ирка говорит:
– С хомяками можно?
Тут мама вступила:
– На лекции хомяков могут и не пустить. Хотя один мой знакомый студент ходил на экзамены с белой крысой. Она выскакивала у него из рукава в неожиданный момент, и профессорши падали в обморок.
Ну и так далее.
Психоаналитик еле от нас ноги унес.
Вычитала где-то:
«Венустрафобия – боязнь красивых женщин. Благодаря этой фобии даже у не очень симпатичных женщин есть шанс выйти замуж».
Мама говорит:
– А эти, с фобией которые, в психдиспансере регистрируются?
– А что?
– Так там врачи могут тебе списочек подкинуть, если что… Ну, за умеренную плату, конечно.
