– Товарищ старший мичман, разрешите обратиться?!
– Слушаю вас, молодой человек…
– Товарищ старший мичман, у нас гости из иностранного государства, хотели бы сфотографироваться на фоне этого памятника с русским морским офицером , с вами!
Уф… От важности, от осознания того, что его назвали офицером, усы взвились вверх ещё сантиметров на пять… И без того широкие плечи ещё расширились… Из ноздрей повалил дым. Оставив матросика на КПП за старшего, мичман лично поднял нам шлагбаум. Фото! И тут… Как всегда… «Wow! А что это за памятник?». Перевод на русский. Старший мичман гордо глянул на американцев немецкого происхождения, сглотнул комок в горле… и хорошо поставленным командным голосом выдал фразу, которая тут же дословно переводилась нашим гостям… «Этот памятник стоит на том самом месте, с которого линкор «Марат» ураганным огнём своих орудий сдерживал натиск немецко-фашистских орд, рвущихся к городам Кронштадту и Ораниенбауму!» Больше за неделю нас не спросили ни об одном памятнике…
Stroybat Американский гимн
Рассказывал мне один военмор такую историю. Здесь на форуме уже писали о рейде диверсионных отрядов Скорцени по тылам союзников в 1944 году. Не столько эти отряды нанесли действительного прямого вреда своими действиями, сколько внесли панику, хаос и полную дезорганизацию в тылу и прифронтовой полосе союзников. Всех охватила шпиономания, в каждом встречном видели немецкого диверсанта, свирепствовала военная полиция, арестовывали всех подряд, включая генералов. Никакие документы доблестных Эм-Пи[136] не убеждали: «Знаем мы, как в Абвере умеют документы подделывать!»
У американских патрулей был свой метод выявления вражеской агентуры.
Например, просили назвать столицу штата Алабама. Или имя центрфорварда известной бейсбольной команды. А ещё просили спеть американский гимн.
– Не помню!
– Давай, сынок, сколько помнишь, смелее, – говорил сержант военной полиции, закинув ноги на стол.
Если задержанный полностью пропел весь гимн без единой ошибки, то сержант говорил своим солдатам:
– А ну-ка, ребятки, отведите его в овраг и пристрелите этого нацистского агента.
Панический вопль:
– За что!?
– Видишь ли, сынок, я ещё не видел ни одного американца, который бы помнил его наизусть. Неплохо тебя подготовили!
AntonTs Постоянный пропуск
Был у меня один одноклассник, поучившийся в своё время пару лет на физтехе на ФАКИ[137] а потом отваливший в Калтех,[138] тоже, соответственно, на какую-то там аэрокосмическую специальность. Так вот, история про него, из третьих рук, разумеется.
Делали они какой-то там прибор в своём Калтехе и пускали его регулярно за счёт Дяди Сэма в стратосферу, чуть ли не с Вандерберга.[139] Соответственно, регулярно ездили на этот Вандерберг, получали там каждый раз пропуска (база-то весьма и весьма секретная), работали, уезжали. В какой-то момент местного начальника режима сильно задолбало, что чуть ли не раз в неделю к нему подчинённые прибегают какие-то бумажки на студентов подписывать (не читая, естественно), он призвал этих калтеховских орлов и сказал, что все замечательно, наука двигается, изделия летают, правительство США в его лице всецело этому помогает, и давайте, ребята, мы вам постоянные пропуска выпишем, а то не надоело ли вам самим каждый раз за пропусками бегать? Составьте вот, пожалуйста, список с указанием места (state) постоянного проживания… и получил он бумагу от которой его чуть кондратий не прихватил: 1. Смит, CA; 2. Джонс, NY;[140] 3. Михайлов, Russia.
Как известно, Германия немало приобрела от массового переезда немцев из России, но вот что она потеряла? Рассказываю со слов своего родственника.
Есть у меня приятель, тоже русский немец. Ну и как любой законопослушный гражданин ФРГ, достигший соответствующего возраста, был он однажды призван на срочную военную службу (так что сильно не завидуйте, в Германии тоже призывают, и отмазаться там достаточно сложно хотя бы потому, что ответственные органы взяток не берут. Пока, во всяком случае). Армией он бредил уже давно, так что сам изъявил желание служить в аналоге наших ВДВ. Может, десантники там не такие пробитые как у нас, но тренировались они тоже не слабо. По утрам, к примеру, они бегали 20-километровый кросс, часто в полной боевой выкладке. И вот во время очередного кросса по просёлочным германским дорогам, лежащим около места дислокации части, пробегали они нестройными рядами по небольшой деревушке. И наш герой услышал краем уха разговор двух бабулек на русском языке – тоже, наверное, оттуда, уж и не знаю, как они оказались в деревне, обычно наши бывшие соотечественники концентрируются в крупных городах. Так вот, оторвавшись от колонны, он подбежал к ним и спросил на чистом русском:
– Бабки, немцы далеко?
Понятия не имею, что они там подумали, но, как утверждает приятель, вид у них был ещё тот.
Однажды командование решило, что у ВВС АОИ, как у самого что ни на есть технически продвинутого рода войск, должон быть Интернет. Но тут заартачились «контрики».[141] Справедливо, надо заметить, заартачились. Интернет на военной базе особо нервного «контрика» и до энуреза довести может. В результате пришли к компромиссу: Интернету быть, но ма-а-хонькому, исключительно в пределах ВВС, без выхода на Всемирную Паутину. Сделали всё как у больших, у каждой части сайт (и даже не один), у генштаба Интернет-портал, электронная почта, обмен информацией…
Недели через две начальство на пару с «контриками» начало шерстить личный состав нашей части на предмет выявления бойцов, умеющих строить сайты и имеющих доступ к серверам части. Причина? Вскоре после запуска ВВС-ного «Интернета» какие-то умельцы разместили на одном из серверов нашей части первый в израильской авиации порносайт…
Кастрюли, на 30 литров, на 50 литров, поддоны, и опять кастрюли, и противни, противни… И всё полное каких-то огрызков и ошмётков, и всё в осклизлой накипи застывшего жира…
Рядовой У. уныло оглядел мойку кухонной утвари. День тянулся бесконечно. В незапамятные времена какой-то чудак в погонах решил, что для мытья кастрюль хватит одного солдата, с тех пор день наряда на кухню становился судным днём для любого солдата нашего отдела (традиционно назначавшегося на этот почётный пост). У. с 8 утра драил кастрюли, сначала оставшиеся со вчерашнего ужина, постепенно (по мере поступления) переходя к тому, что поступало с обеда. Форма промокла насквозь и покрылась пятнами, в ботинках хлюпало, руки распухли от горячей воды, но груда чистой посуды росла и внушала робкую надежду, что через пару часов это издевательство наконец закончится.
В мойку зашло нечто с фигурой беременного орангутанга и мордой неопознанного крупного рогатого скота. Это был прапорщик и главповар. С брезгливой миной он пощупал пальцами вымытые противни и молча свалил их обратно в лоханки для грязной посуды.
– Ты что тут делаешь, ты тут дрочишь или делом занимаешься? – заверещал прапор на вконец опупевшего от такого фортеля рядового.
– Так ведь это… всё чистое было, я уж почти закончил…, заканчивал… – попытался оправдаться У.
– Ты это мытьём называешь?! Да там жира столько осталось, что дотронуться противно, и что это за чёрные пятна? Противни должны блестеть, понял, придурок, блестеть ! Завтра санитарная проверка на кухне, из штаба.
– Так не отмывается лучше, пригорело давно, не берёт мыло.
– Мыло, значит, не берёт? Хорошо. Пошли!
Прапорщик потащил У. на кухонный склад и всучил ему пачку железных «мочалок» и какую-то банку.
– Тут в банке сильнейший жироудалитель. Пока всё блестеть не будет, с мойки не уйдёшь.
– А перчатки? Нельзя этим голыми руками мыть.
– Ты что, у мамы на кухне или в армии? Кончились перчатки, так перебьёшься. Давай, пока всё не будет блестеть, наряд не закрою.
Около одиннадцати ночи У., пошатываясь, вышел из кухни на улицу и побрёл к себе. Руки горели огнём. Ввалившись в комнату, он начал потихоньку раздеваться, тихо шипя и матюкаясь от боли. С соседней койки показалась заспанная морда соседа:
– А-а эт ты. А чё так поздно?… Бли-и-ин, чё у тебя с руками?
– Да, повар, мать его, заставил какой-то хнёй посуду мыть, без перчаток.
– Так тебе в дежурную санчасть надо. А на повара рапорт накатай, только сделай запись у дежурного в журнале сейчас и когда из санчасти вернёшься.
…Дежурный оторвал взгляд о телевизора и уставился на У.
