«Легко сказать, отомстить, — улыбнулся Швейк. — В Праге на Виноградах в пивную на Крамериовой улице ходил один мелкий чиновничек. Туда же ходил один господин, который держал лабораторию по анализу мочи. И пристает он, понимаешь, все время к этому чиновничку, чтобы тот дал ему на исследование свою мочу. Ну вот, приставал он, приставал, пока этот чиновник не послал его к одному дворнику. Этот господин и в самом деле туда пошел и потребовал с дворника вперед шесть крон. Дворник вскочил в одних подштаниках с кровати, схватил палку и припустился за этим господином. Потом, когда его уже поймали полицейские, он все еще орал на всю улицу: «Я вам дам, шалопаи, мою мочу исследовать!» И получил шесть месяцев за оскорбление полиции».
«Раз еще одна война, — продолжал Швейк, — придется экономить боеприпасы!» — «Я только одного боюсь, — сказал Балоун, трясясь всем телом, — чтобы, значит, нам из-за Италии харчи не урезали». — «Все может быть, — подал голос каптенармус Ванек, — поскольку теперь наша победа немного отдалится». Балоун, продолжавший тем временем усиленно размышлять, наконец спросил: «С вашего разрешения, господин каптенармус, так вы все ж таки думаете, что из-за этой самой войны с Италией харч теперь будет меньше?» — «Это яснее ясного!» — ответил Ванек. «Иезус-Мария!» — воскликнул Балоун и тихо склонил голову.
В штабном вагоне о войне с Италией до бесконечности разглагольствовал только один поручик Дуб, в гражданке учитель чешского языка. «В конце учебного года, перед самой войной, я задал своим ученикам сочинение на тему «Наши герои в Италии от Виченцы до Кустоццы или Кровь и жизнь за Габсбургов», — торжественно молвил идиотик Дуб. Замолчав, он принялся выжидать, как на это прореагирует капитан Сагнер. Но тот, просматривая «Пештер Ллойд», заметил: «Ишь ты, та самая Вейнер, которую мы видели на гастролях в Кирай-Хиде, вчера выступала здесь в Малом театре!» На этом дебаты об Италии в штабном вагоне были закрыты.
Матушич и Батцер смотрели на войну с Италией с чисто практической точки зрения. «Тяжело нам будет карабкаться в горы, — констатировал Батцер, — чемоданов-то у капитана Сагнера куча! Два раза я их уже терял: один раз в Сербии, второй — в Карпатах. А теперь, может статься, меня это ждет в третий раз на итальянской границе. И потом еще эта жратва там на юге — одна полента и постное масло!.. Знаешь, у нас в Кашперских горах делают такие маленькие кнедлики из сырой картошки… Сперва их надо сварить, потом обвалять в яйцах, посыпать сухариками и поджарить на сале. А вкусней всего они с кислой капустой», — добавил Батцер меланхолически.
Неожиданно всех повыгоняли из вагонов, потому что эшелон пришел проверять какой-то дряхленький генерал. Генерал прохаживался перед строем, потом остановился перед одним молодым солдатом и спросил, есть ли у него часы. Часы у солдата, правда, были, но на всякий случай он сказал, что у него их нет. «Славно, славно…» — сказал генерал с придурковатой ухмылочкой на лице, как это, бывало, делал император Франц-Иосиф. Затем к стоявшему возле капралу он обратился с вопросом, здорова ли его жена. «Осмелюсь доложить, холост!» — рявкнул капрал. На это генерал с благосклонной улыбкой вновь прошамкал свое неизменное: «Славно, славно…»
К капитану Сагнеру явилась депутация из «Ассоциации по встрече героев», состоявшая из двух невероятно высохших дам, которые вручили подарки, а именно двадцать коробочек ароматических лепешек для освежения рта. На каждого солдата приходилось по три лепешки. Кроме этого дамы притащили пачку печатных молитв. «Да благословит господь штыки ваши, чтобы они глубоко вонзались в животы врагов наших! Соверши, милосердный боже, чтобы все враги наши захлебнулись собственной кровью!» — говорилось в них. По замыслу автора молитв всемилостивейший господь должен был всех сербов, русских, англичан, французов и японцев разрубить на куски и изничтожить, как совершил сие бесчеловечный Ирод с младенцами!
Вручив все это, дамы выразили желание присутствовать при раздаче подарков героям. Получив от капитана Сагнера отказ, они скорчили ужасно обиженные мины. Достопочтенные дамы хотя бы обошли солдатский строй, а одна из них не преминула воспользоваться случаем и потрепала по щеке одного бородатого солдата. Это был Шимек, малый из Будейовиц, который, находясь в полном неведении насчет возвышенной миссии этих дам, после их ухода сказал: «Ну и нахальные же эти стервы! Хоть бы еще собой ничего была, а то ведь самая что ни на есть цапля! И такая хрычовка еще заигрывает с солдатами!»
Поручик Дуб, известный старый доносчик, нашел Швейка за зданием вокзала, где тот с интересом разглядывал плакат какой-то лотереи. Плакат изображал, как австрийский солдат пригвождает к стене русского казака. Дуб спросил Швейка, как ему это нравится. «Так что осмелюсь доложить, господин лейтенант, такой чепуховины я с роду не видывал! Ведь этак он может штык сломать! Ничего не попишешь: стена каменная, а сталь, опять же, хрупкая… Еще перед войной, на действительной, был у нас один лейтенант. Раз он совсем спятил: взял да купил для всей роты целый воз кокосовых орехов. Полроты штыки переломало…»
Поручик Дуб бросил злобный взгляд на беззаботную физиономию Швейка и с яростью в голосе спросил: «Вы меня знаете?» — «Так точно, знаю, господин лейтенант!» Дуб вытаращил глаза и затопал ногами: «А я вам говорю, что вы меня еще не знаете! Вы меня, может, знаете с хорошей стороны, но когда вы меня узнаете еще с плохой стороны!.. Осел! Есть у вас братья? — «Осмелюсь доложить, господин лейтенант, есть один!» — «Видно ваш братец такая же скотина, как вы! Кто он такой?» — «Учитель, господин лейтенант. Тоже служил в армии и сдал офицерский экзамен», — ответил Швейк с беззаботным спокойствием.
Уходя на поиски съестного, Швейк еще долго слышал рев поручика Дуба, рыскавшего по вокзалу в поисках новых жертв. Поручик Дуб гремел: «Вы меня знаете?» — «А я вам говорю, что вы меня еще не знаете!» — «Есть у вас братья?» — «Видно такие же скоты, как вы! Кем они были? При обозе?.. Ну, хорошо!.. Abtreten!» Но в общем обход поручика Дуба не принес положительных результатов. Он остановил еще три группы солдат, однако его воспитательные устремления «довести до слез» потерпели полный крах. Отправляемый на фронт людской материал был такого качества, что по глазам каждого солдата поручик Дуб видел, что думают они о нем не очень-то лестно.
Уязвленный в своей гордыне, поручик Дуб обратился к капитану Сагнеру с просьбой арестовать Швейка. Капитан Сагнер, который как истый кадровый офицер ненавидел всех этих офицеришек из шпаков, обратил внимание поручика Дуба, что подобные представления могут делаться только в форме рапорта по команде, а не эдак по-панибратски. В батальон такое дело поступает из роты, и первой инстанцией в данном случае является надпоручик Лукаш. Присутствовавший при этом Лукаш заметил, что у Швейка и в самом деле есть брат — учитель гимназии. Поручик Дуб заколебался и сказал, что ответы Швейка на заданные ему вопросы оставляют дерзкое впечатление, а сам Швейк, судя по его внешности, — человек слабоумный.
В вагоне, где разместилась батальонная канцелярия и склад, каптенармус Баутанцель разглагольствовал: «Я уже два раза был с маршевым батальоном на позициях, но такого убожества еще не видывал. В прошлый раз у меня было припрятано десять тысяч сигарет «Мемфис», два круга эментальского сыра, триста банок консервов. Потом, когда мы пошли на Бардеёв в окопы, а русские со стороны Мушимы перерезали сообщение с Прешовым — какая тут пошла торговля!.. Часть запасов я сдал в батальон, а остальное распродал в обозе. Был у нас майор Сойка — форменная сволочюга!
Героем он, прямо сказать, не был и предпочитал околачиваться в обозе. Приходил обычно Сойка под таким соусом, что, дескать, хочет проверить, как варят солдатский харч. Только придет сообщение, что русские опять что-то готовят, Сойка тут как тут! Дрожит весь, выпьет сперва на кухне рому, а потом уже начинает проверку. Харчи на позиции нам приходилось посылать ночью, да и то по дороге что получше немцы задерживали и жрали сами. За все это время мне не удалось ничего сэкономить, всего одного поросенка, которого я дал прокоптить, а чтоб майор Сойка о нем не пронюхал, мы его спрятали в часе ходьбы от нас, у артиллеристов, где у меня был знакомый фейерверкер.
Так вот, значит, этот самый майор придет, бывало, к нам и начинает пробовать на кухне суп, а один раз — хотите верьте, хотите нет — он вытащил из котла и навернул мясо для целой роты. Начал со свиной головы и сожрал все подчистую. Потом попробовал суп и закатил скандал, что это не суп, а вода, и что это, мол, за порядок — мясной суп без мяса!.. Сволочной майор приказал его заправить и бухнул в суп мои последние макароны, которые я сэкономил за все это время. Но это еще было не так обидно, как то, что на заправку пришлось ухлопать два кило коровьего масла, которые я сэкономил из офицерской кухни. Он его нашел на полочке над койкой и давай меня чехвостить — что это за масло и кому оно принадлежит!
