Решивши таким образом этот насущный вопрос, вновь вернулись к нашим баранам, то есть атлетам, их наставникам и собственно вопросам организационным. стадион и гипподром строились уже ускоренными темпами, но прежде пришлось решить еще мильен проблем и проблемок. Выяснилось что требуется разослать приглашения всем лучшим иноземным атлетам, потому что одни только россияне соревноваться сами с собой тут не могут – надобны и иностранцы. Чтоб нам не посрамить честь отечества потребовались пригласить первейших иноземных наставников, дабы ихние атлеты над нашими не предвозвышались бы.
– Да наши и так всех обойдут, дай только срок и пришпорь как следует! – заявил граф Г. безапелляционно, видимо вспоминая опыт общения с любимой кобылой, которую он назвал «Элен».
– У нас нет времени на долгую беременность – надобно сразу рожать, даже без поцелуев! – пояснила ему Лесистратова, пожалуй даже слишком рьяно взявшись за дело. – Девять месяцев ждать следует только если кавалер попался на дело горячий и охочий – да где ж таких набрать?
Перебрали в уме всех лучших и известных на тот день европейских наставников по плаванью, фехтованию, меткой стрельбе, верховой езде и прочим аристократическим дисциплинам. Граф предложил со своей стороны стрельбу из дуэльного пистолета и ружейную пальбу по подбрасываемым кверху почтовым голубям, Платов напомнил про шермиции – казачьи «примерные бои», словом искали во всех направлениях сразу.
Граф Г. вспомнил правда и о рыцарских турнирах, но Лесистратова с сожалением отвергла это предложение как несовременное, хотя и представляла как здорово было бы устроиться там королевой сердец, ради которой сшибли бы с плеч немало горячих голов. Метание лисиц на дальность броска тоже как-то не покатило, хоть в целом полезность спорта вполне признавалась и для здоровья, и для насаждения имперских традиций, как в Великой Британии. С англичанами впоследствии стали тягаться французы, прибавились скандинавы, дамы стали заниматься гимнастикой, словом пошло-поехало. Но в то время конечно дворяне и их учителя задавали тон, впрочем и ярмарочные силачи тут пригодились бы.
– Надо найти лучших из лучших, трезвых и за дело радеющих, и одарить щедро но соразмерно таланту и усердию! – пояснила Лесистратова стратегию ай-лимпийских расходов.
– А кто усердие проявлять не будет – тех заплечных дел мастерам, хотя ясно, иноземцы учнут визжать что они-де не нашей короны подданные, – расшифровал казак Платов политику в отношении лентяев и саботажников, не желающих трудиться в поте лица своего.
Тут же за работу засадили всю штаб-квартиру экспедиции. Партизанское предложение рассылать корреспонденцию почтовыми голубями отвергли, посему письмоносцам пришлось потрудиться. Фельдъегери и курьеры так и сновали туда-сюда, благодаря близости моря письма отсылали и на почтовых клиперах. Штаб-квартира ай-лимпийского комитета стала похожа на огромную канцелярию, всюду кучковались бумаги, перья, чернила и даже откуда-то завелись жирные канцелярские крысы.
Лесистратова увлеченно строчила послания на немецком, английском, французском, гишпанском языках, так что граф только ахал и удивлялся ее познаниям, тут же на огромные конверты приписывались сложные адреса, накладывались сургучные печати и все это рассылалось в далекие земли. Везде иноземцам обещались самые выгодные условия и райские кущи, впрочем решено было хоть часть жалованья попытаться им выдать ради экономии бумажными ассигнациями.
– Ах, мадемуазель Лиза, это же моветон – экономить на святом, – увещевал ее граф Михайло, но безуспешно.
– Вы промотаете все состояние ай-лимпийской экспедиции! Это же не ваше именьице, которое я уверена тоже скоро будет заложено и перезаложено. Мне надобно блюсти государевы интересы, казны и прочего. И не останавливайте меня, учите лучше свою супругу как женитесь наконец-то, – Лесистратову было ничем не остановить когда она входила в раж экономии.
Еще надобно было выдумать олимпийский девиз. Правда Платов в том никакого проку не видел, а граф Г. полагал что от этого будет даже хуже, но Лиза объявила что без девиза соревноваться олимпийцам никак невозможно и устроила конкурс с фантами и призами. Граф Г. гуманно предложил в качестве девиза благородное выражение «Главное не победа а участие», что должно было утешить тех кто не добежал (не допрыгнул, не доскакал) до финишной черты первым, но Платов немедля указал что негоже-де нам сирых и убогих пустыми словесами утешать, а девизом игр следует сделать слова «За веру, царя и отечество». Лиза на это возразила что цари у всех разные, и у иноземцев тоже есть свои какие-нибудь цари, хоть и захудалые, а ай-Лимпиада на всех одна.
– Благородные рыцари, услышав сей девиз, должны совершать подвиги во имя прекрасных дам! – пояснила она собравшимся.
– Да какие ж у нас рыцари-то? Страна крестьянская, отсюда все и беды. Крестьянин своего брата презирает а барина ненавидит. Птица он ленивая но гордая, пока не пнуть – не полетит. Вот и делай из них олимпийцев! – отвечал на то граф Г., сочетая свои собственные рассуждения о природе сущего с мыслями зачитанного до дыр «Сына Отечества».
В то времена девизы и гербы еще имели хождение и большую популярность. На дворцах, на оружии, на экипажах, на посуде – словом везде где только можно размещались рыцарские гербы с их особыми цветами и геральдическими фигурами, крестами и орлами, и изобретались девизы в стиле «Победа или смерть» или же «Честь всего превыше». Морозявкину было ближе «Надеяться в несчастии», графу же приходился по сердцу призыв к щедрости и справедливости. Благородные дамы тоже могли иметь свой герб, но с рядом ограничений, поэтому Лиза никогда не интересовалась такой ерундой, разве что как сегодня по долгу службы критикуя все что предлагали всякие недотепы.
– Учтите, господа – мы придумываем на века, это вам не баран начихал! – Лесистратова очевидно настроилась не на разовое мероприятие.
Граф Г. с грустью подумал что вся эта спортивная нервотрепка чего доброго войдет снова в обычай и будет повторяться у разных народов из века в век, и все время кто-то будет все организовывать и обо всем заботиться, а кто-то вечно останется недоволен. Уже несколько предложений забаллотировали, кворума и консенсуса никак не находилось. Почему-то всем нравились только собственные идеи, призванные двигать вперед чудо-богатырей.
Отвергли и графское в мушкетерском стиле «Один за всех, все за одного», и романтичное «Безумству храбрых поем мы славу», и сочиненное Морозявкиным в стиле Козьмы Пруткова «Запомни – выше головы не прыгнешь», и питейное «Пивка для рывка, водочки для обводочки», за которое Платов пребольно оттрепал Вольдемара за волосы, так что только клочья полетели, дабы не смел своим поганым языком помоить великое дело. Но их совместными усилиями разняли и снова продолжили обсуждение.
До вечера сидели и переливали из пустого в порожнее, перетирали тему и перемывали косточки. Пришлось обойтись даже без обеда, забыли и про ужин, и граф решил что пожалуй придется умереть тут с голоду. Конечно появилась и луна, и звезды, словом весь ночной набор вылез на небеса и засиял, романтичные парочки гуляли по набережным а экспедиционеры все думали как бы им войти в историю, если не прямо так хоть бочком пролезть. Но предвидя что уж полночь близится, а результата нет в конце концов остановились на предложенном Лесистратовой латинском выражении «Citius, Altius, Fortius!», которое она якобы подслушала на проповеди одного французского священника.
– Сие значит – быстрее, выше, сильнее! – пояснила Лиза и почему-то покраснела. – Это должно сподвигнуть наших ай-лимпийцев на чудеса меткости и выносливости!
– А не скажут ли что это чересчур фривольно? У нас народ пошлый и любое слово понимает в превратном смысле, – брякнул нечуткий Морозявкин.
– А почему это вы еще здесь? Вам уже давно пора плыть за олимпийским огнем! – немедля вскинулась Лиза. – Одна нога тут – другая в лодке! Бегом марш!
Морозявкин теперь не так уже рвался на подвиги, и завопил, что он на это не подписывался, что его жрицы мигом сцапают и даже возможно надругаются над его невинностью, но Лесистратова и слушать его не стала. Снарядили небольшой кораблик, Платов ему пять рублей на дорожные расходы и подкуп богинь дал и говорит:
– Прости меня, братец, что я тебя за волосья отодрал.
– Бог простит, – это нам не впервые такой снег на голову, – ответствовал Морозявкин философически.
Тут уж все присутствующие, видя что Вольдемар возможно предстал перед их очами в последний раз, начали его целовать, а Платов его перекрестил.
– Пусть, – говорит, – над тобою будет благословение, а на дорогу я тебе моей собственной кислярки налью. Не пей мало, не пей много, а пей средственно.
Лесистратова, много беспокоившаяся о внешнем виде участников ай-лимпийской экспедиции, велела обмыть Морозявкина в бане, остричь в парикмахерской и одеть в парадный певческий кафтан, для того, дабы похоже было, будто и на нем какой-нибудь жалованный чин есть, что кстати навело ее на мысль подумать о новой форменной ай-лимпийской одежде для всех атлетов-богатырей.
