Нужно было срочно эвакуировать двух человек и один чемодан. Почему это не сделали раньше, нам, естественно, никто не сообщил. Наши коллеги из параллельного ведомства ('Соседи' как мы их называем), и сами могли прекрасно справиться, но у них было мало людей, да и время поджимало. И тут в нужном месте, и в нужное время оказался наш Пожарно-ассенизационный отряд имени взятия Бастилии отрядом Спартака (очередная шутка Акима). Один из живых Объектов был известен в Порт-о-Бутре каждой собаке, и каждая собака хотела его укусить, потому что он, будучи полицейским чином, не отличался благостностью и гуманизмом к своим соотечественникам. Он прятался в Медине, а в ее паутине узких улочек и переплетении крытых галерей можно было прятаться сколько угодно, но он единственный знал, где спрятан некий чемодан и, опять же, его в любой момент могли узнать. Второй Объект жил в лучшей гостинице на площади Аве-дес-Mинстерес, ни от кого не прятался, но очень нервничал, и он единственный знал, как достать этот чемодан без вреда для окружающих. Вот такая складывалась диспозиция. Совещание министров на яхте, вернее, на старом рыбацком баркасе, прошло сравнительно мирно. Тут были профессионалы, у которых был приказ, и это доминировало. Общее мнение было следующим… Надо устроить заваруху (Таракан и Тарасюк сразу оживились), но исключительно мирную… Таракан сразу увял, а Тарасюк не потерял хорошего настроения, так как любая заваруха, чи военная, чи гражданская, давала возможность пополнить запасы, которых ему всегда не хватало, особенно после потери парохода с эвакуированными грузами.
Несколько дней назад, в гостинице Палас, что на площади Аве-дес-Mинстерес, был праздник. Приехал Папа Марсель, и по этому поводу все обитатели Порта, кто имел хотя бы дырявый рыбацкий челнок, забывал про все и вся. Как в Испании во времена гражданской войны, на время Корриды прекращались бои, так и в Порт-о-Бутре на время присутствия Папы Марселя забывались любые политические дрязги. Папа был сумасшедшим миллионером с азартно-морским уклоном и внешностью Тартарена из Тараскона (включая феску и синие очки). Он мотался по Индийскому океану и устраивал всевозможные дикие регаты, учреждал победителям большие призы, сам принимал в соревнованиях участие и никогда не выигрывал. Больше того… Любой мошенник, подавший идею о каком-либо ранее не слыханном варианте соревнований, сразу осыпался золотым дождем. Местный власти всех мастей и оттенков берегли и лелеяли Папашу Марселя пуще зеницы ока. И понятно: главный источник инвестиций в дохлую экономическую жизнь местных кущей – это даже больше, чем стая куриц, несущих золотые яйца. Местные власти даже закрывали глаза на беспробудное пьянство Папаши и его окружения, хотя местность тут была мусульманская. А личной охране Папаши Марселя, щеголявшей в фесках и красных жилетках, разрешалось при любых режимах ходить по городу с оружием (правда, это были пистолеты или револьверы, но не больше). Папаша имел умопомрачительную коллекцию легкого стрелкового оружия всех времен и народов, которой и вооружал своих преторианцев. В этом же Паласе (назвать гостиницей несколько типичных для Порта старых двухэтажных домиков было бы слишком напыщенно) жил Объект?2. Накануне утром он сообщил через связного, что Папаша Марсель затеял какую-то невообразимую регату, идею которой привнес его новый приятель, разорившийся баронет то ли из Италии, то ли из Швейцарии. После этой информации схема операция начала приобретать все более четкие черты.
Послеобеденная сиеста даже на войне носит элементы нирваны. После барашка карри, банановой запеканки, горячих чапати, омаров в ванильном соусе и кофе настрой был под стать сентенции великого Джерома о том, что когда мы сыты, то находимся в таком благодушном состоянии, что даже перестаем ненавидеть родственников своей жены. И когда на галерее, где происходил обед, замаячило дегенеративное лицо местного служки Мусафа, все время путающегося у всех под ногами, то в него ни чем не запустили и даже почти не рявкнули. Мусаф, кланяясь и приседая, прошелестел на ухо барону, что к нему пришел какой-то очень ученый человек, возможно даже суфий, который пришёл посмотреть на старинную магрибскую инкубулу с толкованиями сур, которая, как известно, есть у господина. Барон с недовольно-ленивым видом пошел за Мусафом, дав, тем не менее, условный сигнал 'общая готовность' и машинально пощупав пистолет, спрятанный сзади за ремнем. Во внутреннем дворике Барона ожидала фигура в цветастом плаще с капюшоном. Это и был новый друг папаши Марселя, но абрисы богатырской фигуры Аркани можно было четко угадать в любой одежде. Арканя доложил, что регата и сопутствующая ей заваруха назначена на вторник. С Арканиной подачи Папаша объявил главным призом морской гонки тысячу фунтов, что для этих мест было целым состоянием, но у морского спринта было береговое продолжение… Участники регаты должны были финишировать, установив на берегу шесты с цветными бунчуками, и если первый установленный шест определял морского победителя, то именно последний шест давал сигнал к началу сухопутного спринта с призом, за который любой местный половозрелый мужчина даст отрубить себе левую руку. Тот, кто, завладев одним из хвостатых шестов, добежит с ним до финиша, получит сумму достаточную для устройства тоираба для Гран-Марьяжа. Гран-Марьяжем в этих диких местах называлась свадьба, когда мужчина был сильно старше невесты, и счастливый жених должен был задавать пир под названием тоираб аж на 18 дней и устраивать еще ряд весьма расходных прибамбасов, а иначе нельзя жениться. Так что, кросс гавань – площадь Аве-дес-Mинстерес должен был привлечь все население города, включая лежачих больных. Еще появились два подозрительных француза, которые интересуются объектом, но все пока под контролем.
Баронету Аркане фон Монк цур Бюгенс уже пора было идти восвояси, но он, явно, хотел сказать что-то еще…
– Командир, – проникновенно сказал Арканя. – Ты можешь надо мной смеяться, но я не могу об этом не доложить.
– Я тебя слушаю, – хмуро сказал Барон, не терпящий любых новостей накануне операции.
– У Папаши Марселя есть приятель, зовут его Поль Тамагут, по его словам, он Мальтиец и отставной уорент-офицер Королевской Морской пехоты. Живет он в нашей гостинице, и персона это весьма интересная. На кисти левой руки у него татуировка в виде двух скрещенных мечей и созвездия. А ведь военные моряки из Королевского флота, из Морской пехоты очень скрупулезны в тату, а у этого типа – ни мечи, ни созвездие не имеют аналогов. Далее… он знает все возможные языки, и, вдобавок, с идиомами, обладает воистину парадоксальным зрением вплоть до того, что на горизонте различает флаг судна. Не пьет алкоголя вообще и даже питает к нему отвращение. Как-то при мне случайно отхлебнул пива, так его сразу вырвало. И последнее… мы как-то всей компанией сидели поздним вечером на верхней галерее, и моряки болтали о звездной навигации, так Тамагут в задумчивости назвал Южный Крест 'Параксаной'. Когда кто-то упомянул об 'Угольном мешке', как о туманности, то он зловеще улыбнулся и сказал, что это скорее Анаклют рефенльф, а когда его спросили о том, что это значит, объяснил, что на одном из Индийских диалектов это означает 'Омут смерти'. Командир, я, конечно, не профессор Хиггинс, но и не с Хлопковых полей. Нет, в Индийской фонетике таких звукосочетаний.
Барон хмуро посмотрел на Арканю.
– А больше никаких странностей ты у этого морячка не заметил? – Арканя глубоко задумался, и выдал:
– Сигары курит в затяжку.
– И какие будут выводы, лейтенант?
На что Арканя обижено ответил, что, мол, его дело доложить, а выводы – это удел начальства. Барон еще больше насупился, и дал полный анализ полученной от баронета информации. Во-первых, сказал он, если человек не пьет, это еще ничего не значит. Во-вторых, если даже Таракан с Арканей полиглоты, то почему этого нельзя отставнику из королевского флота. В-третьих, Астрономия – это вообще катахреза, а вот дальнозоркость и тату – это конечно интересно, но на сегодня для нас не опасно. Твоя задача персональная охрана Объекта 2, вплоть до нашего приезда в день Регаты. В поддержку дам одного из 'Соседей'. И когда Арканя внял и собирался отчаливать, то Барон поманил его пальцем и смотря прямо в глаза тихо сказал:
– Я знаю, что ты имел в виду, и ты знаешь, что я знаю, но чтобы об этом никто и никогда больше не слышал. А за этим зеленым человечком пока ты тут приглядывай, но докладывать только мне и никаких резких движений. Ты понял?
Арканя, молча и не по уставу, кивнул, и задумчиво удалился.
Итак, Большой Марьяж начался и город обезлюдел. Все население сгрудилось в порту и частично рассосалось вдоль сухопутного маршрута гонок. Все наличные силы полиции были, естественно, тоже там. Транспорт обеспечил Тарасюк. Он договорился накануне со шкипером, привезшим на продажу, два стареньких, но бодрых перекрашенных полицейских Ситроена, о пробном найме машин на несколько часов. Как потом выяснилось, Тарасюк расплатился со шкипером парой меховых безрукавок, заныканных им у кого-то во время эвакуации. На одном из Ситроенов ободралась бежевая краска, и на старом черном ажанском фоне явственно проглядывал грубо нарисованные серп и молот. Увидев это, Барон сказал усмехнувшись:
