Между тем случилось так, что Чарлз и еще один пассажир были подобраны из волн маленьким пароходиком, проходившим возле места крушения, и доставлены на берег. Когда Чарлз по газетам узнал о том, что числится среди погибших, ему пришло в голову оставить это неверное известие неопровергнутым. Он руководствовался тем соображением, что таким образом без всяких хлопот и — главное — без скандала освободит от себя Майценвэ, которая так возненавидела его, что обрадуется возможности попытать счастья с другим. У него был довольно порядочный капитал, находившийся в деле отца, и этот капитал, за предполагаемой смертью собственника, должен был перейти к его «вдове» и обеспечить ее на всю жизнь; одна уже эта мысль была большим утешением для молодого человека, действительно настолько глубоко любившего жену, что он готов был на какую угодно жертву для нее, за исключением одной — лишения себя курения. Предоставив событиям идти своим чередом, Чарлз отправился в Кейптаун, как намеревался ранее, и там, где нуждались в дельных инженерах, вскоре отлично пристроился к одному крупному горному предприятию. Новая страна, новые люди и усиленная деятельность на первых порах всецело поглотили молодого человека, и он надеялся, что с течением времени совершенно забудет о той, которую некогда называл своей женой.
Но, предаваясь такой надежде, он не считался со своим мягким и привязчивым сердцем, которое, раз полюбив, уже не в состоянии было избавиться от этого чувства. Наблюдая за работой своих подчиненных в горах, он то и дело ловил себя на мечте о жене, официально уже числившейся его вдовой. Он видел перед собою ее прелестное, почти детское личико, слышал ее веселый звонкий смех и не мог отогнать от себя этого одновременно и чарующего, и мучительного для него видения. Иногда он проклинал тот час, когда в первый раз увидел Майценвэ; но это в действительности означало только то, что он проклинает свое безрассудство, толкнувшее его на разрыв с женою. Смягченные расстоянием, самые ее недостатки представлялись ему «милыми» особенностями, без которых она была бы лишена половины своей привлекательности. Впрочем, говоря по справедливости, если смотреть на женщин как на существа земные, а не небесные, то Майценвэ была нисколько не хуже, а, пожалуй, даже и лучше большинства современных женщин.
Глядя на яркие южные звезды, Чарлз досадовал, отчего же звезды не светят и над головой Майценвэ; свети они и там, он чувствовал бы себя более близким к жене. Вообще, как это часто бывает, Чарлз с каждым новым днем своей жизни становился все более и более чувствительным, а вместе с тем, или благодаря этому, и более вдумчивым.
В одну ночь он видел во сне, что жена подходит к нему и протягивает ему руку. Он взял эту руку, и они сердечно поздоровались. Потом они вдруг очутились на том утесе, где встретились в первый раз, и стали прощаться. Выходило так, точно один из них должен был уехать от другого на долгое время; но Чарлз не мог понять, кто именно.
В центрах цивилизации смеются над снами, а в стороне от нее мы чутко прислушиваемся к тому, что нашептывается нам во сне таинственными голосами природы. Проснувшись поутру, Чарлз ясно припомнил свой сон и встревожился. Ему показалось, что этот сон — вещий и что он означает смерть его жены. «Она приходила со мной прощаться», — думалось ему, пока он вставал, и эта мысль заставила его похолодеть от ужаса. «Ехать, тотчас ехать… Может быть, успею увидеть ее в последний раз хоть мертвую», — пронеслось у него в голове в то время, когда он дрожащими руками умывался и одевался. Но нельзя же было сразу бросить вверенное ему дело; требовалось привести все в порядок, а на это понадобится несколько дней.
В следующую ночь он опять видел жену; только на этот раз она лежала в той маленькой бристольской часовне, около которой он так часто сидел с нею по воскресеньям. Он ясно слышал, как ее отец читал над нею погребальные молитвы, между тем как ее любимая сестра горько рыдала над ее безжизненным телом. Проснувшись от этого сна, Чарлз сказал себе, что теперь уж ему незачем спешить и он может исполнить просьбу своего патрона, то есть обождать, пока тот не найдет подходящего ему заместителя. Но все-таки он решил вернуться на родину, чтобы побывать на могиле жены и на том утесе, где произошла их первая роковая встреча.
Месяца два спустя Чарлз Сибон, под именем Чарлза Деннинга (как он теперь называл себя), изменившийся почти до неузнаваемости под южноафриканским солнцем и сильно постаревший от горя, в костюме туриста, вошел в харчевню Кромлеч-Армса и попросил отвести ему одну из имевшихся там комнат.
Вечером он вышел прогуляться и направился к незабвенному утесу, на котором шесть лет назад, прямо из моря, подобно Афродите, вдруг появилась прелестная Майценвэ, и Чарлзу захотелось пережить вновь то, что он тогда чувствовал.
Прислонившись к скалистому выступу, он закурил трубку и принялся смотреть вниз на ту самую извилистую тропинку, по которой тогда поднималась Майценвэ. Вдруг — о чудо! — он снова увидел ее идущей оттуда прямо к нему.
Он не дрогнул, не испугался, даже не удивился, точно ожидал этого видения. Это было для него лишь продолжением тех видений, которые осаждали его там, в далекой Африке. Только теперь Майценвэ казалась старше и серьезнее, но от этого еще дороже. Он ждал, не заговорит ли она с ним. Но она молча взглянула на него своими грустными глазами и прошла мимо. Крепко прижавшись к холодному камню и вынув изо рта трубку, он так же молча глядел на нее, пока она не скрылась в надвигавшейся мгле вечерних сумерек.
Если бы он по возвращении в харчевню рассказал о своем видении хозяину, то словоохотливый старик, наверное, сообщил бы ему, что недавно по соседству поселилась молодая вдова, миссис Сибон, с сестрою, и что эта вдова имеет обыкновение каждый вечер посещать тот утес, на котором только что был Чарлз. Или еще лучше: если бы молодой человек вздумал проследить за своим «видением», то убедился бы, что оно на полпути к Кромлеч-Армсу вбежало в хорошенький, обвитый зеленью домик и было там встречено молоденькой женщиной, подхватившей его, запыхавшееся и взволнованное, в свои объятия. И услыхал бы следующий разговор, происшедший между его женой и ее младшей сестрой.
— Что с тобою, Май? Чего ты так испугалась?
— Ах, представь себе, Марджет, я видела его!
— Кого — его?
— Чарлза!
— Чарлза?! — повторила Марджет, с недоумением и испугом глядя на сестру.
— То есть его дух, хотела я сказать, — поправилась Майценвэ. — Я видела его так же ясно, как вижу сейчас тебя. Он стоял на том самом месте, на котором мы встретились с ним в первый раз. Он постарел и сильно изменился… А взгляд его такой грустный и печальный, что… Ах, Марджет, как это ужасно!
И молодая женщина судорожно разрыдалась, цепляясь за сестру.
— Конечно, ужасно, что ты доходишь уж и до галлюцинаций, — говорила Марджет, уводя сестру в ее комнату и заботливо укладывая на постель. — Говорила я тебе, не надо было ехать сюда, тебе тут может сделаться хуже, ты никогда не слушаешься добрых советов, вот и…
— Ах, нет, ты ничего не понимаешь! — сквозь рыдания кричала молодая женщина. — Пойми, мне вовсе не страшно было видеть его. Я нисколько не испугалась… Ведь я каждый вечер ожидала его появления… Нет, я даже рада… счастлива, что он, наконец, пришел… Но ужасно то, что своими капризами я погубила его… Господи, какою бы я была теперь доброй и покорной, если бы он тогда вернулся ко мне живым!.. И почему я сейчас не выпросила у него прощения?..
На следующий день вечером Майценвэ, несмотря на уговоры сестры, опять отправилась одна на утес и снова увидела на том же месте то, что она считала духом своего утонувшего в море мужа.
Чарлз, решившийся было по пути к утесу непременно заговорить с тем, что он, со своей стороны, принимал за дух жены, если этот дух снова покажется ему, опять стоял на утесе, неподвижный и безгласный, точно парализованный дорогим ему видением.
Он был твердо уверен, что это призрак его жены. Можно как угодно осмеивать веру других в привидения и тому подобные явления, но, тем не менее, каждый из нас твердо будет верить в реальность собственных видений. Чарлзу верить в это было еще легче, потому что он провел целых пять лет среди людей, все мировоззрение которых было основано на вере в то, что со смертью человека в землю уходит только его видимая часть, а часть невидимая, та, которая, собственно, и составляет «человека», лишь освобождается от сковывавших его телесных уз и витает где хочет.
То же самое повторялось еще несколько вечеров подряд. Когда же Чарлз настолько овладел собой, чтобы быть в состоянии заговорить, «видение» при первом же звуке его голоса вдруг отпрянуло назад и скрылось.
Но вот в один и тот же вечер Чарлз и Майценвэ поднялись на утес с твердым намерением заговорить друг с другом. Чарлз первый отважился на это. Лишь только к нему стала приближаться закутанная в черное покрывало и действительно походившая в сумерках на призрак женская фигура, он храбро произнес:
