…Пока Хрыч бегал за папиросами, Васюков и Козел еще дважды успели сбыть бутылки. Капитан команды холодильщиков Арнольд Гвоздиковский, вышедший в коридор сосредоточиться перед решающим туром поединка с кулинарами, отдал деньги безропотно. Заартачившемуся же отличнику учебы Федору Брыкину пришлось сделать «физзарядку» и «холодный душ».
Денег в результате набралось изрядное количество, и возвратившегося Хрыча сгоняли еще за двумя бутылками «Розового крепкого».
После этих двух бутылок Козел окончательно захмелел и отказался играть в карты.
— У меня тут где-то баба знакомая, — сказал он. — Щас я ее приволоку.
И он поперся на второй этаж, в красный уголок. У приоткрытых дверей красного уголка дежурил какой-то жиденький хлопчик.
— Папаша, — сказал ему Козел. — Вызови Любку.
— Пока нельзя! — строго ответил дежурный. — Она как раз призы вручает.
— Ах ты, рожа! — возмутился Козел. — А хочешь, я тебе физзарядку сделаю?
И сделал…
Вот, собственно, те немногие детали, которыми хотелось дополнить вышеприведенное сообщение газеты. Все же остальное в заметке изложено верно. Вечер, действительно, прошел интересно и насыщенно, ребята к девушки славно повеселились и с отличным настроением разошлись по своим комнатам.
Четыре страницы про любовь
Страница первая
Витя Бочукин до восемнадцати лет за девушками не ухаживал. Не потому, что он был убежденным женоненавистником, а просто времени не хватало. То надо было перестраивать гардероб в соответствии с резко крутнувшейся модой: расклешивать штанины, замуровывать карманы с боков и прорезать спереди; то копить деньги на портативный магнитофон, а потом бегать с ним по друзьям — записывать на пленку песенки Эдит Пиаф и Высоцкого; то… да, впрочем, мало ли забот в наш стремительный век у юного джентльмена, каковым являлся Витя Бочукин.
А тут вдруг Вите пришла повестка. В указанный день он явился в военкомат, и там ему сообщили, что через неделю забреют в армию, в полном соответствии с законом о всеобщей воинской обязанности. Взволнованный Витя возвращался из военкомата на такси и не утерпел — поделился своими новостями с водителем.
Таксист, оказавшийся довольно бойким на язык товарищем, присвистнув, сказал:
— Теперь у тебя, братка, на всю эту неделю одна должна быть задача — по девкам шуровать. Так, чтобы дым коромыслом. Минимум — двадцать четыре часа в сутки. А то загонят тебя куда-нибудь, где Макар телят не пас, будешь локти кусать. Я сам три года отбухал в нашей группе войск — только в кино баб и видел.
Витя Бочукин учел наставления таксиста и в оставшиеся дни кое-что в этом направлении успел провернуть. А именно: на другой же день он разыскал одну свою полузабытую знакомую Ниночку Куликову и пригласил ее в кино.
Ниночка не заставила себя долго упрашивать. Во-первых, потому, что за последнее время ее как-то мало приглашали в кино или на танцы, а во-вторых, потому, что сердце Ниночки было, в принципе, свободно. То есть, вообще-то, она переписывалась с одним школьным товарищем — Сергеем Терешкиным, третий год дослуживающим на Дальнем Востоке в бронетанковых войсках. Но переписка эта была исключительно дружеской, по крайней мере со стороны Ниночки. Никаких торжественных клятв она Сергею Терешкину не давала и, значит, имела пока что право выбирать и маневрировать.
Так вот, Витя Бочукин, не встретив отказа, сводил Ниночку в кино на два сеанса и, соответственно, дважды проводил домой. Заметил, что каких-либо значительных слов между ними сказано не было. Ниночка выжидающе молчала, предоставив инициативу своему неожиданному кавалеру, а Витя был избавлен от необходимости разговаривать, поскольку при нем находился его спасительный магнитофон. Гуляли они поэтому, как все нормальные люди. То есть Витя левой рукой держал Ниночку за шиворот, а правой нажимал на клавиши магнитофона, подбирая соответствующие моменту лирические мелодии.
Возможно, конечно, что Витя Бочукин и собирался в дальнейшем повесить на стенку магнитофон и конкретно поговорить с Ниночкой, взять с нее, допустим, обещание — что-нибудь наподобие: «Жди меня, моя Маруся, чаще шли приветы…» Могли у него быть такие планы. Однако осуществить их Бочукин не успел.
На этом можно было бы закончить первую из страниц, но, справедливости ради, следует, наверное, упомянуть еще об одном факте, пусть даже ничего существенного не прибавляющем к рассказанному выше.
А факт следующий. В тот день, а вернее, вечер, когда, по подсчетам, Витя Бочукин должен был отбывать к месту прохождения службы, в квартире у Ниночки Куликовой зазвонил телефон.
— Внимание! — сказал деревянный голос. — С вами будет говорить Фантомас!
Некоторое время из трубки доносился нестройный шум, потом вроде бы забренчала гитара и другой голос, чем-то знакомый, с надрывом пропел:
— Вы солдаты, мы ваши солдатки!..
Дальше певец, видимо, забыл слова, шумно всхлипнул и сказал:
— Нинка!.. И-эх!.. А ты, моя хорро-шая… та-рам-там-там-та-та!..
Вот и все.
Страница втораяНедели через две после этих событий вернулся из армии демобилизованный младший сержант Серега Терешкин. Серега вернулся и сразу же начал обустраиваться в мирной жизни, причем с необыкновенной какой-то планомерностью и четкостью, особенно заметными на фоне штатской расхлябанности и суеты.
Правда, первые три дня Серега гулял в кругу родственников и друзей. Но даже гулянка была аккуратная, без куража и безобразий. Хотя и обильная.
На четвертый день Серега поднялся рано, безо всякой опохмелки уничтожил восемнадцать штук оладий со сметаной, запил их литровой кружкой чая и, распихав по карманам гимнастерски документы, строевым шагом направился прямо в автохозяйство № 4. В то самое автохозяйство, откуда он три года назад уходил в армию с должности ученика слесаря, а теперь возвращался классным водителем, дизелистом и мотористом.
А уже на шестой день, оказавшийся первой выходной субботой, Серега Терешкин предложил Ниночке Куликовой стать его женой.
И Ниночка согласилась.
Подружкам Ниночка объяснила свою сговорчивость так:
— А, надоело, девки! Я же с ним три года переписывалась, восемь общих тетрадей извела. А теперь что — этому обормоту Витьке еще три года писать? На фиг надо! Что я им — член-корреспондент?..
Мы крепко подозреваем, что за этим, модным нынче, практицизмом Ниночки скрывалось нечто другое, вполне, может быть, возвышенное чувство: любовь, скажем, или по крайней мере, увлечение. Потому как, честно говоря, бравый и симпатичный Серега Терешкин настолько превосходил своим видом и положительностью окружающих длинноволосых юнцов, что, безусловно, мог покорить сердце любой девушки. Нельзя также сбрасывать со счета и предварительную трехлетнюю переписку. Однако в наши намерения не входит разоблачать притворство Ниночки или судить ее за то, что она произнесла эти никчемные слова вместо каких-нибудь романтических, вроде: «Я вся горю, не пойму отчего…»
Ну, словом, так это было или по-другому, а через положенный месяц Серега повез Ниночку во Дворец бракосочетаний.
Ехали они в такси. Водитель им попался довольно словоохотливый.
— Это ты, братка, правильно делаешь, — говорил он, полуоборачиваясь к жениху. — Раз перешел на мирные рельсы — первым делом строй крепкую семью. Я сам, братка, три года отбухал в группе наших войск. А как вернулся, так Лельку свою за рога и в ЗАГС. Ну, сперва, конечно, подсыпал ей для профилактики. Жалко, ухажеру ее не успел рожу начистить — его, козла, дня за два до этого на флот забрали служить…
Страницы третья и четвертая,
опубликованные в многотиражке завода электрооборудования под заголовком:
«СОЛДАТСКАЯ ОБИДА» (Открытое письма рядового Виктора Бочукина обмотчице Нине К.)
От редакции:
Нелегка солдатская служба: подъемы, тревоги, утомительные ночные марш-броски, постоянная шлифовка боевого мастерства. Но вернутся солдаты в казармы, прочтут письма от родных и близких, от невест и любимых, и посветлеют их обветренные лица. Радуют воинов весточки из дома, особенно от верных подруг, от таких замечательных девушек, которые, как справедливо замечает рядовой энского подразделения Виктор Бочукин, «вместе с нами служат и в стужу спешат на ученье, в прицел с нами верно глядят и в город идут в увольненье…»
Но бывают, к сожалению, и другие письма, от которых обида сжимает сердце солдата. Вот на такое-то письмо прислал ответ в редакцию наш земляк В. Бочукин. Печатаем его с небольшими сокращениями. «Здравствуй, когда-то дорогая Нина! Я получил твое письмо, в котором ты цинично сообщаешь, что вышла замуж. А ведь не прошло и двух месяцев, как мы простились в том светлом парке над тихою рекой. Твое письмо, Нина, мы читали всем взводом, и ребята, как один, возмущались твоим бессовестным и развязным поведением. «Плюнь на нее! — говорили они, выражая свое осуждение. — Еще встретишь настоящую девушку, а не такую фальшивую лгунью».
