III. Вартан, закрой глаза!
Трусиками и лифчиками дело, однако, не ограничилось (все равно ничего не купила). Решила я тогда одним махом семерых убивахом: то есть сразу взять и купить корсет.
Напялила я его на себя быстро, а вот застегнуть вдвоем с продавщицей не можем.
Молния впереди не сходится.
Тогда продавщица сделала упор ногой, изловчилась, уперлась мне в грудь рукой и застегнула-таки корсет.
Но при этом упала на шпагат – ноги в разные стороны, села прямо на землю.
И, падая, зацепила занавеску, за которой мы с ней боролись с корсетом.
Пожилой армянин, хозяин лавочки, увидел интересную скульптурную композицию: тетка сидит на шпагате, а позади нее – другая тетка в корсете и безо всего прочего растерянно глазами хлопает.
Тетка-продавщица закричала:
– Вартан, закрой глаза!
Вартан сказал:
– Ны за што! Такого я еще нэ видэл!
Однажды Митрич, председатель совета собственников нашего дома, подал в суд на управляющую компанию, которая недоплачивала консьержкам.
Ну вот, в один прекрасный день мы с Митричем и отправились в этот самый суд, на заседание.
Опытный Митрич, профессиональный сутяга, начал меня учить:
– Нужно настаивать на моральных страданиях, причиненных вашей маме и вам, – что, мол, вы сильно страдали от недоплат консьержкам. Только (сказал председатель, зная мои штучки) не начните троллить судью.
– Постараюсь, – пообещала я.
Но одно дело – обещать, другое дело – выполнить.
Когда судья спросил меня, почему мы настаиваем на «моральном ущербе» и в чем он заключается, я скорбно произнесла:
– Ущерб был страшный, если честно… Давление, слезы, мучения, бессонные ночи…
Судья, строгий молодой кавказец, очень серьезно относящийся к своей работе, посмотрел на меня иронически:
– Но вы же не знали, что переплачивали, а управляющая компания недоплачивала, – откуда слезы и головная боль?
– Интуиция, – сказала я убежденно. – Которая никогда меня не подводила. Всякий раз, получая счет из ЖЭКа, я заливалась горючими слезами. Подвывала и мама. На шум приходила консьержка и тоже садилась с нами рыдать. А рыдает она, ваша честь, так страшно, что даже собаки пугаются, – она профессиональная плакальщица, подрабатывала когда-то на похоронах. Но там она плачет неискренно, за деньги, а здесь – сами понимаете… Выучка, однако, осталась: я никогда не слышала, чтобы так убивались, так выли… Так что если что, ваша честь…
Судья незаметно перекрестился и строго произнес:
– Не отвлекайтесь, пожалуйста.
Я продолжила, не моргнув глазом:
– Вообще, ваша честь, это были трагические дни – начиная с десятого числа каждого месяца. Именно на эти дни приходился пик нашего недомогания, слез и мучений. Потом целую неделю отойти не можешь: руки трясутся, голова кружится, ни работать, ни веселиться, ни сериал «Серафима» посмотреть – непременно сорвешься в плач и крик.
Ну и так далее.
Судья много чего видел, но с таким безобразным лицемерием сталкивался, по-моему, в первый раз. Тем не менее пошел навстречу:
– Хорошо, – сказал он по-судейски сурово. – Суд учтет это – и ваши переживания, и мучения. Правда (он улыбнулся), как может заболеть голова от того, что вам лишние 30 рублей приписывали?
– Так ведь еще и 10 рублей – с антенны. И 5 – с домофона. Этого мне уже не вынести…
Когда мы вышли, председатель похлопал меня по плечу:
– Молодец! На актерском не училась?
– Нет, просто много смотрю телик. Например, программу «Суд идет». Там часто разные убивцы рыдают и говорят, что на самом-то деле боятся обидеть муху… Муха, говорят они, надоедливо жужжит, а он, убивец этот, тем временем лежит себе, как толстовец какой, и думает философски: муха ведь тоже по-своему человек… Посланница другого мира – насекомых… Как же так я вот щас встану и газетой «Завтра» прибью эту муху? Нетушки (говорит, как правило, этот убивец) я – христианин!
Председатель говорит мне:
– Не понял: убивец говорит – щас встану и убью завтра? Как это?
– Нет, это газета так называется – «Завтра». Была еще газета «Сегодня». Но ее закрыли. Если бы ее не закрыли, то убивец мог бы сказать что, мол, щас встану и убью газетой «Сегодня». А так, вы правы, получается какая-то фигня: убью завтра, а встану сейчас.
Председатель, человек без юмора, посмотрел на меня с недоумением.
Пошла я как-то на почту отсылать читателям свою первую книжку – «Мама, Колян и слово на букву “Б”».
Протягиваю пакет со своими книжками, а работница почты мне говорит:
– А что у вас там? Выньте из пакета! Точно книги?
– Точно – книги.
– Художественные? – спросила она строго.
Я вздохнула:
– Отчасти.
– Не порнография?
– Отчасти, – опять сказала я.
– Как это – отчасти? Ну-ка покажите!
Я вынула из пакета одну книгу.
Работница почты стала рассматривать обложку.
– А что такое слово на букву «Б»?
– А то вы не знаете! – вдруг сказал мужчина в драповом пальто, стоявший за мной в очереди.
– Братство, – сказала я замогильным голосом. Там имеется в виду – Братство.
– Кольца? – спросил мужчина.
– Какого еще кольца? – осведомилась работница.
– Есть еще Свобода и Равенство, – сказала я.
Мужчина в драповом пальто осклабился:
– И блядство. Несвобода, неравенство и, как результат – полнейшее блядство.
– Так это книга о несвободе, неравенстве (работница почты слегка запнулась) и… блядстве?
– Ну, в своем роде, – произнесла я скорбно.
– Какие странные посылки и письма люди шлют, – задумчиво проговорила работница почты, симпатичная молодая женщина. – Один дед долго тут писал, прямо на почте, со всеми громко советуясь, матерное письмо Собянину, другой – Фиделю Кастро…
– Матерное? – спросил мужчина.
– Жаловался на Собянина? – спросила я. – Фиделю?
– Ну, не знаю даже. Он не сказал, что за письмо: я только видела адрес: Куба, Фиделю Кастро.
– Отослали? – с любопытством спросил мужчина в драповом пальто.
– Не-а. Он индекс не знал – а без индекса мы письма не принимаем.
Мужчина в драповом пальто покрутил пальцем у виска.
– Ну хорошо, – примиряюще произнесла работница, взяв у меня посылку. – А у вас что? – спросила она мужчину.
Тот замялся.
Работница подмигнула мне – и точно: когда он отошел, отдав заказное письмо, там на конверте было написано: Москва, Кремль, проект.
Она наклонилась ко мне и тихо прошептала:
– В последнее время такие письма участились. Обычно весной и осенью многие пишут или в Кремль, или Фиделю Кастро.
Как-то в химкинской маршрутке шофер такой попался «вихлястый» – плохо вел машину, вихлял.
Одна старушка ему и сказала:
– Че ты вихляешься-то?
А он говорит:
– Твист любил в молодости, такие дела, бабка.
А она говорит:
– Стиляга, штоле, был?
Шофер вдруг говорит:
– Э, нет! Стиляг я ненавидел. Пидарасы они.
Старушка говорит:
– Они пидарасят тихо себе, а ты нас в могилу везешь!
– Да тебе-то какая разница? И так уже скоро… тово…
Старушка внезапно согласилась:
– Тово, конечно, ясное дело… Но не на шоссе же! А дома – батюшка придет, соборует…
Тут какой-то мужчина ввязался:
– Я пока не готов, – говорит.
Старушка к нему обернулась:
– А ты, милок, готовься. Нужно всегда быть готовым.
– Мементо мори? (вдруг спросила более-менее интеллигентная дама).
Тут шофер говорит:
– Я щас на заправку заеду.
И заехал.
А все разбежались.
Шофер вернулся и удивился:
– А где народ?
– Пока, видно, не готовы, – сказала я.
Шофер вдруг посмотрел на меня с сожалением:
– Ладно, тебя, как самую смелую, тихо довезу. Поживешь еще…
Стою на остановке, подходит тетка и спрашивает:
– Маршрутка эта до Нарвской довезет?
– Довезет, – говорю.
– Точно довезет?
– Точно довезет…
– А вы откуда знаете?
– Не впервой, – говорю.
– А вдруг возьмет и не довезет?
– Ну куда-нить ведь довезет же!
Тетка говорит:
– Куда-нить – это куда?
Тут какой-то алкаш подошел и сказал радостно:
– А хоть куда!
Тетка ему говорит:
– А хоть куда – это куда?
– Мне лично похеру, куда…
Тетка (возмущенно):
– А мне не похеру!
Алкаш:
– А мне похеру!
И меня спрашивает:
– А тебе похеру?
Я говорю:
– Вроде как и похеру – с одной стороны, а с другой – вроде как и не похеру…
Алкаш говорит:
– Ты не темни! Отвечай – похеру или не похеру?
Тетка говорит:
– Да уж, отвечайте по существу!
Тут подходит маршрутка.
Тетка (уже шоферу):
– До Нарвской доедете?
Шофер угрюмо молчит.
Алкаш (радостно):
– Видал! И ему похеру, куда ехать!
Шофер вдруг (агрессивно):
