— Ну что ж, — сказал мистер Хоуп, опуская монету в карман. — Нет так нет.
Существо поплелось к двери.
— Погоди! Погоди! — раздраженно проговорил мистер Хоуп.
Фигура замерла, взявшись рукой за дверь.
— Ты что, вернешься служить к Хэммонду?
— Нет. Я там не служу. Меня наняли только на пару недель, пока у них одна девушка болела. Но она вышла нынче утром.
— Кто твои родители?
На лице у Томми отразилось недоумение.
— Вы про что?
— Ну, с кем ты живешь?
— Ни с кем.
— Так что, за тобой некому присматривать... некому о тебе заботиться?
— Заботиться? Обо мне? Я не мимоза какая-нибудь!
— И куда же ты сейчас?
— Как куда? Вон.
Раздражение Питера Хоупа нарастало.
— Я спрашиваю, спать ты где будешь? Есть у тебя деньги, чтоб заплатить за ночлег?
— Ну есть кое-какая мелочь. Только у меня насчет переночевать особых претензий нету. Куда нам с вами тягаться. Если дождик не пойдет, поспим под открытым небом.
Элизабет пронзительно мяукнула.
— Так тебе и надо! — в сердцах отозвался Питер. — Миллион раз тебе говорил, не суйся под ноги, тогда никто тебе на лапу не наступит!
По правде говоря, Питера разбирала злость на самого себя. По совершенно, как ему представлялось, непонятной причине его мысли упорно возвращались к Илфордскому кладбищу, в потаенном уголке которого была погребена та хрупкая и нежная, чья грудь оказалась слишком слаба, чтоб вдыхать туманный лондонский воздух; а рядом с нею лежит в земле еще более крохотный, более хрупкий осколок человечества, нареченный Томасом в честь единственного стоящего из родственников — именем, достаточно обыденным, как Питер не раз себе говорил. Где ты, здравый смысл, какое отношение имеет усопший и погребенный Томми Хоуп к тому, что сейчас происходит? Все это чистейшие сантименты, а сантименты были крайне ненавистны Питеру Хоупу. Не он ли строчил бесчисленное множество статей, в которых изобличал пагубное влияние сантиментов на современников? Не он ли, всякий раз обнаруживая в пьесе или в книге, клеймил их? Однако время от времени сознание Питера Хоупа пронзало подозрение: а что, если, несмотря на все это, ему самому не чужда доля сентиментальности? Многое говорило за это. Наличие подобного страха бесило Питера Хоупа.
— Подожди меня здесь, я скоро вернусь, — буркнул он, хватая изумленное создание за шарф и вытягивая на середину комнаты. — Садись и не вздумай двигаться с места.
И Питер удалился, громко захлопнув за собою дверь.
— По-моему, он малость спятил, а? — заметил Томми, обращаясь к Элизабет, как только за дверью замерли шаги Питера.
Многие имели обыкновение обращаться к Элизабет. В ней было нечто, располагавшее к общению.
— Да чего там, видно, совсем заработался! — жизнерадостно заключил Томми, усевшись, как было предписано.
Прошло минут пять, а может, и десять. После чего появился Питер в сопровождении дородной, невозмутимого вида особы, которой — в том можно было не сомневаться, судя по ее виду, — чувство изумления органически не было свойственно.
Томми поднялся.
— Вот вам... сей объект, — пояснил Питер.
Миссис Поустуисл, сжав губы, слегка поправила прическу, приняв выражение незлобивого презрения, с каким обычно взирала на все каверзы человечества.
— Понятно, — сказала миссис Поустуисл. — Как же, помню, видала ее там... по крайней мере, тогда она явно выглядела девицей. Куда подевалась твоя одежда?
— Она была не моя, — пояснил Томми. — Мне миссис Хэммонд одолжила ее на время.
— А это, что ли, твое? — спросила миссис Поустуисл, указывая на синюю шелковую блузу.
— Ага.
— И с чем ты это носила?
— С трико. Только его давно уж нет.
— С чего это ты ушла из акробаток и нанялась к миссис Хэммонд?
— Так просто бы не ушла. Здорово грохнулась.
— И где в последний раз работала?
— В труппе у Мартини.
— А до него?
— Столько всяких трупп было!
— Тебе говорили, кто ты, парень или девица?
— Чего-то не помню. По-разному, одни так говорили, другие эдак. Как кто хотел, так и называл.
— Сколько тебе лет?
— А я знаю?
Миссис Поустуисл повернулась к Питеру, который стоял, позвякивая ключами:
— Что ж, наверху есть свободная кровать. Вам решать.
— Вот уж чего бы мне вовсе не хотелось, — заметил Питер, понизив голос до доверительного шепота, — так это выглядеть идиотом.
— Воистину достойная цель для того, кто способен этого избежать, — согласилась миссис Поустуисл.
— Но все же, — продолжал Питер, — на одну ночь можно рискнуть. А завтра обмозгуем, как быть дальше.
Упоминание о «завтра» всегда сулило Питеру удачу. Стоило ему произнести это магическое слово, как у него неизменно поднималось настроение. И на его лице, обращенном к Томми, выразилась уверенность, исключающая всяческие колебания.
— Превосходно, Томми, — изрек мистер Хоуп, — сегодня ты можешь переночевать у меня. Отправляйся-ка с миссис Поустуисл, она покажет тебе твою комнату.
Черные глазки сверкнули.
— Это что, вроде проверка?
— Обо всем поговорим завтра!
Черные глазки потускнели.
— Послушайте! Скажу вам прямо: это не по совести!
— О чем ты? Что не по совести? — воскликнул Питер в недоумении.
— Вы меня хотите в тюрьму отправить!
— В тюрьму?
— Ну да! Знаю я, сами скажете, что в школу. Не вы первый такие штуки проделываете. Так не пойдет. — Ясные, черные глазки сверкнули негодованием. — Никому я ничего плохого не делаю. Я работать хочу. И могу себя прокормить. Мне не привыкать. Кому какое до этого дело?
Если б ясные черные глазки удержали в себе негодующий вызов, тогда б и Питер Хоуп удержал в себе здравый смысл. Однако Судьба распорядилась так, что глазки внезапно исторгли бурные слезы. И при виде этих слез здравый смысл Питера Хоупа отступил, посрамленный, что и дало начало многим последующим событиям.
— Что за чушь, — сказал Питер. — Да пойми же ты! Мне и в самом деле надо тебя испытать. Ведь ты же хочешь работать у меня. Вот потому я и сказал, что все подробности мы обсудим завтра. Ну же, экономки не должны плакать.
Залитая слезами мордашка вскинулась.
— Это правда? Честное-благородное?
— Честное-благородное. А теперь ступай и умойся. После подашь мне ужин.
Странноватое существо, все еще хлюпая носом, поднялось.
— Значит, с кормежкой, постелью и за шесть пенсов в неделю?
— Ну да, ну да! На мой взгляд, условия приличные, — согласился Питер Хоуп, подводя итог. — А как вам, миссис Поустуисл?
— Прибавьте к этому платье... ну, или там пиджак со штанами, — вставила миссис Поустуисл. — Это уж как водится...
— Да, разумеется, все как положено, — согласился мистер Хоуп. — Шесть пенсов в неделю плюс одежда.
Теперь Питеру в компании с Элизабет пришлось ждать возвращения Томми.
— Как бы я хотел, чтоб это оказался мальчик, — сказал вслух Питер. — Видишь ли, всему виной туманы. Ах, если б у меня были средства послать его лечиться!
Элизабет задумчиво внимала ему. Дверь распахнулась.
— Вот это уже лучше, — произнес Питер, — много лучше! Клянусь, ты выглядишь вполне прилично.
Стараниями практичной миссис Поустуисл обе стороны в конце концов сошлись на длинной юбке; выше прикрывала наготу широкая шаль, со знанием дела обмотанная вокруг фигуры. С придирчивостью истинного джентльмена Питер осмотрел руки и удовлетворенно отметил, что в чистом виде они выглядят весьма опрятно.
— Дай-ка мне свой картуз, — сказал Питер и зашвырнул его в горящий камин. Картуз ярко вспыхнул, распространяя странные ароматы.
— Там в коридоре у меня висит дорожное кепи. Можешь пока поносить. Вот тебе полсоверена, купи мне холодного мяса и пива к ужину. Все остальное, что потребуется, найдешь либо в том буфете, либо на кухне. Не приставай с бесконечными расспросами и старайся не шуметь!
С этими словами Питер вернулся к прерванной работе.
— Насчет полсоверена, это прекрасная мысль, — проговорил Питер. — Теперь, вот увидишь, почтенный Томми нам докучать не будет. Вот уж безумие в наши-то дни превратиться в няньку!
Перо Питера царапало бумагу, разбрызгивая чернила. Элизабет не сводила глаз с двери.
— Потеряли четверть часа, — сказал Питер, взглянув на часы. — Что я тебе говорил!
Статья, над которой корпел Питер, начинала причинять ему беспокойство.
— Нет, все-таки почему он отказался от шиллинга? Лукавство! — заключил Питер. — Чистое лукавство. Элизабет, старушенция, мы вышли из этой оказии с наименьшими потерями. Насчет полсоверена, это идея прекрасная.
Тут Питер разразился смешком, чем взбудоражил Элизабет.
Но все же удача не сопутствовала Питеру в тот вечер.
— У Пингла все распродано! — сообщил явившийся с покупками Томми. — Пришлось идти к Бау на Фаррингтон-стрит.
